Территория Холода

Не находит.

Злится.

Смотрит на меня.

Не дожидается реакции и нервно хватается за собственные коленки, сжимаясь в тугую струну.

– Ты ее не то чтобы отогнал, – нехотя начинает Старшая. – Отогнал ты, скорее, самого Нумеролога. Заставил прийти в себя. Холод его не достал и ушел. Ты его запутал, понимаешь?

– Нет, – честно отвечаю я. – Не понимаю. Совсем! Какого черта ты говоришь об этой штуке так, будто это нечто обычное?!

Старшая буравит меня глазами.

– Потому что это так. Здесь – так бывает. Но об этом не принято говорить вслух. Меньше говоришь, меньше ее призываешь. Точнее, это. – Она недовольно вздыхает. – Это здесь называют просто Холод. Думаю, не надо объяснять, почему?

Я кривлюсь в ответ на очередную колкость, но предпочитаю проигнорировать выпад Старшей.

– Название мало что объясняет. Что это? Откуда взялось? Почему приходит? Что делает?

Старшая морщится от потока вопросов, как от прокисшего супа.

– Полегче на поворотах! – осаживает она. Затем нервно оправляет пижаму безо всякой надобности и картинно покашливает. – Думаешь, ты самый умный тут? Спрашивает он, что это и откуда! Только посмотрите на него!

Я закатываю глаза.

– Уймись, тут нет зрителей. Если не знаешь ответа, так и скажи, хватит воображать себя Майором.

Щеки Старшей почему-то краснеют.

– А Майор здесь при чем?

– Не строй дурочку, – машу рукой я, и Старшая вздрагивает, как от пощечины, но я предпочитаю сделать вид, что не заметил этого. – Думаешь, я не понял, у кого ты этих командирских замашек нахваталась? Копируешь отлично. Но пример, на мой взгляд, не лучший, уж извини.

Старшая невесело усмехается.

– По-твоему, я его копирую?

– Тебя, что, заинтересовало мое мнение? – удивляюсь почти искренне.

На губах Старшей тоже появляется улыбочка, только кислее моей.

– Ты, наверное, первый, кто предположил, что я просто его копирую. Одноклассницы думают, что я его охмурить пытаюсь.

– Фу! – невольно выкрикиваю я. – Он же старый!

Старшая смотрит на меня своим фирменным долгим и пристальным взглядом, а потом вдруг начинает хохотать. При хриплом голосе смех у нее оказывается громкий, звонкий и до ужаса заразительный. Я против воли подхватываю его и тоже смеюсь. Хотя, судя по звукам, скорее, крякаю: смеяться больно, но я все равно почему-то не могу сдержаться. Удивляюсь, как к нам еще не пришел кто-то из соседей…

Соседи! Холод! А если…

Резко вскакиваю, тихо ахнув от боли в груди и придержав ее рукой.

– Старшая… Холод! А если он… а если он ушел к кому-то из соседей? Мы же его только отсюда прогнали, он может…

Старшая машет рукой.

– Сядь, отдышись, – серьезнеет она. – Никого он больше не тронет. Он за Нумерологом приходил. – Ее брови сдвигаются к переносице. – Ничего бы этого не было, если б Стриж с Далай-Ламой и Сухарем вовремя поняли, что Нумеролога надо тащить в Казарму. – Она переводит на меня взгляд и снисходительно кивает. – Да сядь ты уже! Только в себя пришел, опять за грудь схватился. Раз уж решил подставиться Холоду, дай потом себе время оправиться.

Глотаю горькую пилюлю нотации Старшей, и мы с пружинами кровати скрипим в унисон.

– Что он такое? Призрак или… что-то типа того? – устало выспрашиваю я. Старшей, похоже, становится совестно за слишком частые уходы от ответов, и она кивает.

– Скорее, что-то вроде ожившей легенды. Дети интерната рассказывали друг другу страшилки у костра целыми поколениями: про Холод, про болотницу. Были и другие страшилки, но эти почему-то рассказывали чаще всего. Когда в какое-то явление верит разом слишком много людей, это может сделать его реальным.

Я скептически приподнимаю бровь.

– Ты это серьезно сейчас?

– Что, в груди не болит уже?

Мои губы сжимаются в смущенную гармошку. С каждой секундой мне все больше хочется отрицать то, что я видел. Если бы не боль в груди, ей-богу, уже решил бы, что это все было просто кошмарным сном.

– Ладно… – Я качаю головой, не веря, что допускаю нечто подобное. – Ладно. Допустим. Ожившая легенда, так? И что она делает? Зачем приходит?

Старшая пожимает плечами.

– Если б мы так хорошо разбирались в его мотивах, может, уже и прогнали бы. Мы не знаем, почему он приходит. Но иногда кому-то снится сон-бродун. Это вестник Холода… по крайней мере, я так думаю. Всегда, когда кому-то снится такой сон, потом приходит Холод.

– Сон-бродун?

– Этот сон бродит от одного ученика к другому, – терпеливо объясняет Старшая. – Он всегда одинаковый: в нем интернат как будто заброшенный…

Меня прошибает током. Откуда Старшая могла узнать, что мне снилось?

– Я же видел такой сон! Прямо сегодня!

Старшая кажется удивленной. Похоже, я слишком быстро интегрируюсь в жизнь интерната, и ее это смущает. Еще немного и она, наверное, будет готова взять назад свои слова о том, что мне здесь не место.

– И в этом сне ты ходил по территории?

– И видел единственное окно со светом – в нашей комнате. В тридцать шестой.

– Огонек видел? – удивляется Старшая. – Значит, это не бродун. Там весь интернат…

– Порос сорной травой и лесом?

– Да, но…

– Так и было. И я видел все, как на ладони, хотя стоял у самых ворот. Только в ученическом корпусе горело одно окно, и я пошел в эту комнату. Открыл дверь и проснулся, а потом… потом все случилось.