Удивительное рядом

–Это какую щуку надо поймать, чтоб порвалась, – вспомнила продавщица специфику магазина.– Теперь лески прочные делают, многослойные. Выдержит, будьте спокойны.

ГОСПОДА ДВОРЯНЕ

Отдел, в котором работала Марина, был небольшой, и назывался отделом технической информации. Трудились здесь в основном женщины, только начальник был мужчина. На работе Марине было скучно. В разговорах, которые обычно бывают в женском коллективе – о мужьях, о детях, о магазинах и рынках – она не участвовала, от них ей становилась совсем тоскливо. Когда не было срочной работы, она потихоньку вынимала из ящика стола книгу и читала. Многих в коллективе она раздражала своей замкнутостью, которую сотрудники принимали за высокомерие. Дождавшись пяти часов, Марина ехала домой, где её ждали муж и пятилетний сынишка. Муж работал прорабом на стройке, хорошо зарабатывал. Марина считала, что с мужем ей в некотором роде повезло. Он оказался вполне домашним человеком: любил готовить, так что от этой заботы Марина была полностью освобождена. Он любил Марину, обожал сынишку, и, по-видимому, чувствовал себя счастливым в семейной жизни. Марина тоже любила мужа, с которым познакомилась, когда оба учились в строительном институте. На первых порах её замужества Марину вроде бы всё устраивало. Но со временем она стала понимать, что живёт в рутине, из которой не видела выхода. Каждый день одно и то же: работа, дом, опять работа. А так хотелось куда-нибудь выбраться, хотя бы в выходные. Но получалось так, что муж сильно уставал на работе, и в выходные его невозможно было куда-нибудь вытянуть. Единственное, что она могла себе позволить, сходить с сынишкой в зоопарк или на детский спектакль в театр. Марина чувствовала, что ей всё время чего-то не хватает. Она бы с удовольствием побывала с мужем в театре, съездила бы хоть раз за границу… К тому же у неё не было подруги, с которой бы она могла чувствовать себя свободно, с которой ей было бы интересно общаться…

Но вот однажды в отдел, где работала Марина, пришла новая сотрудница. Марине сразу показалась приятной хрупкая девушка с льняными волосами и причёской «каре». Удивил её выговор – мягкий, с небольшой картавинкой. Понравилось, как она одевается: как-то особенно элегантно сидела на её стройной фигурке широкая в складку юбка, собранная поясом на талии. Руки она кокетливо держала в карманах этой юбки, и оттого походка её казалась изящной и грациозной. Оля, так звали новую сотрудницу, тоже как-то сразу прониклась симпатией к Марине. Частенько она подходила к её столу, слегка присаживалась на край, и они принимались щебетать. К большой радости обеих, им было, о чём поговорить. Марине приятно было слушать, как Оля рассказывает о своих увлечениях: она и рисовала, и плела сама небольшие коврики, и стихи писала. Тем не менее, обе они имели техническое образование, и теперь приходилось, как говорила Оля, влачить техническое существование. Марина была удивлена, что моложавая на вид Оля, не была такой уж молодой. Оказалось, что они были почти ровесники – обеим было за тридцать.

Как-то раз после работы Оля пригласила Марину к себе в гости. Жила Оля с мамой в небольшой двухкомнатной квартире. Уже в прихожей Марина увидела многочисленные работы Оли: на полу лежал красочный коврик, на стенах висели картины из соломки, вышивка, поделки из дерева. Всё это словно обволакивало гостя душевным комфортом жилища. Олиной маме, Екатерине Георгиевне, на вид было лет семьдесят. Полная, медлительная, она, тем не менее, двигалась с особой статью. Сначала она настороженно отнеслась к новой подруге дочери. Но когда сели за стол, первоначальное напряжение спало. И хотя угощение было очень скромное – салат из огурцов и помидор, сосиски с пюре, сервировка стола поразила Марину. Посуда, из которой они ели, по-видимому, была очень старинная: красивые тарелки из тонкого фарфора, серебряные ножи и вилки с вензелями. Марина не удержалась и спросила Екатерину Георгиевну, откуда у них в доме такая посуда. Та ответила не сразу. Она немного помолчала, будто сомневаясь, стоит ли рассказывать едва знакомому человеку то, что до поры было глубоко запрятанной семейной тайной. Но, Марина почему-то внушала ей доверие, к тому же Екатерина Георгиевна хорошо знала, что Оля не пригласит в дом кого попало.

– Знаете ли, – начала она, – мы ведь не всегда жили так скромно, как теперь. Я давно на пенсии, Оля зарабатывает немного. Конечно, когда был жив Олин отец, мы жили лучше. Он работал главным инженером на крупном предприятии. Но пять лет назад он умер. Замечательный был человек, добрый. Всё умел делать, за что бы ни брался. Оля, наверное, в него уродилась – у неё тоже, чем ни занимается, всё хорошо получается… Но посуда эта появилась, конечно, ещё раньше. Это то, что осталось от тех сервизов, которые служили ещё моим родителям, и их родителям. Оля ведь потомок дворян, – сказала она с нескрываемой гордостью.

«Так вот откуда у Оли изящные манеры; они, вероятно, передаются с генами», – подумалось Марине.

– Вся эта посуда – это почти всё, что осталось из вещей нашего рода, – продолжала Екатерина Георгиевна печально. – Хотя, счастье, конечно, не в материальных ценностях, а в том, что у человека в душе. А это уж никто не отнимет, – голос у неё немного дрогнул.

Марине хотелось перевести мрачные мысли Екатерины Георгиевны на что-то другое.

– А как вкусно есть из такой посуды, – сказала она.

– Да, это правда. Это всё создавалось не только для внешней красоты, но и для здоровья. Оля тоже творит красоту в своих работах, и это тоже для здоровья духа, здоровья мыслей.

Она помолчала, потом, призадумавшись, сказала:

– Жаль только, что никак замуж не выйдет. А вы замужем, Марина?

– Да, у меня муж и ребёнок.

– Это хорошо, – Екатерина Георгиевна помедлила, потом сказала:

– Видите, как у нас в семье получается.… У моей мамы, Олиной бабушки, было восемь детей; у меня в Олином возрасте – уже четверо, а Оля даже и замуж ещё не вышла. Что-то не то творится…

– Ну ладно тебе, мама. Давайте лучше чай пить, – Оля старалась уйти от неприятной темы. – Я такой тортик купила – вскочила она, чтобы бежать на кухню. И от слова «тортик», задребезжавшего в её устах, Марине стало необыкновенно уютно и весело.

Чай пили тоже из красивых чашек из тонкого фарфора.

Прошёл год. Оля по-прежнему любила присаживаться на краешек Марининого стола, и они болтали о том о сём. Оля приобщила Марину к музею Народов Востока, куда они теперь частенько ходили вместе; иногда Марина брала с собой сынишку. В музее Оля делала зарисовки диковинных орнаментов ковров, чтобы потом использовать их в своих работах, а Марина с удовольствием рассматривала экспонаты дотоле неизвестного ей музея.

Потом случилось так, что Оля должна была покинуть отдел. Со своим слабым здоровьем ей трудно было высиживать на работе по восемь часов ежедневно. Её старший брат Борис, профессор в техническом ВУЗе, устроил её в свой институт на военную кафедру. Там режим был более свободный, хотя зарплата у Оли стала меньше. На какое-то время тесная связь подруг прекратилась. Они, конечно, созванивались, но виделись уже не каждый день.

Как-то раз Оля сообщила по телефону, что сейчас занимается поиском своей родословной. И даже уже ездила в бывшую северную столицу и рылась в архиве военно-морского флота, потому что знала, что её прадед был морским офицером. Оля сказала, что нашла бумаги, подтверждающие её дворянское происхождение, и теперь собирается вступить в Дворянское Собрание. Марина недоумевала, зачем ей всё это нужно, и Оля обещала объяснить всё при встрече.

Такая встреча вскоре состоялась. Но и тут Марина сначала ничего не поняла, только видела радостное лицо подруги и услышала её рассказ о том, как трудно было подтвердить своё дворянское происхождение. Но потом Марина стала догадываться, что Оля ставила вполне определённую цель. Видя всю безнадёжность выйти замуж, исходя из её сегодняшнего окружения, она надеялась встретить человека, как говорили в старину, «своего круга», который, может быть, тоже унаследовал гены благородных и образованных предков. А где его встретишь, как ни в Дворянском Собрании.

Прошло ещё какое-то время, и Марина решила позвонить Оле, узнать, приняли ли её в Дворянское Собрание. На этот раз они договорились встретиться у Марины дома. Когда Марина открыла дверь, на пороге стояла Оля, похудевшая, уставшая, но глаза у неё блестели. Чуть ли не с порога она сообщила, что её приняли, и, самое главное, она уже побывала на балу в Дворянском Собрании, который закончился так поздно, что ей даже пришлось заночевать у Фенички Толстой. Кто такая Феничка, Марина не стала уточнять, вероятно, кто-то из потомков Льва Николаевича Толстого. Ей важно было выяснить другое.

– Ну а как сам бал, ты танцевала?– с нетерпением допытывалась Марина.

– Конечно, танцевала. И даже специально для бала сама сшила очень красивое платье, длинное такое, до пола. И Оля стала подробно расписывать своё бальное платье, которое она расшила мелкими розочками.

– Ну, а как кавалеры? – Марине не терпелось узнать главное.

Оля как-то сникла.

– Обыкновенные инженеры, учителя, врачи; нищета, одним словом, – слегка улыбнулась она. – Но, конечно, во фраках, – опять блеснули её глаза, – так положено по этикету.

Ещё Оля рассказала, что мама её недавно умерла, что брату Борису пришлось продать дачу, куда Оля с мамой выезжали на лето. Содержать её на свой теперешний профессорский оклад, когда всё вокруг чуть ли не каждый день дорожает, он уже не мог.

По всему было видно, что Оля переживает трудные времена, то и дело тень печали появлялась на её лице. Тем не менее, Марина ощущала, что подруга заряжена энергией и оптимизмом. Вероятно, что-то хорошее замаячило в её жизни.

НА ВЫСТАВКЕ МОДНОЙ ХУДОЖНИЦЫ

Все улицы небольшого провинциального городка были оклеены афишами, кои извещали об открытии выставки молодой художницы-авангардистки Клифы Рифовой.* Имя художница придумала себе сама, имея ввиду с одной стороны необычайную высоту своей творческой фантазии, а с другой – глубину отображаемых в своих работах образов.

Для выставки было выделено помещение в местном музее, и желающих посмотреть картины Клифы Рифовой было предостаточно. Сама же художница, облачившись в длинную коричневую юбку, ярко-жёлтую свободного покроя блузу, надев свою любимую зелёную широкополую шляпу, с альбомом в руках отправилась гулять по городу в поисках новых сюжетов, предварительно оставив при входе на выставку тетрадь для отзывов с привязанной к ней ручкой.

Тем временем посетители выставки толпились у её картин. Одних картины художницы вгоняли в недоумение: «Что это? Кубы какие-то, в глазах рябит от пестроты!»

Другие ходили по выставке молча, чувствуя неловкость оттого, что не могут понять замысла автора полотен; они долго стояли перед каждой картиной, стараясь разобраться в сюжете, но, так и не придя ни к какому решению, в сердцах покидали выставку, жалея о потерянном времени.

Но были на выставке и настоящие знатоки авангардного искусства; они приходили в восторг от каждой картины Клифы Рифовой.

Вот две дамы неторопясь подходят к полотну огромных размеров.

– Ах, какая прелесть! – говорит одна.

– Какие краски, какой колорит! – восхищается картиной её подруга.

– Давай отойдём, посмотрим на неё издалека, – предлагает первая.

Они отошли от картины метра на три и уже приготовились рассматривать её с того расстояния, когда крупные мазки сливаются воедино, придавая картине целостность изображения, как в поле их зрения попал щупленький старикашка. Он подошёл почти вплотную к картине, нагнулся, чтобы прочитать название, картина называлась «Рыбаки в море», потом отошёл подальше, и оказался как раз между картиной и дамами.

– Гражданин, вы загораживаете картину. Вы разве не видите, что мы рассматриваем её?.. – возмутились дамы.

Старикашка обернулся к дамам и пробурчал:

– Что тут рассматривать? Рассматривай – не рассматривай, всё равно не разберёшь, где тут рыбаки, а где море. Вижу только зелёные ветки.

– Ах, боже мой, – возмутились дамы, – какие ветки, это и есть волны на море.

– А почему они зелёные?– не унимался старикашка,– волны должны быть синие, или уж, на худой конец, бирюзовые. Это определённо ветки. – Он стал перемещаться то влево от картины, то вправо. – И рыбаков что-то не разгляжу. Где рыбаки? – обернулся он к дамам.– Или скажете, за ветками спрятались, то есть за волнами?

– Вы очень близко стоите, встаньте рядом с нами, – посоветовали дамы.

Старикашка медленной походкой подошёл к дамам и встал с ними в один ряд.

– Ну вот, видите теперь?

– Всё равно ничего не вижу.