Колдовской отведай плод

– Во-вторых, – продолжила Данни, – как ты себе представляешь перевозку этой громадины? Я его и сюда-то еле доставила.

– Можно прицепить сзади к быстроходке, – предложила я. – Для чего-то же у рояля есть колесики.

– Тогда она превратиться в медленноползушку, – отпарировала подруга. – И вы доедете до яблочного дома в лучшем случае через три дня. Нет-нет, этот вопрос решенный, обжалованию не подлежит. Ну, все, постоим на дорожку, и в путь.

Мы постояли.

– Захвати лампу, – напомнила Данни.

Лампу! Действительно, я ведь чуть не оставила переговорник!

Более того – я совершенно забыла про мамин вызов! И про обещание поговорить с ней, как только вернусь домой. Хороша дочка!

– Данни, – сказала я, – давай задержимся еще хотя бы на полчасика. Мне очень—очень надо поговорить с мамой.

– Ты с ума сошла! – подруга всплеснула руками. – Поговорить! Да ведь за окном уже темнеет! А вам еще ехать и ехать!

– Может, завтра? – спросила я. Ехать в темноте, да еще с таким водителем, как Гвейн…

– Никаких завтра! – отрезала Данни. – Я тебя знаю, найдешь еще кучу неотложных дел. Все, топай.

– Мама очень ждет, – я постаралась сделать свой голос как можно более жалобным.

– Ничего, подождет, – категорично велела подруга, выпихивая меня из квартиры. – У мамы новая счастливая жизнь, а у тебя пока нет. Мира, не тормози, шевели ногами! Поговорить можно и в быстроходке!

Согласна, вариант. Однако какое-то неясное чувство, что уезжать никуда не стоит, не хотело меня покидать. Именно оно заставляло тянуть время, находить неотложные дела, топтаться на пороге…

Моя сумка стояла на заднем сиденье. Я с кряхтеньем перегнулась через дверцу и сунула в сумку связку замковых ключей.

Гвейн занял водительское место и, застыв на нем ледяной глыбой, смотрел вперед, всем видом выражая терпение, которое вот-вот подойдет к концу. Данни посмотрела на его белобрысый затылок, хлопнула себя по лбу и воскликнула:

– Мира! Чуть не забыла! У меня для тебя подарок! Вот, держи.

Она протянула мне колечко. Постое, незатейливое, из серебристого металла, с небольшим камушком. Я взглянула на хитрющее выражение лица Данни и включила маго-взор.

Ну, так и есть. Камушек светился бледно-голубым. Магия очарования. Значит, она все-таки не оставила коварных намерений сосватать меня своему помощнику. Ну уж нет.

Не желая обижать подругу, я взяла кольцо, но на палец не надела. Просто сунула в нагрудный кармашек. Данни не одобрила такое обращение с ценным подарком, но возражать не стала. Только спросила, подергав полу плаща:

– Ты собираешься ехать в этом недоразумении? В быстроходке, конечно, есть обогрев, но напрочь отсутствует крыша. Поэтому ветерок, особенно ночной, не прибавит дивных ощущений. Меня, например, во время дальних переездов постоянно бодрит.

– Но… у меня ничего более подходящего нет, – призналась я. – Разве что в одеяло закутаться.

– Мира, фу, – поморщилась подруга. – Фу, одеяло. Ты едешь в быстроходке, а не в телеге! Подожди.

Она нырнула под заднее сидение и вытащила объемный сверток:

– Держи и облачайся!

В свертке оказался дорожный набор высокосветской дамы: брюки, куртка, плащ, сапоги на шнуровке и перчатки с высокими раструбами. Все – из тонкой, отлично выделанной кожи золотисто-корчневого цвета. В довершении всего я достала из свертка большие круглые очки с толстыми стеклами.

Ноги ослабли.

У папы были точно такие же.

И тут же тугой волной нахлынули воспоминания.

Папа приходит домой, счастливый, протягивает очки:

– Глянь, Мира! Как тебе? Красивые, правда?

Я заворожено смотрю на это чудо. Толстые стекла, кожаная оправа, плотно прилегающая к голове – будто в руках у папы огромные стрекозиные глазищи. Мама смотрит настороженно и почему-то испуганно.

– Очки пилота, – с гордостью говорит папа. – Меня выбрали для испытаний нового летуна…

На маминых глазах наворачиваются слезы, а я не могу понять, что случилось. Она боится стрекозиных глаз?

Очень отчетливо, в одно мгновение, я понимаю: как только папа наденет глаза стрекозы, он перестанет быть папой, потому что сам превратиться в стрекозу и улетит от нас далеко-далеко, чтобы уже никогда не вернуться…

– Эй! – потрясла меня Данни. – Ты что, уснула, дорогая? Облачайся и вперед! В дороге поспишь.

Пришлось вернуться домой и переодеться.

М-да. Одежда действительно шикарная. И мне в самый раз. Вот только выгляжу я в ней не как светская дама, а как ее прислуга, невесть зачем все это напялившая.

– Прелестно, – одобрила Данни мой вид. – Вот что значит удачно подобранный наряд, сразу делает человека из…

– Коровы? – подсказала я.

– Из девушки, не озабоченной внешностью, – грозно поправила Данни. – Зато теперь вы с Гвейном смотритесь гармонично.

Оказывается, пока я ходила, Гвейнард тоже переоделся – почти в такой же дорожный костюм, как у меня, только темно-коричневого цвета.

– Ну, все, садитесь и езжайте, – сказала Данни. – Да и мне пора. Мира, не забудь поискать коробочку, ладно?

Она свистом подозвала ковер-летун, грациозно на него вспорхнула, махнула рукой и улетела.

Из соседней двери выглянула миста Зофа Галгер-тонс, только и ждавшая, когда отбудет моя шикарная подруга, которую бабушка слегка побаивалась:

– Мирохарда Юргрия! Почему вы снова нарушаете покой? Вчера ночью творилось невесть что, а сегодня весь вечер в квартире орал петух!

– Не петух, – сказала я. – Сегодня была кукушка. Это мой сторож. Он больше не будет.

– Какая еще кукушка! – старушка перешла на визг. – Я что, выжила из ума? Не могу отличить ку-ку от кукареку?

Ничего не понимаю. Петух? Но ведь я сама слышала… И видела…

Может быть, после Данни ко мне приходил еще кто-то?