Так необычно было слышать это слово, обращённое ко мне, никто кроме Мерлен не называл меня так в этой жизни.
– Ты здесь?! Как жаль, что я тебя не вижу.
Что-то светоносное появилось передо мной, и я зажмурил глаза от внезапно обуявшего страха.
– Просто ты ещё не готов созерцать бессмертную душу. Не я, а ты сам не позволяешь мне проявиться в полной мере.
– Хорошо. Я попробую, – усилием воли я заставил себя открыть глаза. – О, Боже, как она прекрасна! – вырвалось у меня неожиданное восхищение. Я ожидал увидеть огненный силуэт, как во снах, но наяву эта девушка была ещё прекрасней. На матовой бледной коже ярко выделялись каре-зелёные глаза, почти красные волосы опустились на плечи… Пышная грудь, упругий стан, всё это волшебное видение предстало передо мной во всей красоте, чуть прикрытое подобием полупрозрачного одеяния. Я потянул к ней руку и обжёгся.
– Осторожнее, не торопись. Боль скоро пройдёт.
– Ты всегда со мной?
– Когда нужна тебе, я рядом.
– Как это возможно?
– Мы связаны…
– Ты, наверное, всё обо мне знаешь?
Она загадочно улыбнулась:
– Знаю, каким ты был в прошлых жизнях, и до сих пор люблю…
– Есть за что?
Она задумчиво прикрыла глаза, словно уносясь мыслями в прошлое.
– Я что-то помню, но это ужасно… немудрено, что хотелось скорее всё забыть. Неужели, на самом деле, я кого-то убил?
– Ты отомстил за мою смерть, за проклятье, за то, что они сделали с нашим ребёнком.
– У нас был ребёнок?
– Я ждала его… Но зачем тебе это теперь? Не терзай себя понапрасну. Что было, то прошло.
– Ничего не проходит бесследно.
– Долгими страданиями многое искуплено, Эрнесто.
– Как? Как ты меня назвала?..
В дверь постучали.
– Ты не спишь, Эдуард?
– Нет, не сплю, заходи!
Отец Даниель вошёл в длинном вечернем халате, из-под него чуть виднелись пижамные штаны, в руках зажжённая керосиновая лампа.
– Что-то не спится мне, прости, что потревожил, показалось, что ты с кем-то разговариваешь.
Ещё несколько минут назад, я хотел сам ему всё рассказать, а теперь вдруг оторопел.
– Можно? – он присел на краешек кровати и, тяжело вздохнув, посмотрел на меня печальными глазами.
– Иногда такая тоска нахлынет, что нет сил терпеть, у тебя такое бывает?
Чего угодно я ожидал услышать от отца Даниеля, но не этого.
– Наверное всем знакомо подобное чувство…
Он осмотрелся вокруг, словно ища кого-то и, не обнаружив, снова вздохнул.
– Не люблю ночь. Днём, пока ты занят, жизнь кипит, некогда думать о плохом. Ночью остаёшься один наедине со своими мыслями, чувствами и кошмарами. Если бы ты знал, какая иногда мне снится мерзость, я вскакиваю в холодном поту и молюсь, покуда не наступит рассвет. Поэтому долго не могу уснуть и мучаюсь бессонницей.
– Может, поведав о своих кошмарах кому-то, тебе станет легче?
Он шумно выдохнул.
– Не буду же я тебе, на ночь глядя, рассказывать ужасы?
– Ну а почему бы и нет?! Я не из пугливых. – тихий смешок Эделины зазвучал в голове. – Мы частенько с ребятами рассказываем друг другу страшные истории по ночам, у кого страшнее, тот и выиграл.
– Ну ладно, сам напросился! – недолго поразмыслив, он признался: – Кажется, что это средние века, во всяком случае, очень похоже на это время. Я беден, всё время хочется есть. Венеция. Сыро и холодно, от воды воняет стоками нечистот. Ищу убежища и некуда укрыться. Дом наш сгорел, родителей нет, их сгубила чума. Много-много людей тогда погибло от этой страшной напасти. Мне лет четырнадцать – шестнадцать, на теле какие-то обноски, ищу ночлег. Стучусь в дома. Не открывает никто и хлеба куска не даст, гонят, как прокажённого. И вот какие-то люди всё-таки соглашаются впустить меня с условием, что я отработаю свой хлеб. Счастью моему нет предела, я готов на любую, даже самую грязную работу. Хозяин даёт мне краюшку чёрствой пшеничной лепёшки и похлёбку. Набив своё чрево, я засыпаю счастливым. А утром, только запели петухи, меня растолкали идти работать. Выгребаю навозную жижу, от вони в глазах режет, свиньи, того и гляди, норовят тяпнуть за ногу, но это полбеды, самое страшное начинается потом. Даже не знаю, как тебе сказать… – он замолчал, посмотрел на меня, словно решая, достаточно ли я взрослый для такого, – окатив меня ведром воды, хозяйка тащит меня на сеновал… Она сама жирная, как те свиньи, и от неё пахнет ничуть не лучше, но я вновь и вновь вынужден удовлетворять её прихоти, иначе снова голод…
Он замолчал, и я почувствовал, что меня замутило, как только представил всё это.
– Иногда проснусь и хоть в петлю лезь, чувствую себя грязным, отвратным, ни на что не годным. Только молитвы и спасают… И что самое страшное, вновь и вновь вижу этот же самый сон, а бывает ещё похлеще, но об этом я уже точно не могу тебе рассказать. Страшно спать, понимаешь, – он посмотрел в окно, – откуда вся это нечисть лезет в голову? Ведь ни разу женщины не знал…
Что тут скажешь? Может быть, Эделина поможет?
Часть 3. Глава 5
Когда Даниель ушёл, я вновь обратился к огненной душе.
– Эделина, может, ты знаешь, что с ним?
– Старые язвы медленно лечатся, Эдуард. Что могла, я сделала для него, остальное придётся пережить ему самому.
– Вы были знакомы?
– Не при жизни. Ты познакомил нас позже.
– Не при жизни… Подожди, что ты имеешь в виду?
– Он узнал меня, когда я была уже духом.