Твой личный враг

– Извини, жизнь так устроена, что мы не всегда получаем то, что хотим.

– Я – всегда, – говорит он твердо, ловко закидывает сноуборд на плечо и в раздражающей меня манере командует: – Иди за мной.

Глава 6

Оказывается, что до ближайшей станции канатной дороги больше километра пути. Сущий пустяк, если топаешь по асфальту в хорошей компании, и настоящий ад, когда плетешься в лыжных ботинках по рыхлому снегу вслед за Даниилом Благовым.

Мы идем по обочине вдоль трассы, и наше уединение лишь изредка нарушают проносящиеся мимо экстремалы, которые решили пощекотать нервы отрывистым спуском. Погода неумолимо портится: ветер усиливается с каждой минутой, небо заволокли тучи, и кажется, вот-вот пойдет снег. А еще у меня сел телефон, который накануне вечером я забыла поставить на зарядку. Хорошо, что хоть Ленке успела написать, чтобы та напрасно не ждала меня на пике.

В этот момент я почти благодарна Благову за то, что он не бросает меня: прекрасно понимаю, что он может встать на свой целенький борд и уехать, но он этого не делает, а я не решаюсь подкинуть ему эту идею. В моей ситуации даже его компания лучше, чем гордое одиночество.

– Будь осторожна, – мой спутник нарушает затянувшееся молчание. – Тут поскользнуться можно.

– Обойдусь без твоих подсказок! – рычу я, в раздражении глядя ему в спину.

Я не плакса, но идти действительно тяжело. Ноги увязают в снегу, а поломанные лыжи, которые я тащу, закинув на одно плечо, то и дело норовят соскользнуть с гладкой ткани куртки, так что мне приходится постоянно поддерживать их обеими руками.

– Помочь? – спрашивает Благов, оборачиваясь комне.

– Нет, – бросаю в ответ гордо. Не настолько уж я отчаялась, чтобы принимать от него подачки.

Он равнодушно пожимает плечами и идет дальше, а я, чтобы отвлечься, вспоминаю все грязные словечки, которые могу применить к своему «спасителю» и ко всей этой нелепой ситуации.

– Не споткнись, – сухо произносит Благов, указывая на микроскопический снежный занос впереди.

– Да ты издеваешься надо мной! – кричу я.

Он оборачивается. В глазах смешинки, рот кривится в подобии улыбки, которую он отчаянно старается сдержать.

– Ничто уже давно так не развлекало меня, как твое недовольное сопение, – признается он.

– Я тебе не клоун! – Мое возмущение не знает границ. – Хочешь посмеяться – сходи в цирк! Подарю тебе билет, если перестанешь доставать меня.

– Ты мне нравишься гораздо больше любого клоуна, – тянет он насмешливо.

– Ты отвратителен.

– А я-то надеялся на благодарность, – вздыхает Благов. – Похоже, глупо с моей стороны предупреждать тебя об опасности, предполагая, что ты не хочешь повторения эпизода в снегу…

Он внезапно останавливается и разворачивается ко мне всем телом, так что я практически налетаю на него.

– …но если ты не против идеи полежать со мной…

– Да я бы лучше полежала с гадкой змеей!

– Я так и думал. – Он уже не пытается сдерживаться, а смеется в голос. – Не злись, мы уже почти пришли.

Действительно, через минуту трасса резко поворачивает вправо, и я вижу цивилизацию и муравейник людей!

В кабинке канатной дороги, спускающейся в долину, вместе с нами едут еще четыре человека, так что я избавлена от разговоров с Благовым. Специально сажусь на противоположную от него скамейку и демонстративно отворачиваюсь к окну, но проплывающая мимо снежная красота оставляет меня равнодушной.

В душе бушует ураган. Если бы мне нужно было дать ему название, пришлось бы именовать Даниилом.

– Не буду тебя благодарить и говорить «до встречи», – говорю сухо, когда мы через десять минут покидаем кабинку. – Искренне надеюсь, что больше не увидимся.

Вместо ответа Благов поднимает руку и костяшками пальцев прикасается к моему лицу. От неожиданности я замираю. Пульс ускоряется раз в десять, щеки вспыхивают.

– Кровь хорошо циркулирует, – констатирует он. – А я думал, ты совсем окоченела и растеряла свое красноречие, раз не проронила ни слова с тех пор, как мы сели в канатку. Рад видеть, что твой острый язычок на месте.

Почему-то мне очень хочется продлить ощущение его теплой руки на моей щеке, но я все же отталкиваю ее, чтобы не позволить себе всяких глупостей.

– Убери свои руки! – рычу я, тяжело дыша.

– И почему ты так отчаянно сопротивляешься нашей очевидной обоюдной симпатии? – спрашивает он с любопытством.

– Наглец! – говорю высокомерно. – Я здесь с парнем. Помнишь такого? Ты с ним ужинал вчера.

– Да ну! – Его это известие, похоже, ничуть не смущает. – И где он сейчас?

– Не твое дело!

– Разве? – Густые брови приподнимаются в демонстративном удивлении, когда он твердо произносит: – Я бы не оставил свою девчонку одну на горнолыжной трассе.

– Тогда где твоя вчерашняя пассия, моралист?

– Она не моя, – он делает ударение на последнем слове.

– Меня не касается, – бросаю я так громко, что семейная пара, проходящая мимо, оборачивается. Понижаю голос и выдыхаю: – Прощай!

Гордо вздергиваю подбородок и, отвернувшись от Благова, быстро иду к яркой вывеске с надписью «Прокат».

Румяный мужчина средних лет, который утром выдал нам с Ленкой лыжи, мрачнеет, едва замечает сломанный инвентарь на моем плече.

– Из меня получился никчемный лыжник, – вздыхаю я и поднимаю на него полные раскаяния глаза.

Видя мое расстройство, мужчина смягчается:

– Всякое бывает…

– Я заплачу вам за сломанные лыжи сверх залога, – говорю я и лезу в рюкзак, чтобы достать телефон для оплаты, и с ужасом вспоминаю, что он давно сел.

Да что за день такой сегодня?

– Извините, телефон сел, а у меня нет наличных, – говорю расстроенно. – Можете подождать десять минут? Я схожу в отель за картой.

Мужчина хмурится, рука с терминалом повисает в воздухе.

– Я заплачу, – слышу ненавистный голос. В следующую секунду Благов прикладывает свой телефон к терминалу, из которого через три секунды выползает чек.