–Холерой.
–Чем поразила мистера Рочестера Джейн?
–Рисунками – отвечаю с легкой едва заметной улыбкой, адресованной листу бумаги с фэшн-иллюстрацией.
–Как Джейн познакомилась с господином?
–Случайно. Она оказалась рядом в момент, когда конь сбросил мистера Рочестера. Тот повредил ногу. Она помогла ему доковылять до дома, после чего получила работу.
–Кем работала Джейн в Торнфилде первые месяцы?
–Гувернанткой.
Вопросы становятся все жестче, ответы стремительнее. Она почти срывается на крик, в то время как я умудряюсь рисовать, отвечая. Сразу заметно, как ее это бесит.
–Что побудила Джейн оставить вновь обретённых родных?
–Известие, что сумасшедшая жена Рочестера, устроила пожар, в котором погибла, а сам владелец живёт в другом имении.
–Главная причина! Это второстепенная. Я жду ответ – оповещает она, жестом приказывая, остановится. Не подчиняюсь. Рисование помогает не только отвлечься, но и думать.
Что она хочет услышать? Вопрос с подвохом, это настораживает. Настораживает не только это. Если задуматься Джейн мы должны проходить на следующей неделе, а сегодня Анжелика по плану. Меж ними огромная разница. В тоже время они похожи.
Однако она смотрит на меня так странно, как будто ей известно, то, чего не знаю я. Думай! Что было на прошлом занятии? Гордость и предубеждение. Что вы проходили перед этим? Долину кукол. А до этого? Царство. Что между ними общего? Хотела бы я знать…
–Кто поможет – теряя терпение, спрашивает синеволосая практикантка.
Тишина.
–Ну же, смелее.
Снова молчание.
–Есть здесь тот, кто хоть раз прочел это произведение?
Все взоры устремлены вверх, прямо на меня, стоящую возле парты с задумчивым выражением лица.
Я анализирую, аудитория ждет. Почти никто из присутствующих не читал, не только это, но и остальные шедевры литературы. Нас всего четверо: я, Бритни, Лукас и Эдвард. Если за Бри я могу поручиться, то за юношей не смею, лишь предполагаю. В конечном итоге наличие книги в руках на перемене, не говорит о ее чтение. Мало ли для каких целей она используется, тем более у волейболистов.
Я замечаю, как Бри на меня посматривает, она явно не готова отвечать. Видимо подруга улавливает тот же сигнал, что я сама. Какой ответ нужно дать, чтобы не сесть в лужу? В голове мелькают мамины лекции об искусстве, авторах, классике, но ничего близко похожего на ответ. А ведь была вынуждена выучить практически каждую книгу в домашней библиотеке тогда и сейчас!
Лукас дергается. Он явно не решается ответить, наверное, боится потерять авторитет в глазах ерзающей блондинки. Похоже, он и вправду увлекся Сероглазкой.
Эдвард, просто решает математику. Я вижу формулы, выведенные аккуратным подчерком. На литературе, он сидит прямо передо мной, эта уже традиция. Его пальцы со скоростью света перебирают клавиши калькулятора. Он где то в ином мире, явно не здесь.
Девушка вздыхает, но не отставляет попытку. Она продолжает наседать.
–Поставлю авто…
–Любовь – выпаливаю неуверенно так быстро, что лекторий не успевает раскачаться. Я и без пятерки автоматом за семестр выживу, но все- таки это не честный метод.
–Верно – говорит она сокрушенно.
С минуту мы сверлим друг друга взглядом, от чего в ребятах разжигается интерес. Они ждут продолжения перепалки, и дело не в литературе.
Внезапно я вспоминаю, где видела эту синюю девчонку. Она моя ровесница, я знаю это наверняка. Воспоминание приобретает четкое очертание.
***
Такой же ноябрь. Порывистый ветер бьет в лицо. В воздухе застоялый аромат жаркого лета. Ветер теплый. В противовес ему внезапный минус этак градусов двадцать пять настигает врасплох. Мой дом руины опаленных бревен. Вот уже месяц я болтаюсь по переулкам в слабой надежде, найти приют. Теперь я отчетливо понимаю бомжей. Мне хочется забыться. Хочется, чтоб все закончилось. Хочется, снова быть дома рядом с папой. Дома, где всегда тепло. Тепло не от батареек или камина, а от атмосферы.
***
Мы с папой отлично ладим. Оба не многословны, оба одиночки, оба увлекаемся творчеством. Я люблю смотреть, как он щеточкой чистит камень, придавая ему волшебный гипнотический блеск. Сижу рядом, подле диванчика, где устроился папа. Он курит, мне не нравится, но я не могу его заставить бросить. Он каждый раз смеется, переводя тему.
Часто он рассказывает о своем детстве. О тетях, что, по сути, вырастили его. О первой охоте на быка. О том, как учился водить. Иногда, я прошу повторить рассказанную только что историю, словно боюсь больше не услышать. Я впитываю каждое слово, каждый жест, при этом приставая с уроками. Он, как и я ничего не понимает в алгебре. Мы сидим молча, слышно только как, свернувшись калачиком, мурлычет серый котенок. Я глажу его, пытаясь успокоить папу. Они так похожи! Грей без труда повторяет все за ним. Дай ему сигару, и тоже закурит, я не сомневаюсь.
Частенько они играют в войну. Папа любит называть это «боем с минотавром», мне не нравится. Какой минотавр из серого приятеля? Да он мухи быстрее испугается, чем нападет. Конечно, я недооцениваю друга, в такие бои понимаю на сколько. У папы после этого всегда царапины, но он только и делает, что продолжает подразнивать котенка.
***
В животе урчит. Я возвращаюсь к реальности, не зная куда податься. Запасы еды кончились пару дней назад. Малыш плетется следом. Он едва переставляет лапы, когда на пути возникает сарай. Я присаживаюсь на корточки, растягивая изодранную куртку, приглашая погреться. Он без колебаний запрыгивает. Я поднимаюсь, прижимая кроху к себе настолько сильно, что боюсь придушить. Грей благодарно мурлычет. На долю секунды я улыбаюсь.
Сарай пуст. Простор. Есть место для ночлега. «Отлично!» кричу в пустоту и без сил падаю на сено, малыш устраивается поудобнее у меня под боком. Я засыпаю.
Раздается треск, дверь отворяется. Кто-то кричит. Я просыпаюсь и вижу ее! Синеволосая несуразная в легком халатике она смотрит на меня широко раскрытыми глазами. На ее лице читается отвращение пополам с ужасом. Мне становится неловко. Я пытаюсь подобрать слова, но понимаю бессмысленность. Мы буравим, друг друга почти также как сей час.
Вдруг в дверном проеме возникает мужчина. Его насупленные брови не сулят ничего хорошего. Ему хватает всего шага, чтобы достать меня. Грей дергается, ему явно не нравится этот человек. Он начинает истошно шипеть. Но не проходит секунды, как мужик вышвыривает меня на ночную улицу. На дорогу. Прямо на проезжую часть!
В куртке слегка вздрагивая, возражает Грей.
Я шарахаюсь, когда вижу яркий свет фар мчащегося на всех порах автомобиля. Мозг отключается. Каким-то чудом я успеваю прыгнуть за край обочины, катясь вниз.
Внизу ручей. Ручей неглубокий, конечно, но его хватит, чтобы искупаться. Что ж все легче, чем удар об бампер.
***
–Ты! – я не говорю, рычу скорее. Злость накрывает оглушительной волной. Я тону в ней. Впервые мне хочется стать настоящим волком. Впервые я хочу порвать человека. Впервые я не испытываю отвращения при мысли об этом. Я чувствую готовность избить ее до полусмерти. Это пугает. Очень пугает.
Я делаю шаг, потом другой. С каждым шагом решимость захлестывает все больше. Я ощущаю, как ногти впиваются в ладони, отмечаю металлический привкус крови. Оказывается, я прикусила губу так сильно, что пошла кровь. Сердце бешено колотится, кажется, будто оно выпрыгнет из груди, только дай волю. Ноги становятся ватными. Всего несколько сантиметров отделяют меня и девушку. Девушку, которая меняет гнев на милость. Снова ужас в глазах, снова тоже отвращение. Но на сей раз, она изучает меня, так будто пытается понять, трезва ли.
Разумеется, я ведь должна быть трупом. Не сомневаюсь, что тот мужик так ей и сказал. От этого еще сильнее хочется упиваться ее криками, мольбами о помощи, попытками вырваться.
Считаешь меня зомби (?), тем лучше, я сделаю то, что волки створяют с жертвой. Вцеплюсь сильнее, прикую к доске, и когда ты совсем отчаешься, вонжу в тебя «клыки».
Я облизываюсь при одной мысли об этом. Ее пугает моя близость. Ее пугают ребята, смотрящие заворожённо за происходящим. Каждый из них чует опасность. Опасность, что исходит от маленькой хрупкой девочки. Девочки, которая того гляди нападет!
На их лицах читается страх. Страх вперемешку с предвкушением. Разборки обычное дело. Для прекрасной половины настолько обычное, что парни сложили легенды о бунтовских побоищах. Сами то они дерутся, раз в пять меньше нашего. Но слухи о моих достижениях в университете, опережает славу бандитки.