Танец с тенью

– Угу. А скажи, хорошо получается это… жевать? – Хитроглазая и строгая, она даже шутила с выражением вселенской скорби на лице.

– Брысь!

Девушка взглянула на родителей, вздохнула и пошла доставать им обоим чашки, организуя церемониальный чай. Все устали, а дежурство младших в семье за общим столом было традицией этого дома.

– Итак. Я, конечно, идиот, это можно не обсуждать, времени не теряем. Но давайте по пунктам: что тут происходит? – Дракон протрезвел окончательно.

Пора начинать работать.

– Скажите мне, мальчики – подала вдруг голос великая Ге, – а давно ли вы слышали что о своей милой Маричке?

«Мальчики» переглянулись. Очень давно. И это должно было стать поводом для тревоги. «Своей» эта женщина была лишь для самой себя. Милой – ни для кого во всей этой вселенной.

Их общая знакомая не из тех, кого позволительно упускать из виду. Ладон снова остро почувствовал себя идиотом. Да уж, с этим ощущением он нынче зачастил.

– Мам? Скажи, это то, о чем я сейчас думаю?

– Боюсь, даже общей фантазии нашей не хватит надумать достаточно.

Черная молния. Пантера Севера. Черная Звезда. У нее было множество прозвищ. Но суть оставалась все та же. Беспощадная убийца, наемница, злодейка. Жрица древнейшего культа, гетера, почти богиня. Настоящее имя ее знали очень немногие. Для всех она – просто Маричка. Чернокожая была могущественным противником, и коль уж сама Ге бьет тревогу…

– Маричка… – Клавдий задумчиво поцеловал жену в затылок, спуская с рук. – Что же, это все объясняет. Моя дорогая, а ты как всегда восхитительна.

– Осталось понять ее цели, отец. Сомневаюсь, что месть своим бывшим мужчинам вообще интересна такого масштаба фигуре.

– Да. Думаю, это все отвлекающий акт – понервировать наше семейство, не больше. И нападения эти, и все остальное. Ты же помнишь ее: ведь она шахматистка. Ведет свою партию, а мы все играем в шашки, даже в поддавки, на раздевание.

Помнит. Они оба ее помнят. И в той истории оба близких друга тоже были шашками. Сколько масок было в запасе у этой бесконечно древней чернокожей? И существовала ли она вообще – настоящая? Но одно Ладон помнил отлично: когда он уходил, Эрис плакала. Такого темные имморталис не прощают. И он знал ее кровное имя. Смертельно опасное знание.

Шахматистка. Да, это определение ей очень подходило. Она очень любила такие партии: растащить по углам противников, перетасовать их, отвлечь на неважные цели и, когда все устанут, ударить метко, глубоко и прямо в сердце. Чтобы сразу убить, наповал.

Кто же цель?

– Скажи-ка мне, сын. Что там с людьми из подъезда с Алисой?

– Все отлично. Все умерли.

Клавдий поперхнулся свежим чаем.

– Ага. Двоих мы успели отправить в искусственную кому. Арина одного поймала артефактом в стазис. Эти все еще барахтаются, хоть и не очень активно. Остальные по пути на кладбище. Всех вскрыли, и у всех все отлично. Восемнадцать здоровеньких трупов.

– Восхитительно. Причина смерти?

– Нету. Физической. Есть следы вещества, очень странные. Боюсь, что нам понадобится… жизнь, чтобы его точно установить.

– Ну да, продолжительность наших жизней стремительно укорачивается. Прямо, я бы даже сказал, на глазах.

Ладон покосился на дверь у себя за спиной. За ней кто-то стоял.

– Это кот наш. Ты прямо пугливый стал, нервный дракон, да, Ладонис? Хотя… Я бы тоже уже своей тени боялся, бывший любовник Марички.

Добрый Клавдий – он был, как всегда, деликатен.

– А самое симпатичное, – подала снова голос Анюта, – что в этом доме нет никого, кого бы эта драная черная кошка не хотела грохнуть. Ведь это прекрасно, не чувствуете?

Да уж. Малышка была права. Одна черная – и столько врагов. И никто не прижучит.

Время шло неудержимо. Ночь катилась к завершению. Завтра, уже завтра начнут происходить события, способные перевернуть этот мир – и они это знали. Неторопливо попивали вкуснейший черный чай со всевозможными сладостями, любезно выставленными на стол расторопной Анютой, и думали о том, что будет завтра. Или позже – но совсем немного. Вот буквально через пару-тройку дней. А сейчас – время есть конфеты, блестевшие фантиками, хрустеть любимым всеми ореховым печеньем Ге и закусывать тревоги вишней в шоколаде.

33. Жертва и выход в пещеру

23 мая, утро. Гурзуф

"Там, где кончается терпение, начинается выносливость." Данил Рудый

Проведя бессонную ночь за изучением дневника принесенной в жертву ведьмы, Павел решил даже не делать попыток лечь спать.

В его личной маленькой сокровищнице – аптечке – была парочка бытовых артефактов, позволяющих «бодро бегать и скакать» сутками напролет. Самых лучших – «Радость студента» DivArin. Злоупотреблять ими не стоило, но выстоять грядущую бурю с наименьшими потерями они ему позволят.

А в том, что «грянет буря», Канин уже не сомневался.

Сейчас, сидя на кровати у ног гнома, Павел пытался собрать воедино весь тот пласт информации, что свалился в эту ночь на его усталую головушку.

Гном говорил, перескакивая с мысли на мысль, возбужденно пытаясь привстать, несмотря на суровые одергивания ведуна. Он был еще очень бледен. Паша отправил его в принудительный оборот, работающий в деле излечения многоликих морфов куда лучше любой хирургии, но крови рыжий потерял очень много. Как они не позаботились об охране собранных вещественных доказательств? Почему никого не оставили с гномом?

Расслабились. За грудами мелких бытовых правонарушений и конфликтов Дозоры обеих сторон мира стремительно теряли уровень профессионализма. Да что там Дозоры – серые тоже нынче не те.

Здесь, на одной из некогда самых хорошо охраняемых территорий иных, происходили вещи странные и неправильные. Он не мог отделаться от мысли о нецелесообразности всего того, что видел и успел услышать. Почему вдруг у них в руках оказалось столь красноречивое вещественное доказательство – дневник жертвы? Отчего так странно ведет себя демон?

И этот порошок в аптечке заброшенного здания. Надо бы его изъять, но на срочный запрос о проведении официальной операции по изъятию Светлый Дозор ответил отказом. Мол, нечего тащить в конфискат все, на что наткнется носом Сиятельный Канин. Все еще не могут простить ему хождения к Серым. Яги!

И жертва. У Павла было навязчивое ощущение, будто он все время упускает нечто главное. Объединяющее все эти события и дающее ответ на все загадки этой головоломки.

Тяжкие размышления великого Канина прервал звонок инофона. Звонил Корвус, что не могло не встревожить.

– Павел, у нас ЧП. Срочный сбор опергрупп. – Голос очень уставший, измученный.

– Жертва? – Он почти не сомневался в своей правоте.

– Да. Ориентировочное время убийства – полночь. Я уже на месте. Все признаки ритуала. И… Там у нас нет особо впечатлительных? Тут жуть и кошмар, – то ли фыркнул, то ли всхлипнул выразительно.

– Нет. Непрошеных зрителей только уберите. Случайным свидетелям память очистить. Я буду сейчас, остальные – через десять минут.

В открывшееся окно телепортации шагнула Ди. Гном, ставший невольным слушателем разговора с Корвусом, откинул одеяло и, поморщившись, стал натягивать помятые штаны.

– Куда? – Ди даже подпрыгнула. – Куда тебя несет, недобитый ты наш?

– У кошек девять жизней, сиятельная сьерра Венанди. Осталось восемь. Я в норме. Почти, – и продемонстрировал свежий рубец на шее.