Во всем, что сейчас происходит, только моя вина. Моего малодушия и страха.
– Фаня, детка, это не твоя мама, – чуть встряхиваю дочку, стараясь поймать ее взгляд.
– Неправда! Ты врешь! – кричит она, заливаясь слезами и собирая вокруг нашего странного трио толпу зевак.
Как же это тяжело – рушить детские надежды, веру в придуманную сказку и заветные мечты! Но жизнь часто несправедлива именно к таким милым, наивным, целеустремленным и правильным девочкам.
– Малышка! – повышаю голос на пару тонов только лишь для того, чтобы докричаться до нее. – Маленькая моя, это, к сожалению, правда.
Она вырывается, продолжая возмущенно кричать, мотает головой и повторяет, как заклинание, одну и ту же фразу:
– Она моя мама!
У нее начинается истерика. Тельце вздрагивает, трясётся в припадке. Слезы ручьем катятся по щекам. Всхлипы рвут мое сердце. Но умалчивать, а тем более врать нет никакого смысла. Раз этот вопрос поднялся так болезненно, так неожиданно и абсолютно не вовремя, его надо закрыть одним махом.
Сегодня!
Сейчас!
Раз и навсегда!
Правда, как вода, всегда найдет брешь и просочится.
– Фаня, солнышко…
Вновь пытаюсь пробиться сквозь воздвигнутую крошкой броню уверенности в выдуманной ею «правде».
– Послушай меня… – Я теряю контроль над ситуацией и от этого нервничаю еще больше. – Давай поговорим. Мне стоит тебе рассказать… —Ощущение такое, словно я ступаю на тонкий-тонкий лед и он вот-вот провалится у меня под ногами.
Замолкаю, подбирая правильные слова и набираясь смелости. Боже, я никогда еще за всю свою сознательную жизнь так не боялся разговора. И с кем? С собственным ребенком! С дочкой, которая смотрит на меня, как на супермена, обожает мультики о щенятах-спасателях, и самой большой трагедией в ее еще совсем короткой жизни было осознание того, что настоящие щенки не разговаривают. Она тогда ревела взахлеб и искала утешения в моих надежных объятиях, но купленное облако сладкой сахарной ваты мигом излечило все горести.
Сейчас на меня смотрят те же глаза – большие, влажные, искренне верящие в моё всемогущество. Только боюсь, в этот раз вата и сильные папины руки не исцелят от разбитой вдребезги мечты.
– Солнышко… – Мелодичный женский голос вкрадчиво вклинивается в наш временно бессловесный диалог. – Я не уйду, обещаю.
Незнакомка присаживается и ловит взгляд ребёнка, поправляет шапку на голове малышки и утирает ручейки слёз с ее щек. Затем раскрывает объятия, и моя маленькая рыжая комета с размаху врезается в нее.
– Это кто? – тут же раздается над самым моим ухом грозный бас Клима.
– Мама, – хриплю я, сглатывая подступивший к горлу ком.
– Та, что из сна? – подозрительно щурится он и с недоверием поглядывает на душещипательную инсталляцию. – Паспорт надо бы глянуть и пробить по базам…
– Клим, – осаживаю взыгравший в нем профессиональный инстинкт.
– Что «Клим»? – ничуточки не тушуется он. – Лучше, как говорится, перебдеть…
Глава 6
МАРИНА
«Что ты творишь?!» – истерически орет мой разум, но я его игнорирую.
«Правильно! Ты все правильно делаешь», – противоречит разуму сердце, и я с ним солидарна.
Опускаюсь перед малышкой на корточки, так, чтобы наши идентично зеленые глаза были на одном уровне. Смотрю в ее огромные озера и почти задыхаюсь от перехватывающих горло чувств. Еле сдерживаю слезы, хотя самой так хочется составить крошке компанию и залить солеными слезами еще один каток.
– Я не уйду. – Теплая улыбка растягивает мои губы, а голос едва дрожит от принятого только что решения.
Кто-то скажет, что я поступаю безответственно, необдуманно, что надо рубить этот гордиев узел одним четким ударом. Не затягивать, давая ребенку ложные надежды. И, скорее всего, это правильно, но…
Но на каком-то интуитивном чутье я выбираю именно этот путь. Верю, что все неспроста и кто-то сверху обязательно поможет нам разобраться в этой запутанной ситуации. А пока… пока я побуду мамой, пусть и эфемерной.
– Правда-правда? – всхлипывает девчушка, утирая мокрый нос своей пушистой варежкой.
– Правда-правда! – киваю и достаю из рюкзака пачку бумажных носовых платком. – А сейчас давай вытрем твои щечки, чтобы слезинки на морозе не превратились в льдинки.
Старательно промокаю соленые ручейки, вытираю носик и что-то еще болтаю, утешая малышку. Нервный треп всегда накрывает меня в минуты растерянности и какой-то беспомощности.
– И на коньках пойдем кататься? – с легким недоверием интересуется она, затаив дыхание.
– И на коньках, – не разочаровываю ее и поражаюсь, как быстро детское сознание способно перестраиваться.
От зареванной, потерянной малышки не осталось и следа. В глазах задорно пляшут чертенята, сам ребенок в нетерпении перетаптывается на месте, и только то, что я пока еще сижу перед ней на корточках, удерживает крошку от стремления рвануть с места реактивной ракетой.
– Вот только щечки твои и носик кремом намажем, чтобы мороз их не покусал.
Убираю платки и достаю детский крем. Всегда в зимний период он имеется в моей сумке – лучшее средство от обветриваний.
– Вкусно пахнет, – довольно щурится девчушка и улыбается еще шире.
Ну вот, все процедуры завершены, и мне уже нет повода сидеть все в той же позе. Но отчего-то подниматься и смотреть в лицо мужчине мне страшно до колик в животе. Страшно увидеть в его карих глазах упрек. Услышать, что вот это мое благородство и вранье нафиг им не нужны, что и без меня они прекрасно справятся, а мне стоит заняться своей личной жизнью.
Вот только нет ее у меня. А материнский инстинкт, накопленный за месяцы счастливой и очень долгожданной беременности, не растрачен ни на грамм. И именно сейчас он необузданным фонтаном вырывается из самых потайных мест моей уставшей души, хлещет горячим потоком по венам, туманит мозг и подстегивает действовать так, как велит сердце.
Как там любила говорить одна героиня маминого любимого кинофильма? «Я подумаю об этом завтра!»
Вот я и включу мозговую деятельность позже, а сейчас…
Сейчас я медленно поднимаюсь, не отходя от малышки ни на полшага. Она тянется и тут же хватает меня за руку. Улыбаюсь ей, и мы вместе оказываемся лицом к лицу с ее отцом.
– Папочка, мы с мамочкой будем кататься на коньках! – подпрыгивая на месте, беззаботно восклицает малышка. – Пойдемте уже скорее, пока все коньки не разобрали!
А пока ребенок делится самой радостной новостью, ее отец взирает на меня с неким удивлением, и если это не искажение реальности из-за разноцветной иллюминации, то в глубине его глаз мелькает толика восхищения. Добрая улыбка чуть касается его губ, и я на мгновение теряюсь в буре эмоций.
– Хорошо, Фаня. – Он делает шаг, вставая очень-очень близко ко мне, а затем чуть подается вперед. – Спасибо! – выдыхает он, обдавая горячим дыханием мою щеку. – Мы теперь заговорщики и будем вместе как-то выкручиваться из этой непростой ситуации.
В ответ я лишь киваю. Голосовые связки предают меня и, кроме хрипа, ничего выдать вразумительного не могут. Так что я пока помолчу. Сглатываю подкативший к горлу ком. Втягиваю носом морозный воздух с терпкими нотами волнующего мужского парфюма. Голова идет кругом, а в ушах легкий гул. Удивительно, как я вообще смогла расслышать то, что говорит отец малышки. Сердце стучит так громко, что кажется, заглушает все другие звуки, окружающие нас.