Смог над Азерой. Червивое яблоко 1

На дне кабины, постоянно прибывая, плескалась вода. Оставаться в машине было опасно. Рекс привел пилота в чувство и помог ему выбраться наружу. Вскоре появился дядя в окружении целой армии людей и роботов. А к вечеру перед домом опустилась стая имперских винтокрылов, битком набитых важными чиновниками, медиками и полицией безопасности.

Впоследствии Рекс часто спрашивал себя, узнал ли его Вальтер. Если и да, то он ни разу за все время совместной работы не дал Рексу этого понять. Более того, их взаимоотношения иногда оставляли желать много лучшего. И все же, не будь этого случая, вряд ли на висках Рекса появились бы симбиозные контакторы. Это была как бы последняя капля… тем более что в играх с акупунктурой они с дядей к тому времени успели зайти в тупик. По крайней мере, им так казалось. А обо всех тех странностях, что стали случаться с Рексом вскоре после начала экспериментов, он не рассказывал, справедливо полагая, что дядя ему все равно не поверит.

Потом тетушка многократно и громогласно возглашала, что дуракам везет, и что в справедливости этой пословицы она постоянно убеждается на дяди с Рексом несуразном примере. Но дело было вовсе не в везении. Просто Рекс уже тогда начал чувствовать любую опасность. Пусть он и не понимал, откуда берется это чувство, но после приключения с гамадрилом научился ему доверять. Безоговорочно.

Рекс и до этого приключения замечал, что не только пустяковые царапины, но даже более серьезные раны заживают на нем скорее, чем на любой крысе. Однако лишь много позже он связал эти свои способности с пещерными экспериментами. Трудно сказать, какие силы пробудились в нем к жизни. Отброшенные в результате эволюции регенерационные механизмы? Клеточное дыхание? А каков механизм ощущения опасности, или это поразительное шестое чувство, рождающееся где-то в области темени и позволяющее ему безошибочно различать массы и их перемещения? Впрочем, это чувство, как и ощущение чужих эмоций, пришло к нему много позднее.

…Шестирукая ящерица подстерегла Рекса во время купания, – откуда только взялась, до миграции было еще добрых две недели? – утащила под воду и запихала под корягу. По-видимому, из сугубо гурманских побуждений. А сама отправилась куда-то по своим гамадрильим делам. Так вот. Когда истерзанный Рекс выбрался на берег, оказалось, что он провел под водою не менее двадцати минут.

Двадцать минут без дыхания. Это показалось Рексу много удивительнее того, что раны от страшных гамадрильих зубов затянулись практически мгновенно, а к вечеру с тела исчезли даже и намеки на шрамы. При первой же возможности он проверил себя, но на этот раз чуть было действительно не утонул, теряя сознание после более чем получасового сидения под водой.

Однако с ностальгическими воспоминаниями пора было бы и покончить. Рекс снова перестроил конвертор на конвертирование сверхмалых пространств и набрал на клавиатуре координаты Гнезда.

Стальная дверь отъехала в сторону, и Рекс с облегчением пропустил Лайзу впереди себя в шлюзовую камеру. Внутренняя дверь открывалась после считывания на оптокарту сетчатки глаз, поэтому он первым делом огляделся в поисках бинокулярного ключа. Наконец, распахнулась и она, Рекс пропустил впереди себя заметно нервничающую Лайзу, шагнул через порог и замер.

Перед ними была до боли знакомая лужайка. Трава на ней была все так же хорошо ухожена и аккуратно подстрижена. Над дорожкой, ведущей к парадному крыльцу стоявшего в отдалении дома, по-прежнему высились два могучих вяза. А под вязами, на скамье, высеченной, по старинному преданию, самим Айвеном Азерски в гранитном валуне на месте первой посадки, закинув ногу за ногу и покачивая на большом пальце левой ноги теплую комнатную туфлю, в своей обычной позе сидела тетушка.

Тетушка?..

Нет, это была не тетушка.

Руки Рекса бессильно повисли вдоль тела. Фантом-тетушка подняла к нему печальное лицо и сказала, глядя снизу вверх на нависавшего над нею верзилу:

– Я так мечтала обнять тебя перед смертью, маленький негодяй. Садись рядом, и давай поговорим.

2

Препоручив свой багаж заботам камердинера, Лайза-Эни спустилась в салон первого класса, где уже собрались все пассажиры элитной палубы, намеревавшиеся высаживаться на Азере. Лайза быстро оглядела собравшихся и разочарованно вздохнула: так понравившегося ей огромного красавца среди них не оказалось.

Впрочем, красавец к Лайзе интереса не проявил даже сугубо платонического. Был он человеком то ли крайне таинственным, то ли просто нелюдимым, но за все время путешествия она видела его считанное число раз. Впрочем, ничто человеческое не было ему чуждо. Лайза получила тому весьма недвусмысленное подтверждение, причем весьма скоро. Поскольку она тщательно ловила случай для того, чтобы завязать с гигантом знакомство… тесное знакомство… ну очень-очень тесное… то, конечно же, сразу обратила внимание на путешествующую с ним мымру.

Если честно, то эта стерва мымрой, естественно, не была. Напротив. Надо признаться, хороша она была чрезвычайно. Не то, чтобы лучше нового Лайзиного тела, но класс был явно один. Да. Именно так, хоть и не хотелось себе в этом признаваться.

И вот еще какая странность. Лайза сразу же почувствовала к мымре глубочайшее отвращение. Дело было, если разобраться, вовсе не в том, что мымра перехватила у Лайзы из-под носа такую великолепную зверюгу, такого… самца. Нет. Тут было что-то более глубинное. При одном виде этой мерзавки Лайзу начало трясти внутри ее нового прекрасного тела, чуть ли из оного не вышвыривая. Ее охватывал ужас. Наступало какое-то странное помутнение фанта. И удерживалась она тогда в этом своем новом теле, как ей казалось, только за счет того, что было в нем, так сказать, биомеханического. Все это было Лайзе странно и страшно, так что, окажись поблизости чертов генеральный коротышка, уж она бы ему показала!

Челнок еще болтался от конвертоплана на весьма приличном расстоянии. В салоне были включены все обзорные экраны, чтобы пассажиры, приди им в голову такая блажь, могли полюбоваться картиной стыковки. Однако никого, кроме собственного камердинера Лайзы, картина эта нисколько не интересовала.

Камердинер был приставлен к ней Человеком, Который Всегда Прав, причем, как выразился старый друг и покровитель, "в качестве… э-э… альтер-эго для помощи в адаптации к новому телу, экстренной связи, буде такая связь тебе зачем-либо понадобится, и… э-э… всяческих услуг". Лайза не вполне, правда, понимала, почему для связи с Ним нужны посредники, но, по привычке, решила, что Ему, естественно, видней. “Альтер эго” был высоким, довольно интересным человеком лет, что-нибудь, около сорока, но – вот странность! – мужчиной ею не воспринимался. Абсолютно. Относился он к Лайзе с подчеркнутой почтительностью, как к хозяйке и, может быть, даже повелительнице, был предупредителен, вежлив, но, как она успела заметить, весьма и весьма себе на уме.

Адаптационный период Лайза проводила в Столице в номере люкс отеля Палас – покровитель позаботился обо всем.

Адаптация к телу проходила тяжко и даже очень тяжко. Первые девять дней тело было послушным, легким, на Лайзу накатывала эйфория, счастье, радость, казалось – раскинь руки и полетишь. Она рвалась к новым знакомствам, веселью, тусовкам и мужикам, так что камердинеру стоило немалых усилий удержать ее у хитроумных приборов, подключенной к которым ей надлежало быть. А потом из тела в фант… в сознание… вдруг стало все сильнее и сильнее ломиться что-то темное, страшное, чужое. Файлы, составлявшие ее фант, начали странно размываться, расплывались, перепутывались друг с другом и с чем-то еще, Лайза как бы двоилась, и эта двойственность приводила ее в ужас. Она боролась, сколько могла, но кончалось это всегда одинаково. Ее тело скручивали судороги, в голове мутилось, из груди рвался звериный рев, и тогда возникал камердинер со шприцем. Да, никак нельзя было сказать, что ее вторая декада в новом теле была переполнена безоблачным счастьем.

Однако наступил, наконец, момент, когда она вдруг поняла, что уже не воспринимает свое сознание как фант, существующий как бы над телом или вне его. Шприц оказался уже не нужен, и вновь наступило время хитроумных приборов, которые подключал к ней неутомимый камердинер. У нее снова прорезался интерес к окружающему, к жизни, то есть, к мужчинам, она спросила у камердинера, можно ли ей уже путешествовать, и, получив утвердительный ответ, навсегда покинула опостылевший Палас.

Перелет прошел быстро, к тому же проклятые приборы отнимали львиную долю времени, так что Лайза даже не успела толком познакомиться с другими пассажирами, и поэтому с любопытством оглядывала собравшееся в салоне общество. Высокий представительный мужчина лет тридцати пяти – сорока, несколько бизнесменов и дамочка с глупым кукольным личиком, смутно Лайзе знакомая, кажется, она была женой какого-то чиновничка с Азеры.

С подходом в салон последнего пассажира в нем неожиданно материализовался старпом, седоголовый красавец, главной обязанностью которого, по крайней мере, по мнению Лайзы, было всяческое обхаживание богатых пассажиров и особенно пассажирок.

Старпом сделал возле Лайзы почтительную стойку и шепнул, понизив голос до полнейшей конфиденциальности:

– Мадемуазель, видите вот этого сэра? Да-да, этого, высокого? Он какая-то невероятно важная шишка. Кажется, гость Азерского Совета, или что-то… Во всяком случае, за ним пришел специальный челнок. Так вот, я с ним договорился. Он возьмет Вас с собой, если Вы, конечно, хотите поскорее попасть на планету.

– Не возражаю, – весело сказала Лайза.

– Вот и чудесно. Пойдемте, я Вас представлю. Вообще-то мне не полагается этого знать, но он один из ведущих сотрудников Корпуса Пространства. Жуткий интуитивист и все такое. Впрочем, судя по Вашим контакторам, Вы и сами, извините, не лыком шиты.

Ну что ж, отметила про себя Лайза, льстить старпом умел, и очень даже неплохо.

– Господин Кэббот, – почтительно сказал старпом, подлетая к Важному Лицу чуть ли не на пуантах, – вот та мадемуазель, о которой я Вам говорил… – и Лайза с удовлетворением отметила, что у Важного Лица при взгляде на нее в глазах загорелся хищный огонек.

– Разумеется, разумеется, – просияло Важное Лицо. – О чем речь, такая спутница будет, так сказать, украшением… со своей стороны… я… и вообще…

Важное Лицо запуталось в словах и, само себя перебивая, сказало:

– Могу ли я иметь честь осведомиться о… э-эм, имени и, м-да… как Вас зовут?

Увлеченная рассматриванием физиономии своего визави, Лайза чуть было не бухнула "Лайза Старкофф", но, вовремя спохватившись, сказала:

– Э-э-э… Эни. Эни Боди.

– Всегда буду рад помочь… так сказать, услугу такой прелестной девушке… и вообще, – с неописуемой важностью распинался Кэббот, тщательнейшим образом обшаривая глазами все изгибы ее тела, – так сказать, в надежде… э-эм…

– Ну, господин Кэббот, Вы кидаетесь в атаку, как малиновый берет, – сказала Лайза, напропалую кокетничая. – Нельзя же вот так сразу хватать крысу за клыки. Может быть, она не дрессированная и, а-а-ам, укусит Вас?

– О, я буду только счастлив… э-эм, эти укусы… и чем их будет больше…

– Там видно будет, – перебила его Лайза. – Впрочем, я думаю какое-то время пожить на этой Азере, и мне понадобится кто-то, кто смог бы ввести меня в здешний бомонд.

– Почту за честь и скажу, не хвастаясь, что сделать это мне будет совсем не сложно, – рисовался и интересничал Кэббот. – Кстати, зовите меня просто Фил, а мне позвольте надеяться… то есть… я имел в виду, чтобы мне называть Вас Эни.

– Надейтесь, то есть, имейте, – фыркнула Лайза.

– Ну, я вижу, вы уже познакомились, – подал голос совершенно собеседниками забытый старпом, – я могу вверить мадемуазель Вашим заботам, сэр, и покинуть Вас. Долг зовет. Челнок, вы чувствуете, уже пристыковался.

–Да-да, – сказал Кэббот с великолепной небрежностью, и даже не глядя на старпома, – Вы можете идти.

Старпом исчез, но тотчас же появился снова, ведя за собой хорошо знакомого Лайзе человека. Лайза так удивилась, что впервые за все время знакомства взглянула на своего нового спутника с некоторой долей почтительного удивления. Кем же надо было быть, чтобы встречать тебя, да не в космопорт, а прямо в конвертоплан заявился сам Карл Бюллер, Ответственный Секретарь и Председатель Азерского Совета в одном флаконе, хитрая и пронырливая старая лиса, личность, по мнению Лайзы на редкость занудливая, въедливая и подвинутая на дипломатическом церемониале и протоколе.

Не дойдя двух шагов до Кэббота, Бюллер поклонился, полуутвердительно – полувопросительно произнес: "Филипп-Норрис Кэббот? Рад приветствовать Вас в нашей планетной системе от имени Совета и от себя лично. Позвольте представиться… Потом он шагнул вперед, ухватил обеими руками правую конечность Кэббота и долго тряс ее с преувеличенной сердечностью. Кэббот от важности распухал на глазах, светски извивался и всячески старался соответствовать, откровенно наслаждаясь тем, что остальные пассажиры, собравшиеся в салоне, смотрели на эту сцену во все глаза.

Наконец, Бюллер выпустил многострадальную руку своего визави, шагнул в сторону, освобождая ему путь, и сделал приглашающий жест к дверям.

– Прошу Вас, сэр.

Увидев, что вместе с Кэбботом к выходу двинулась и Лайза, Бюллер не без надменности поднял брови и вперил в нее подчеркнуто недоумевающий взор.

– Мадемуазель со мной, – сказал Кэббот. Бюллер наклонил голову, как бы принимая к сведению услышанное, и повторил: