– Ну, хамье, – свирепо зарычала Надежда. – Не рот, а выгребная яма переполненная, хоть ассенизаторов зови!
Златозубка с мышиным писком бросилась с корта прочь. Оккупантка застыла на месте, а обе девчушки, позабыв об Алексее Алексеевиче и даже рты закрыть позабывши, в почтительном восхищении пялились теперь уже на Надежду.
И тут в дело вступила артиллерия главного калибра, поскольку фискальному чину и обоим кандидатам в Корейко момент для вхождения в светское общество показался не просто удачным, а даже и выигрышным в смысле проявления всяческого благородного рыцарства.
Перебивая друг друга, и с наслаждением не стесняясь в выражениях, оба молодых человека принялись громогласно обсуждать все достоинства Надежды как применительно к теннису, так и к другим, более им знакомым играм. А фискальный чин, поощрительно своим шавкам улыбаясь, уже и ухватил оккупантку под локоток.
– Немедленно прекратите, мерзавцы… – закричала Надежда.
– Ай, какая грозная девушка, – глумились кандидаты в Корейко. – Тебе страшно? Нет? Вот и мне почему-то тоже.
Вероника Павловна глядела в сторону и индифферентно молчала. Девчонки забыли дышать. Надежда задыхалась от бессильного гнева и, казалось, была готова броситься на обидчиков с ракеткой.
– Слава героям и да здравствуют рыцари! – заорал вдруг Алексей Алексеевич с такой силой, что оба молодых человека споткнулись на полуслове и молча уставились на него во все глаза.
– Оцените, Наденька, и проникнитесь, – продолжал Алексей Алексеевич уже нормальным тоном, но со всем возможным восхищением в голосе. – Их всего лишь трое, но они ни капельки не боятся одной женщины. Паладины! Орлы!
Автобусный собеседник Алексея Алексеевича набычился и покраснел.
– Мы и Вас не очень-то боимся, – запальчиво крикнул он.
–Вот видите, Надюша, я же говорю – львы. Они и мужчины, который им не угрожает, тоже не боятся.
Надежда с облегчением рассмеялась, а фискальный чин, не выпуская локотка оккупантки, презрительно процедил сквозь зубы:
– А Вы, мужчина, попробуйте, поугрожайте.
– Ну, прямо так вот уж сразу и мужчина. Давайте попробуем, чтобы сначала женщина… Нахапаров утверждает, что Вы, Наденька, у себя на телевидении имеете неслабое влияние, пусть и неформальное… точнее, оно даже и лучше, что неформальное. Значит, там есть люди, способные за Вас серьезно обидеться… простите… Правда, по Нахапаровским словам, Вы этим своим влиянием не злоупотребляете, но разочек-то? А? Почему бы и нет? Хамство спускать нельзя. Хамство нужно пресекать. В зародыше. Займитесь-ка воспитанием этих… э-э… кандидатов в Корейко. В конце концов, разузнать – кто, откуда, где, когда и почему совсем не сложно, могу даже свою помощь предложить… ага?
– А что? – обрадовалась Надежда, мстительно глядя на троицу. – И в самом деле?.. Разочек-то?..
Джентльмены увяли и растерянно переглянулись.
– Итак, – сказал Алексей Алексеевич, улыбаясь со всей возможной приятностью, – вам, судари мои, представляется вполне свободный выбор между, так сказать, топором и виселицей. Или вы немедленно испаряетесь отсюда к чертовой матери…
– Но мы… – забормотал фискальный, растерянно улыбаясь, – зачем же так близко к сердцу? Это, извините, всего лишь…
– А кому тут нужны ваши извинения? Вы все еще здесь?
Вся компания, включая и оккупантку, покинула корт с похвальной поспешностью.
– Ну и чудненько, – сказал Алексей Алексеевич, – конфликт разрешился сам собой ко взаимному удовлетворению.
– Вот он, цвет нации, в перестроечном исполнении, – с отвращением сказала Надежда. – Во всей красе. Любуйтесь – претенденты в будущие хозяева жизни… вашими усилиями.
– Не надо валить с больной головы на здоровую, – возмутился Алексей Алексеевич. – Они и по сей день не землю пахали. А кто их, кстати сказать, воспитал и взлелеял? Кто создал в стране такие условия, когда вверх всплывает, простите за выражение, одно дерьмо? Вам про телефонное право, про закрытые распределители и всякие прочие Четвертые управления напомнить, или не надо?
Надежда резко отвернулась, церемонно распрощалась с Вероникой Павловной и удалилась, демонстративно на Алексея Алексеевича не глядя. А невесть откуда появившийся Нахапаров потащил Алексея Алексеевича играть, сообщая на ходу, что лично он только что из Севастополя, город гудит, и что не знает он, Нахапаров, какой надо иметь нос, чтобы в воздухе Российском запаха танковой солярки не унюхать.
– Можно подумать, что демократы и коммунисты просто обязаны смотреть друг на друга через прицел калашникова, – сердился он. – Не конфронтовать нужно, а договариваться. Я, например, демократ, а Юра коммунист, так что же, нам стрелять по этому поводу друг в друга? Больше всего на свете сегодня нужно общественное согласие на разумной платформе. Вот только хватит ли у нас на это мозгов?
10
– А сейчас, – сказала Ирина, – я спою вам один малоизвестный романс Титова. Автор слов неизвестен, да и сами слова с точки зрения строгих поэтических критериев, может быть, не очень… но мне нравится. Как говорится, за душу берет. И она тихонько запела.
Ничего мне на свете не надо
Я готов все отдать, полюбя.
Мне осталась одна лишь отрада –
Баловать и лелеять тебя.
Алексей Алексеевич порывисто вздохнул, романс этот был ему дорог и близок, а из другого конца лоджии синхронно с его вздохом раздался судорожный вздох Надежды.
Я внимательно слушаю сказки,
Их из уст твоих жадно ловлю.
Я гляжу на лазурные глазки
И хочу говорить, что люблю,
пела Ирина, и голос ее с бережной естественностью вплетался в тишину чудесной южной ночи.
Я люблю твою косу густую,
Так люблю, что сказать нету слов.
Дай хоть раз я тебя поцелую,
И тогда умереть я готов.
– Да, – вздохнула Ольга, – жила в каком-нибудь “дворянском гнезде” такая счастливица. Умели люди любить…
– Ну, положим, не такая уж она была счастливица, – тихо сказала Надежда. – Видите ли, этот романс, хотите – верьте, хотите – нет, посвящен моей пра-пра-прабабке. И Ирочка спела его не весь. Вообще-то, изначально он и пелся иначе, но музыка, в силу некоторых причин, не сохранилась. Кто-то из предков, знакомых с Титовыми, показал им эти слова… вот так и появился он на свет в нынешнем виде.
– Ну и дела… – тихо сказал Алексей Алексеевич. – Вот что значит не быть представленным по полной форме. Так Вы из Елагиных, Наденька? Тогда позвольте представиться. Венедиктов Алексей Алексеевич, к Вашим услугам.
– Не-ет, – сказала Надежда придушенным голосом.
– Увы!
– Вы – Венедиктов, да еще и Алексей Алексеевич?
– Что поделаешь, у нас в роду испокон веков старшего сына называли Алексеем.
– Что здесь происходит? – встрепенулась Ольга.