Руда. Искушение. Скрижали о Четырех

– Нет, – усмехнулся, наглея, Дар Гонт. – Я как раз уверен в обратном. Что вы знаете о любви, тёмный маг? О пожаре, что сжигает сердце и душу, обращает в ничто все ценности мира? Верите ли, что любовь способна подменить самую жизнь? Я пытался быть достойным её. Видит бог, я пытался. Но вы…

– Не я, – отрезал Эрей. – Вы снова видите лишь клинок, а не руку, что его направляет.

– И клинки ломают, советник. Как сломали однажды меня.

Забавная получалась беседа. Будто говорили разные люди, страдающие об ином, упрекающие во всех бедах сразу. Но маг уже чуял, слышал…

– Эгегей! – закричал Викард, вырисовываясь на краю поляны. Побратим потрясал мешком, привлекая внимание мага.

Дар Гонт подскочил, как ужаленный в зад, будто корень, на котором устроился, оказался коварным полозом. Метнулся в тень, пряча лицо, мокрое от слёз и испарины.

Нелегко разговаривать с магом Камней, особенно по душам. Ибо мажья душа – потёмки и холод.

«Ничего не поделаешь, – думал маг. – И тебя придётся вытаскивать к Свету. Новый подопечный на мою голову!»

– Братко! – гулко зашипел Викард, так, что иголки с ели посыпались. – Всё добыли, снабдил владыка! В порошок перетрём по обряду, а слово мажье – твоя забота.

– Будто сам не знаешь заклятья? – покачал головой Эрей. – Учись, Святогор, пригодится.

Викард осунулся, погрустнел. Всучил лопух с голубикой.

У Эрея от сладкого во рту слипалось и мечталось о бузине, но голубику взял, раскусил, причмокнул к вящей радости варвара. Зачем огорчать побратима? Учись, Берсерк, тебе воевать. Не выйдет по-мажьему, смелешь порох и отправишь врагов на поклон Эттивве.

Викард отошёл к Стейси и Тверку, к ним поспешил Даждьбор. Мрази зашипели, что выводок змей, обсуждая, как лучше скрыть плот на воде, ветками или иллюзией. Сошлись на смешанном варианте и скатились кубарем к Альбину Врану, уже заскучавшему на посту.

Эрей старался припомнить, сколько он ел до знакомства с варваром. По всем подсчётам выходило немного. Так и не смог доказать побратиму, что маги Камней не нуждаются в пище, им камни служат опорой. Как разговоры – светлому Братству. Вот и сидел теперь, как дурак, пихал в себя сладкую ягоду и старался не гадать о завтрашнем дне.

Нелегко решиться на жертву. Можно всё продумать и просчитать, правильно расставить фигуры на клетках. Но шагнуть, выманивая под удар, раскрываясь для смертной муки, – Княже, кто б знал, как муторно. Был бы человеком, бессонницей маялся, коптил небеса упрёками. Княже, как хорошо быть магом, хоть для этого годно убитое сердце: позволяет выспаться в ночь перед казнью.

Эрей доел ягоды, прислонился к ели и, расслабившись, задремал. Сделают всё за него. И плот укрепят, и мажий порох как-нибудь намешают. И Дэйву объяснят, что целькону не сыщется места на судне, и придётся монстру скакать по лесам, пытаясь догнать хозяина.

Наутро вниз по Алеру, широкому, как Божья ладонь, но неглубокому, что корыто, поплыл диковинный плот, обвитый кореньями и кустами и прикрытый добротной иллюзией. Со стороны мерещилось: стронуло водой пышное дерево, выдранное из земли камнепадом. Но когда плот цеплялся за мели и забившие русло камни, нёсся из зелени варварский мат, отрастали у дерева новые ветки, упираясь в склизкое дно. Викард толкал справа, Даждьбор слева, брёвна сходили с отмели и продолжали путь по реке, всё набиравшей ход.

По центру плота сидел монах, которому силой всучили полено, сухое, будто пустыня Хвиро. Авось удержит монаха, вытащит на поверхность в случае катастрофы. Истерро смотрел на воду с опаской: плавать в скудном на реки Хвиро умели разве что рыбаки. А монахам и вовсе Господь завещал пешими смиренно брести по миру.

«Зачем идёшь в замок, глупец? – пригнул к самым брёвнам голос, открывший на миг Океан Высшей Сферы. – Ведаешь ли, зачем идёшь?»

– За своим! – крикнул вслух Эрей, жадно впитывая солёный ветер.

Сидевший рядом Даритель подпрыгнул, едва не свалившись с плота. Эрей удержал мальчишку за шиворот.

«Скверный маг, – огорчился Ригар. Неподдельно, так огорчается скульптор, расколовший прекрасную статую случайным ударом резца. – Ничему тебя не научил. Вернись в Аргоссу, безумец!»

«Я тебя тоже люблю, учитель, – растянул рот в ухмылке Эрей. – Давеча как раз о любви говорили».

И сразу его отпустило.

– Хорошо пошли! – пробурчал Викард. – Набрал силушку Алер, ожил, родимый.

– Шест до дна не достал! – поделился Даждьбор. – Тверк, ставь рулевое весло, пока не поймало стремниной.

Рулевым веслом деловитые мрази именовали бревно, обтёсанное топором до состояния толстой доски. Викард заявил с видом знатока, что эта штуковина зовётся гребь, но на него зашикали: длинное назвище звучало солиднее, а «гребь» все сочли за ругательство. Для упора пристроили небольшую рогатину, нарекли кормовой уключиной. Держалось всё на честном слове и отборном мате дружины, щедро делившейся наболевшим. Эрей подкинул пару заклятий, чтоб не огорчать мракоборцев, потому как рулить подобным веслом, да при этом уходить со стремнины не смогли бы и бывалые кормчие.

– Работает! – улыбался Тверк. – Смещаемся к берегу, мрази!

Он бы руки потёр, да гребь мешала. Вместо него Стейси Ван-Свитт потёр и руки, и ноги, и даже на спине поёрзал от счастья. Настолько опостылел пеший маршрут, что мрази радовались, как дети.

Ликования добавил зелёный парус, сделанный из плаща Истерро. Бабник горестно вздыхал да охал, оплакивая одёжку, а остальные едва не сплясали, когда ветер надул полотно и прибавил скорости ненадёжному судну.

Маг считал мракоборцев бойцами, умудрёнными вечными схватками с нечистью, а на деле они оказались мальчишками!

Вскоре течение заметно стихло, и лишь парус двигал вперёд махину, которую Тверк обозвал ковчегом. Пойма Алера наполнялась водой. Опасность сесть на мель миновала, инь-чиане отложили шесты и приготовили весла – те же брёвна, обтёсанные топором. Но перед гребными работами затребовали еды и чаю, горяченького, с дымком.

Стейси распричитался, обзывая их нелюдями ненасытными, но горячего чаю хотелось всем, а дежурил сегодня Ван-Свитт.

Тверк сдал гребь под присмотр Врану. С невразумительной руганью древоид растолкал Истерро, задремавшего на куче тюков в обнимку с пресловутым поленом. Из-под спины монаха вынул котелок с закопчённой рыбой. Сонный Бабник округлил глаза, только теперь осознав, что рубаха, и без того несвежая, перепачкана в саже и воняет хуже старых рыбачьих сетей.

«Чешуйчатая скотина», как именовали каждый улов, всем порядком поднадоела, но дичи добыть не получалось, а крупы, взятые в деревне с пиявцами, доели ещё второго дня. Жрёте, как вурдалаки, – ругался древоид, тыча обличающим пальцем в варваров. – Ладно бы охотились, падлы!

А рыбу кто достал? – обижался Викард. – Сами впроголодь живём, всё вам отдаём!

Вот и теперь дружинники морщились, но хватали рыбку за рыбкой из полного котелка. Не до жиру, питайся, чем Бог угостил.

Эрей посмотрел на Стейси, с мрачным видом стругавшего палочки для будущего костерка, послушал ворчание о великих бедах, что обрушатся на маленький плот: о спалённом парусе, о прожжённом ставе, о пробитом магическом куполе… Признал пророчества справедливыми и помог, раскрошил крупинку кремня, вмиг вскипятив воду под чай.

Ван-Свитт умилился от благодарности, изрёк, что от магов случается польза, и живенько набросал в котёл разных травок из поясного мешочка.

После обеда Викард заявил, что можно вздремнуть для отрады души. Но на него зашикали, кинули всем, что не жалко. Берсерк обвинил друзей в полном отсутствии романтизму, но не чинясь налёг на весло. Даждьбор пристроился с другой стороны. Плот сразу обрёл устойчивость и пошёл быстрее по водной глади.

Ближе к затмению варвары взмокли. Они приближались к затору: к огромному каменному завалу, перегородившему реку. Алер вновь обращался в озеро и, отражаясь от плотной препоны, шёл в противоток вдоль берегов, закручиваясь в водовороты.

– Тверк, к рулю! – крикнул Эрей. – Правь к ближайшему берегу!

Распоряжение припозднилось. Хрустнуло весло в пальцах Даждьбора, ударило мразя в плечо, опрокинуло. Невесть откуда взявшийся вал подкинул ввысь непрочное судно, ветер разодрал льняной парус. Отчего развязались верёвки, заговорённые Стейси Ван-Свиттом, не понял даже Эрей.

Мир застыл, обесСилев, оглохнув, лишь раскрывались беззвучно рты, пока плот расходился по брёвнышку, рассыпался в жадные волны, а через миг все очнулись в воде, холодной, тягучей, голодной.

Эрея отбросило в сторону и понесло на гребне волны. Аквамарин, скромный, тусклый, найденный в юных горах Готтана, подчинил себе бурный поток, вознёс тёмного мага над хаосом, осторожно оставил на вершине завала. В нагромождении валунов маг углядел подходящую щель и быстро скинул мешочек с заготовленным мажьим порохом. Он успел загнать кремень под ногти, когда на соседний валун запрыгнул взмокший Даритель.

– Остальным не так повезло, – сморщившись, ткнул пальцем полковник.

Эрей скосил глаз на Алер.

Плот разметало в разные стороны, но мрази тонуть не собирались. Их нелегко было сжить со Свету, и невозможно схоронить во Тьме.

Викард уже выгребал на берег, таща на себе монаха, наглотавшегося студёной водицы. Истерро был напуган, стучал зубами, но упорно подтягивал к груди тючок, в котором обычно таскал писания. Кто что спасает, – усмехнулся Эрей. – Побратим прихватил монаха, оружие, котелок. А Истерро бьётся за книги!

Даждьбор тоже плыл в сторону Мельт, ища спасения на берегу, близком к родному краю. Его унесло противотоком, но варварам холодная река нипочём, так, освежила немного, а то упарился, махая веслом.