Плюш и Ко

– Кто такая Полин? – нахмурился Глен.

– Кто такая Полин? Любопытно. Вы, как приклеенные, ходите в последнее время, словно засохшая пюрешка и забытая в раковине кастрюлька. А ты, оказывается, даже имени ее не знаешь.

– Вы ошиблись, ее зовут Патриция. – поправил преподавателя Глен.

– Нет, я не о ней. – нахмурился тот.

– А! Вы о Зум-Зум?

– Позовите санитаров! Мальчик мой, ты все это время думал, что ее зовут Зум-Зум?! То есть ты на полном серьёзе полагаешь, что родители долгими ночами выбирали для малютки красивое имя и остановились на «Зум-Зум» ?! А ты не такой умный, сынок. – Учитель математики заметил, как быстро забегали глаза Глена, он откинулся в кресле, натянул на лицо самое надменное выражение. – Не сразу она стала Зум-Зум. Кстати, немного оскорбительно звать ее так, не находишь? Ты же ее единственный друг.

– Что? Почему? – все еще не понимал Глен.

– Ну! Не тормози! Зум-Зум! Увеличение – зум. Многократное увеличение Полин – Зум-Зум. Соображаешь? Знаешь, иди-ка ты отсюда, ты мне надоел.

– Полин? – Глен медленно вышел в коридор. – Полин?! …Какого черта!?

Глава 18

В балетной школе в этот день было не протолкнуться, словно на новогодний утренник в детский сад пришли мамы выступающих детей. Их чада уже были загримированы и наряжены, они волнительно перетаптывались за кулисами актового зала пока родительницы перебрасывались дружелюбными оскалами, подавали друг другу приветственные пальцы, все время восклицали «о!» и добавляли «какая прелесть!».

Зум-Зум не решалась зайти внутрь, она пряталась за штендером у входных дверей на лестничной площадке, ждала, когда всех пригласят в зал, чтобы потом подсмотреть представление незамеченной. Люди все поднимались и поднимались, любезно нахваливая наряды друг друга, хотя все, как одна, были одетые в однотонные пальто и шляпки. Вдруг среди них Зум-Зум узнала мать Глена. Она отвернулась к стене, сделала вид, что разговаривает по телефону.

– … Эта школа мне не нравится, я чувствую, как мой мальчик задыхается в ней. Ему нужен другой уровень. Думаю, перевезти его. – послышался стальной голос.

– Намекаете на Герцогский? О! Какая прелесть! – поддержала ее спутница.

Они зашли внутрь. Вскоре голоса стали стихать – всех пригласили к началу представления. Пройдя по коридору между классами, Зум-Зум еще раз восхитилась простотой и красотой местного интерьера, бесконечными зеркалами, огромными окнами, обилием зелени. Актовый зал располагался в конце сменяющих друг друга коридоров, она не смело шагнула в широкую дверь. Квадратный зал вмещал в себя около двухсот мест; как и полагается любому концертному помещению, сцена находился немного ниже, в одной из стен располагался балкон с музыкантами, кресла имели такой темный бордовый цвет, что даже с включенным светом здесь казалось довольно темно.

Зум-Зум заняла крайнее место у входа на последнем ряду, вскоре свет над зрителями погас, вышел элегантный конферансье с усами, торжественно представив директора школы и всех преподавателей, поприветствовав родительский комитет, он, наконец, объявил начало.

Красные кулисы разъехались в стороны, главной декорацией предстал картонный красивый дворец на темном фоне, грянула музыка, на сцену высыпали юные балерины в разноцветных платьях и принялись вытворять такие телодвижения, которые Зум-Зум и представить не могла. Их ноги двигались абсолютно симметрично, даже головы, будто копированные, качались на одинаковых шеях. Оттанцевав свою партию, эти феи остановились в стороне, на сцену выбежали молодые люди в белых балетных трико и камзолах с эполетами. Тут было на что посмотреть. О! Какая прелесть!

В сущности, все знания Зум-Зум о балете сводились к нескольким тезисам. Балерины танцуют в пачках! – раз. Мужчины, по некоторым причинам, танцуют в умопомрачительных обтягивающих колготках, которые интригуют и воодушевляют женскую половину. – Два. Все они скачут и кружатся на протяжении полутора часов, пытаясь донести какую-то мысль – это три.

У Зум-Зум еще в средней школе был неоднозначный опыт похода в театр «Оперы и балета», тогда их водили на «Щелкунчика». Из двухчасового скучнейшего представления ей больше всего запомнился буфет в антракте. Тогда она съела три корзиночки с масляным кремом.

Мысли ее прервались, потому как на сцену выскочил Глен. За ним появились следом еще три человека, но никого кроме него она, разумеется, не видела. На нем красовались голубое трико и белый с золотом камзол, из рукавов густо вываливались кружевные манжеты, на голове божественным чудом держался красный берет с плюмажем. Пропитанные средневековой модой образы, принялись кругами носиться по сцене, сначала один в воздухе зависал, демонстрируя идеальный шпагат, второй кружился волчком, третий красиво вскидывал руки.

Глен с натянутой улыбкой оттанцевал свою партию, грациозно замер в углу сцены, потом они продолжили действие уже в парах с девушками, томно ожидающих их у противоположной кулисы. Музыка лилась задорной рекой, то затихала, то ускорялась, подсказывая зрителю нужное направление для бушующих чувств. В минуту, когда артисты покинули сцену, Зум-Зум, как ей показалось, выхватила профиль матери Глена в середине зала, и ей вдруг стало невыносимо больно за своего друга. Он безжалостно убил свои юные годы, положил их останки на жертвенный камень в надежде на милость богини, которой незнакомы были уступки и компромиссы.

Тут не нужны ясновидцы и колдуны – если мать контролирует все занятия сына, его досуг и выбор друзей, то и спутницу она будет ему искать сама, а на эту роль Зум-Зум никак не подходила.

Из дверей спортивного комплекса она вышла в глубоком раздумии.

На следующий день Глен не пришел в школу. Патриция вела себя так, словно бы никогда не была с ней знакома, не было ни гневных взглядов, ни грубых слов. Ничего. На обед Полин больше не ходила, класс пустел, и эти редкие минуты казались ей глотком свежего воздуха. Мысли Зум-Зум гуляли где-то далеко, она смотрела невидящим взглядом, неосознанно пыталась найти равновесие на кончике своей шариковой ручки. Ручка падала каждый раз, как только Зум-Зум убирала пальцы.

– Ты, как и я. Без посторонней помощи равновесия удержать у тебя не получается. – начала Зум-Зум безучастный разговор с ручкой.

Неожиданно в класс вошла целая делегация из десяти девчонок, половина которая в их классе не училась. Они встали полукругом у ее парты.

– Зум-Зум, правильно? – начала одна. – Меня зовут Наташа, возможно, мы сталкивались раньше.

– Раньше я была немного больше, хочешь верь, хочешь – нет, но со мной все в этой школе хоть раз да столкнулись. – отозвалась Зум-Зум, прикидывая насколько быстро она сможет побежать. Но девчонки по-доброму рассмеялись.

– Насколько ты похудела? – продолжила Наташа.

– О! Так вы поэтому пришли? Ну… двадцать пять. – соврала Зум-Зум, уж им совсем не обязательно было знать, что она снова начала набирать.

– За какой срок?

– Девчонки! Вы совсем не то спрашиваете! О главном надо! – Рыжеволосая одноклассница склонилась к ней, будто хотела ухватить рецепт самой первой. – Зум-Зум, открой секрет, как ты это сделала?

– Бегала. Не только бег, конечно… Диеты разные. – от волнения Зум-Зум говорила не внятно, словно губы ее склеились.

– Ха, эти слова я уже слышала! Может ты какие-то таблетки пьешь? Есть такие, что аппетит отбивают. Их пила?

– Нет, Глен мне запретил пить таблетки любого рода.

– Глен? Этот тот красавчик? Ты с ним бегаешь? Это он тебя тренирует? А с вами можно?

– И мне!

– Я тоже хочу! – раздалось со всех сторон.

– Так, спокойней, курочки! – Наташа жестом усмирила всех. – Так мы ничего не добьемся. Зум-Зум, у тебя есть блог? Стримы ведешь?

– Нет. Никогда не пробовала. – пожала она плечами.

– Ой, а вот это зря, – донеслось сзади, – если бы снимала с самого начала, было бы круто! Все бы увидели разницу. Типа «до» и «после», скажите? – Многие с ней согласились, девчонки достали свои телефоны, поднялся гомон.

– Зум-Зум, ты время не теряй! – снова заговорила Наташа, – Сегодня же заведи блог, это не сложно, даже у тебя получится. Тем более тема такая актуальная…

– Но я не умею…– запротестовала Зум-Зум.

– Ты смешишь меня, правда. У человека, который за три месяца сбросил двадцать пять килограмм, не может быть в лексиконе такого слова. Итак, сегодня со всех ног торопишься домой и вещаешь миру о себе, вот мой телефон, скинешь мне ссылку на подкаст.

Тут в класс стали возвращаться ребята, и, конечно, они оторопели от такой картины.

– Вы ее бить собрались, что ли? – спросил один, высматривая Зум-Зум.

– Отвали, придурок, королевы подобным не занимаются. Девочки, идем.

Половина из них ушла, вторая половина расселась по местам, а Зум-Зум оставили одну наедине с мыслями, но эти мыли уже были другого плана, очень конкретные и точно направленные. И вдруг она осознала, что именно этого ей не хватало в последнее время – направления. Занятия с Гленом имели ориентир, в самом начале их диетического экспромта была указана цифра, но больше они этого не обсуждали, со стороны Зум-Зум наблюдалось беспрекословное подчинение, со стороны Глена – сдержанное покровительство. Они честно пытались отработать то, что требовали друг от друга, однако Зум-Зум не хватало того, чего по сути своей ее не должно было интересовать – чужое одобрение.

Переодеваясь в домашнее, Зум-Зум бросала взгляды на беспристрастный монитор ноутбука. Еще час назад решимость ее плескалась через край, теперь же, когда нужно было что-то вещать, ее словно закоротило.

Возникли и другие трудности, помимо моральной дилеммы, надо было разобраться со стриминговыми программами, в которых она совсем ничего не понимала. Почти просверлив компьютер взглядом, она решилась просто записать видео. Сделав первый выбор, тут же возник новый: что надеть и какой фон выбрать? Нужно ли накраситься? Надевать ли гарнитуру? …