Жених с приданым

Жених с приданым
Надежда Георгиевна Нелидова

Настоящие мужчины с непростой судьбой, они в ответе за планету Земля и за своих женщин. Если даже назовут любимых курицами – так это в порыве любви. Жалко же их, дур. Что бы они без мужчин делали?

Жених с приданым

Надежда Георгиевна Нелидова

© Надежда Георгиевна Нелидова, 2019

ISBN 978-5-4496-6886-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДОСТАВКА САХАРА НАСЕЛЕНИЮ

Ольга Анатольевна не любила зеркал. Проходила мимо них стремительно, создавая за собой сквознячок. По ее мнению, зеркал в их квартире было больше необходимого раз в двадцать, хоть балет-классы открывай.

Без зеркал не могла представить свою жизнь дочь Ольги Анатольевны, девятнадцатилетняя Наташа. Зеркала каждую секунду напоминали Наташе, чтобы она ни на миг не расслаблялась, ходила натянутая как струнка.

С ее фигуркой, как у Венеры Боттичелли, этого не трудно было добиться: покатые, бессильно опущенные, как у подбитой птицы, плечики, фарфоровая чаша живота, выглядывающая из-за топика. Изумленно распахнутый взгляд прозрачно-виноградных глаз и припухшие, как от поцелуев взасос (а может, и от поцелуев, пора уже) верхней губки.

Свои длинные волосы после ванны на ночь она заплетала во множество косичек. А утром распускала и несла на голове упруго подрагивающее золотое чудо на обозрение смертным.

За волосами она ухаживала самозабвенно, за волосами – и ногтями. Выпадение волоса или поломка розового ноготка для нее равнялось вселенской катастрофе, становилось поводом для тихих глубоких слез. Ольга Анатольевна умилялась, но умиление маскировала под грубоватыми окриками. Сама она стриглась коротко, и даже после дорогой парикмахерской ее вихры выбивались из модельной стрижки, по-мальчишески своевольничали.

Ольга Анатольевна выросла в деревне. Рабочей силой в их маленькой семье были она да мать. Малолеткой таскала на себе навоз, картошку, дрова. Оттого, наверно, выросла коренастой, плечистой, по-мужски срубленной книзу: ни талии, ни бедер, ни попы. Вся ушла, втянулась в могучие плечи и бюст. И росту Бог не дал, но держалась прямо, подбородок вскидывала высоко, на собеседников смотрела с прищуром.

Ходила всегда на самом высоком каблуке, даже дома носила босоножки на огромной платформе. Вот и сейчас шла в струящемся шелковом халате, стреляла пробковыми подошвами, как гейша.

В коридоре домработница Люда тащила огромный красный чемодан: через два дня семья собиралась на Сейшелы. Люда тоже была похожа на Венеру, но похуже: тощенькая такая, пожившая Венерка. И хотя рассказывают всякое об отношениях домработниц с мужьями, Ольга Анатольевна в пику, демонстративно могла позволить себе молодую и интересную домработницу.

Хотя это еще вопрос, об интересности. Если в женщине важна изюминка, то в Ольге Анатольевна отборного, сочнейшего изюму был заложен пуд. Иначе разве предпочел бы в свое время толковый (и самый успешный, как позже выяснилось) парень на их экономическом факультете высокомерным городским студенткам маленькую деревенскую Олечку?

ОЛЕГ сидел в постели, опираясь на подушки (он приболел), разговаривал по телефону. Когда закончил переговоры, жена пальчиком протолкнула таблетку в мохнатый мужнин рот, налила в чашку из термоса дымящееся какао.

В полутьме спальни работал телевизор с почти выключенным звуком. Шли новости: показывали бегущих людей, нагромождения бетонных плит и скрученной арматуры, крупным планом – перекошенное от плача лицо косматой женщины в сбившемся платке.

Хорошенькая дикторша была в продуманном трауре. Значит, очередной террористический акт.

– Колючий какой… Олег, вот тебе новость. Ты только не волнуйся, хорошо? У тебя сердце… Наташка замуж собралась. За грузчика, – добавила она поспешно.

– За кого, за кого?!

– За грузчика сахара. Доставка сахара населению.

Интересно, откуда в их доме взялся грузчик сахарного песка?! Да все эта вертихвостка Люда. На выходные отпросила шофера (с которым у домработницы давние шуры-муры), чтоб увезти матери в деревню мешок песку перед осенним подорожанием. Вышла какая-то не состыковка, она выпросила у Ольги разрешения постоять ее мешку в прихожей до вечера.

Ну вот. Сама, конечно, куда-то усвистала, и дверь молодому грузчику открыла Наташка. Они поболтали и вечером договорились встретиться. А утром она сообщила матери, что выходит замуж. Да, за грузчика. Нет, все обдумано, решено и обжалованию не подлежит. Если не сейчас, то никогда, на всю жизнь останется старой девой. Так и сказала. Ты же знаешь ее характер.

Их маленький кактусеныш Наташка… Светловолосая, с высоким чистым лбом, пушистая, колючая, как детеныш кактуса. Пугает, топорщится, а колючки мяконькие. Недотрога, мужененавистница, брезгуша…

– Бред какой, – сказал Олег. Его обычно непроницаемые глаза быстро мигали за стеклами. – Ты его видела?

– Представь себе, видела. И поняла Наташку.

– Бред какой. И ты туда же.

Да, туда же… Когда она открыла дверь на звонок, и громадного роста и сложения юноша учтиво сдернул кепку и прижал ее к груди, к коричневому вельвету старой куртки…

То ли вот этой штопаной вельветовой курточкой, то ли особенным старомодным манером зачесанными кзади волосами, то ли еще чем – он показался ей довоенным мальчиком: из тех, что ушли в июне 41-го и погибли в первой волне.

Ольга Анатольевна пригласила его в гостиную, поговорила. Он, запинаясь, рассказал, что живет с мамой-инвалидом. Поступил в институт на учителя-физика. Вечером учится, днем подрабатывает шофером и грузчиком в фирме «Доставка сахара населению». – Тяжело, наверно? – сочувствовала Ольга Анатольевна.

– Да нет, привык. В первое время здорово уставал, зато бицепсы накачал без дорогих тренажерных залов…

Слушая, она все больше укреплялась в мысли: Алеша будет ее сыном.

– Попомни мое слово, Олег, Наташка вытащила лотерейный билет. Это чудо, промысел Божий, что, вращаясь среди этих нынешних козлиных кругов – там даже у девушек голоса козлиные – она встретила Алешу.

ОЛЕГ вел себя так, будто ничего не произошло. Но она-то видела, что произошло, еще как произошло.

Тяжеловес Олег и до этого по утрам мучился одышкой. Теперь у него в кармане завелись какие-то пилюли, он их то и дело незаметно забрасывал в рот и сосал, причмокивая. На расспросы жены отвечал, что это новейшие израильские витамины, подкормка для сердца.

Между прочим, недавно их приятель, тоже кряжистый, крупный, прямо на рабочем совещании, в кресле поник головой и на глазах у всего коллектива в одну минуту почернел. Сердце. Тьфу, тьфу…

Ольга Анатольевна взяла на себя все: загс, свадебную вечеринку, перерегистрацию авиабилетов.

Вечеринка задумывалась в загородном отеле, почти законспирированная: приглашались гости самые проверенные, близкие – немного, человек тридцать. Себе Ольга Анатольевна сказала: " Если все у молодых сложится хорошо, то ситцевую и все последующие свадьбы сыграем по-человечески».

Паршивка Наташка, сославшись на дела, даже платьем не интересовалась. Равнодушно сказала, лишь бы было по фигуре. Удачной оказалась фата: хрупкий венок из флердоранжей, с будто сгустившимся позади розовым шлейфом воздуха.

С ХРУСТАЛЬНЫМИ туфлями, завернутыми в бумагу, она вошла в спальню к дочери – и остолбенела. Наташка, которой через три часа в ЗАГС, сладко спала, обняв подушку, растянувшись длинным телом по диагонали кровати.

– Ой, перепонки лопнут, – сказало тело после трехминутного непрерывного Ольгиного ора. – Папа не хотел этого брака, пусть радуется: его не будет. Ну почему сразу «что случилось». Ничего не случилось.

Ольга Анатольевна начала перечислять, вернее выкрикивать имена приглашенных и суммы, потраченные на вечеринку. Один торт из засахаренных роз обошелся страшно сказать во сколько! А предполагаемая дорожка, усыпанная лепестками роз (на самом деле это будут лепестки уценённых увядших пионов, но неважно). Только после этого тело соизволило зашевелиться. Дочь буркнула: – Мам, ты бы хотела остаться без внуков? Чтобы твоя единственная дочурка вышла замуж за бесплодного?

По очереди выпростала из-под одеяла нескончаемые ноги, не торопясь влезла в халат. Неохотно рассказывала «про это».

Все было замечательно ровно до той поры, пока Наташке не надоело целоваться и обниматься (не детский сад), и она спокойно не расправила вот эту самую кровать. Это она была спокойной, чего не скажешь об Алеше: он краснел-бледнел, у него ходуном ходили руки, и просто буря в душе клокотала.

– Чего ты хочешь? Это ты у нас академии прошла, а мальчик, может, в первый раз… – Ольга Анатольевна раздражалась и говорила так грубо, как никогда до этого не позволяла себе говорить с дочерью.

– Мамуля, ты мне дашь договорить?!

Так вот, у него, как она и предполагала, в абсолютно раздетом виде оказалась потрясающая фигура. Причинное место – подходящего по размеру фигового листка не найдешь, просто Давид, садись и лепи скульптуру. Но вместо того чтобы совершать подвиги, доставлять девушке райское наслаждение, доказывать, так сказать, соответствие формы содержанию, он снова инфантильно тискается и целуется…

– Ну, правильно. У него воспитание, четкое представление, что можно, а что нельзя до свадьбы.