Мостя

Мостя
Надежда Храмушина

Утром он осторожно поднялся по лестнице в комнату. Было уже светло, и первое что он увидел, это календарь, висящий между двух окон. И год – 1921. Этого не может быть! Он стоял и смотрел на цифры. Где он был сто двадцать лет? Значит, больше нет тех, кого он любил, и кто его помнил. Да, желтоглазый предупреждал, что он всегда будет один. Он снова спустился в подвал и пролежал там почти пять лет. Он думал, что он умрёт. Но ничего не случилось, он не умер. Четвёртая книга из цикла «Магия Уральского леса».

Надежда Храмушина

Мостя

Глава 1. Васильки

Мы шли по болоту уже второй час. В кроссовках у меня хлюпала вода, ноги соскальзывали с кочек, где-то рядом дымились торфяники и едкий дым пропитал меня, как губку. Виктор Иванович, который шёл первым, снова повернулся ко мне и радостным голосом, в пятый раз уже, постарался меня подбодрить:

– Всё, почти уже пришли! Зато срезали. Километра на два меньше тут идти.

– Да-да! – Кивала я ему, а про себя добавляла: « Ага, срезали! Конечно, зачем нам было идти по сухой и ровной дороге, когда мы можем прыгать по кочкам, как лягушки!»

Виктор Иванович – отец приятеля моего брата Ильи. Он уже лет пятнадцать на пенсии, в городе у него квартира, а здесь, возле поселка Ильмовка, у него остался дом, старый, ещё родительский, да ещё и с домовым. Собственно, поэтому я и оказалась здесь, вместе с ним, в восемь утра в свой выходной день. Нас обещали встретить с электрички на железнодорожной станции, и довезти до места, но водитель проспал, или что он там ещё мог делать в шесть утра.

Мы, наконец-то, вышли на сухое место, прошли по светлому березовому лесочку, который готовился к самой красивой своей поре – к золотой осени. За ним сразу начиналась небольшая деревня с красивым названием Васильки, раскинувшаяся по обеим сторонам неспешной узкой речки Каменка, почти невидимой в густых кустах ивы.

– Вот моя деревня! – Раскинул руки Виктор Иванович – Красота?

Я согласилась с ним. Нашему взору, действительно, открылась очень живописная картина в жёлто-золотистых осенних тонах. Мне нравятся все деревни, которые я только видела, все без исключения, даже брошенные. Что-то трогает русское сердце при виде деревенского пейзажа. Сразу хочется остаться здесь навсегда.

– Скучаете? – Спросила я.

– Ты бы знала, как мне не хотелось уезжать отсюда! – Он вздохнул – Не поверишь, проснусь ночью, а перед глазами леревня моя стоит, именно такая, вот с этой самой точки я её и вижу. И сердце заноет от тоски, лежу, уснуть не могу, ворочаюсь. Бабка моя проснётся, тоже переживает, так и лежим, вздыхаем. Вот ведь, не отпускает она нас.

Спустившись с небольшого пригорка, мы вышли на ту самую грунтовую дорогу, по какой и должны были прийти со станции. В деревне Васильки всего две улицы – одна на левой стороне Каменки, а другая на правой. Их так и называют «Левобережная» и «Правобережная».

– А зимой у нас тут одна улица остаётся. – Виктор Иванович подобрал с дороги здоровенный гвоздь и положил его себе в рюкзак – Каменка застынет, занесёт её снегом, вот тебе и проспект широкий. Как в городе. Половина жителей, а это десять человек, у нас зимуют в городе. У кого свои квартиры, кто к детям уезжает. Остальные здесь. Раньше-то в Васильках дворов тридцать было. Мы до прошлого года тоже здесь зимовали. Да дочка взбунтовалась. Нет у вас тут ни врача, ни аптеки, говорит, вы старые уже, что случится, что мне делать, вертолёта у меня нет. И сын её поддержал. Уговорили нас. У нас были кое-какие сбережения, мы купили в городе однокомнатную квартиру. Переехали. Решили, что зимой будем в городе жить, а лето в Васильках. Но в первую же зиму жена у меня сразу заболела, сначала в больнице лежала, потом дома, сейчас на улицу почти не выходит, вот мы этим летом сюда и не приехали. Так, наездом, я раз в месяц приеду, проверю, и обратно в город. Огород не посадили, всё травой поросло, просто сердце кровью обливается. Но это полбеды. А главное – Мостя здесь остался.

Мы подошли к небольшому бревенчатому дому на два окошка, перед которым росли огромные кусты сирени. Ворота были прикрыты без замка, и поэтому, когда Виктор Иванович толкнул их, они легко и бесшумно открылись. Он удовлетворённо хмыкнул:

– Молодец, Микола, смазал петли. Следит, надеется, что мы вернёмся сюда. Хороший он человек! Да у нас все тут хорошие, кроме бабки Тикалихи.

Во дворе нас встретила трава по пояс. До крыльца мы дошли, притаптывая её и стараясь не обжечься крапивой, которая была метра два в высоту. Такой высокой крапивы я никогда раньше не видела.

– Сейчас я её выкошу, – пообещал Виктор Иванович – открою сарай, там у меня коса стоит наточенная. Быстро выкошу.

Открыл дом, достав ключ из-под коврика.

– Так у вас тут просто благодать, двери не закрываете, воров нет, просто общество будущего! – Сказала я.

–Да, это правда, нет у нас здесь воровства. Бывает, конечно, заходят чужие, но не пакостят. Ну и мы сами следим за порядком. Все, кроме бабки Тикалихи.

Эта бабка Тикалиха, определённо, неоднозначная личность в деревне, если за пять минут Виктор Иванович её вспомнил дважды.

В доме, несмотря на то, что уже год никто не живёт, всё равно было по-домашнему уютно, обжито, будто хозяева только на минутку отлучились, и скоро придут. И чистенько так, вроде даже пыли нет.

– Так это соседка, жена Миколы, Клава, она тут приходит, убирается. Работящая баба, ей столько же лет, как и моей Татьяне, скоро семьдесят, только она пошустрее будет. Они до сих пор корову держат, кур, ей не сидится без дела никак. Микола уж давно ей говорит, давай попустимся, не будем корову держать, оставим одних кур, легче будет. Клава вроде согласится, решат они осенью корову заколоть, а потом следующее лето приходит, опять сено заготавливают, корма покупают, и так уже не первый год.

Я переодела мокрые носки, оставила сумку в доме и снова вышла на крыльцо. День был тёплый, ласковое солнце щурило мне глаза, и заставляло улыбаться. Мостя – это не кошка, и не собака, это вообще ни какое-то домашнее животное. Это – домовой. Когда мне позвонил мой брат Илья и напросился с Виктором Ивановичем в гости, потому что у того проблемы с домовым, я подумала, что он меня разыгрывает. Но они приехали, я посмотрела на Виктора Ивановича, человека серьёзного и не похожего на спятившего с ума старика, и сразу прониклась его беспокойством по поводу Мости.

– А почему Вы зовёте его Мостей? – Спросила я Виктора Ивановича, доставшего из сарая косу – Что за имя у него такое странное?

– Ничего странного в этом имени нет. Его так ещё матушка моя называла. Он просто везде, где тепло, мостится, вот поэтому и Мостя. Он уже очень долго живёт в нашем доме. Матушка моя говорила, что, сколько себя помнит, столько и жил у них Мостя. Я сам-то его ни разу не видел, а вот матушка моя его видела два раза, и сестра моя, Любава, один раз его видела, когда в школе ещё училась, а я в это время в армии служил. Любава меня на три года младше. Вот она мне и написала в письме про один удивительный случай. Однажды ночью молния ударила в берёзу, которая у соседа перед окнами стоит, та загорелась. Сестра спит, а её вроде толкает кто, она глаза открывает, да как закричит! Перед ней стоит волосатое чудище, примерно метр росту, глаза светятся, и говорит: «Буди мать, там пожар, тушить надо, да быстрее, чего вытаращилась». А Любава и так поняла уже, что пожар. В избе светло стало, как днём, и дымом пахнет. Она соскочила, мать разбудила, они вдвоём выскочили на улицу, соседей разбудили. Все вместе стали воду таскать из бочек, поливать всё, с берёзы огонь на забор уже перекинулся. Когда дерево и забор потушили, тогда Любава матери и рассказала про чудище. А та ей: «Смотри, по деревне не болтай. Это Мостя, наш домовой, он в доме живёт, за печкой». Любава первое время даже оставаться дома одна боялась, всё думала, что он появится, да потом успокоилась. Не появлялся он больше. Потом она учиться в город уехала, там и осталась жить, замуж вышла, троих ребят родила, сыновей. Приезжала сюда с ними только летом и то на недельку, не больше. Всё больше в лагеря и в санатории их отправляла. Я про Мостю знал, мне матушка по секрету рассказала, когда я в первый класс ещё пошёл. И меня она тоже предупредила, чтобы я никому не рассказывал про него. Язык-то у меня чесался, друзьям очень хотелось рассказать про домового, да матери боялся. А потом постарше стал, вообще думал, что это выдумки.

Он скинул пиджак и начал косить. Получалось у него быстро, мне показалось, что он махнул всего раз пять, и нет травы во дворе, только ровные валики рядами лежат.

– В том месяце косил, а она вон как опять вымахала. Что доброе посадишь, так оно или засохнет, или не взойдёт. – Пожаловался он – Огород-то наш Микола косит, сено своей корове заготовляет.

– Так Мостя потерялся у Вас что ли?– Спросила я – Ушёл из дома?

– Нет, он не ушёл из дома. Тут дело тоньше. Пойду, поздороваюсь с соседями, потом приду и расскажу всё по порядку. Эта история не простая, на ходу её не расскажешь. Может, хочешь со мной пойти, познакомиться с соседями?

Я решила пойти и познакомиться, раз дело не понятное, может, придётся ещё и задержаться здесь.

Сначала Виктор Иванович свернул к крайнему левому дому, последнему на Правобережной улице. Дом был тоже бревенчатый, чёрный, но все остальное современное, новое – крыша у него была из ярко-красной черепицы, спутниковая антенна наверху, окна пластиковые, с москитными сетками. Перед окнами был небольшой резной палисадник, в котором цвели разноцветные астры немыслимой величины, такие большие, что я сначала подумала, что они искусственные. Нам даже стучать в ворота не пришлось, они сразу открылись и с криком: «Ах ты, лентяй городской! Обленился совсем, перестал приезжать к нам!», выскочил юркий невысокий мужичок с густой седой шевелюрой. Они обнялись, непрерывно похлопывая друг друга по плечам и спине. Это и оказался тот сосед Микола, который смазал петли в воротах Виктора Ивановича. Следом вышла улыбающаяся пожилая женщина с рыжими кудряшками и тоже обняла Виктора Ивановича. Они оба настороженно на меня посмотрели, но Виктор Иванович их успокоил, что я не покупаю его дом, а приехала по делу. Они не стали уточнять про наше дело, и начали наперебой рассказать ему деревенские новости. Пресловутая бабка Тикалиха тоже была упомянута. Похоже, она очень популярна в деревне. Виктор Иванович тоже рассказал им про жену, про дочь, про внуков. Я подумала, что если в каждом дворе мы будем вести такие разговоры, то домой не вернёмся и к вечеру. Видимо, уловив мои мысли, Виктор Иванович, когда мы пошли к следующему дому, сказал мне, что мы быстро пробежим по остальным дворам. С другой стороны его дома жила одинокая бабулька Степанида Васильевна, на вид лет сто, не меньше. Дом её выглядел так же. Она долго подслеповато щурилась на нас, но потом всё-таки вспомнила Виктора Ивановича, заулыбалась беззубым ртом. Меня приняла за его дочь, он пару раз попытался её переубедить, потом махнул рукой и согласился. Мы выслушали её сводку здоровья о себе, и пошли дальше. Виктор Иванович мне сказал, что она не одинокая, у неё две дочери где-то в Тюмени живут, приезжают за ней каждый год, уговаривают её уехать к ним, но она не хочет уезжать отсюда. Соседи ей помогают, жалеют её, но она в целом ещё крепкая, даже садит картошку в огороде, правда к осени о ней забывает. Поэтому её выкапывают соседи и приносят ей уже в мешках.

В следующем доме, больше похожем на теремок с резными ставнями, жила ещё одна бабулька, но она так рано, видимо, не вставала. Виктор Иванович мне сказал, что зовут её Мария Григорьевна Разина, она всю жизнь проработала учительницей в начальной школе, ходит всегда в шляпках, очень культурная. К ней часто приезжают её бывшие ученики, не забывают её, а своих детей у неё нет. Живёт одна, мужа похоронила лет пять назад. На подоконнике у бывшей учительницы сидел большой чёрный кот. Увидев нас, он спрыгнул и подошёл ко мне. Я его погладила, он замурлыкал, и начал тереться об мою ногу. Мы пошли дальше.

Следующий дом был совсем новый, но строительные работы в нём были не закончены. Кругом лежали разбросанные лопаты, порванные мешки из-под цемента. Кучи песка возвышались прямо перед входом, кое-где на них уже цвели цветочки, ровные пачки досок были закрыты плёнкой. Там тоже никто нас не встретил.

– Раньше здесь жил Андрей Павлов с женой. Но он умер, а она к сыну переехала. Теперь вот его сын Санька строится, но приезжает только на выходные, и то не каждую неделю. Работает, некогда ему. Пойдём, еще вон в тот дом зайдём, хозяина с собой возьмём, вместе позавтракаем – он показал на двухэтажный деревянный дом под черепичной крышей.

Мы прошли мимо двух домов, ставни одного были наглухо заколочены, а около другого сидела крепкая старушка в белом платке и слегка кивнула головой на наше приветствие, внимательно разглядывая меня. Я сразу поняла, что это и есть Тикалиха. Так и оказалось. Виктор Иванович мне зашептал:

– Выползла уже с утра. Сейчас пока не узнает, кто ты такая, не успокоится. Как только магазин откроют, сразу к своей подружке Людке побежит с новостями. Любит язык почесать, да соседей обсудить.

К дому, к которому мы направились, вела бетонная дорожка, обсаженная с обеих сторон декоративными цветущими кустарниками. Виктор Иванович постучал в массивную калитку. Залаял пёс. Во дворе послышались шаркающие шаги. Послышался лязг отпирающегося затвора. Всё-таки, оказывается, закрывают некоторые местные жители свои дома. Калитку открыл высокий сухой мужчина с землистым цветом лица. Посмотрел сначала на меня, потом на Виктора Ивановича.

– Извини Витя, проспал. Вчера долго не мог уснуть, нога разболелась, хоть на стену лезь. – Виновато произнёс он.

Он пропустил нас во двор. На цепи в углу двора сидела кавказская овчарка и лениво лаяла. Тоже проспала, наверное.

– Да ладно, мы дошли пешком. Зато Ольга Ивановна красотами полюбовалась нашими.

Я улыбнулась, сделав вид, что прогулка мне понравилась.

– Валера Сухарев. – Представился мужчина – Извините. – Ещё раз повторил он – Заходите в дом, я как раз чайник вскипятил, наверно голодные.

– А мы тебя хотели к себе пригласить. – Виктор Иванович взглянул на меня, я согласно кивнула, и мы прошли за Валерой в дом.

Сразу чувствовалась рука хорошего хозяина. Всё было приколочено, что должно быть приколочено, каждая вещь была на своём месте, нигде ничего не валялось.

Он провёл нас в просторную комнату, раздёрнул шторы на окнах, показал на стулья возле стола, а сам прошёл в кухню, отгороженную от комнаты лёгкой переборкой из досок. Там чем-то погрохотал, потом вынес чайник, чашки, сходил ещё два раза, принося с собой заварник, сахар, варёные яйца, масло, хлеб.

– Чем богаты, тем и рады. – Сказал он, усаживаясь рядом со мной – Не стесняйтесь, ешьте. Ты рассказал?