Ничего не имея, орать, что и черт не страшен,
Если чаша разбита, танцуй на разбитой чаше.
И плевать, что кровит ступня.
Я и сам, как большой синяк
И урод, но зато не раб.
Судьбы, выбитые из рам.
А теперь как-то вырос, одумался, заржавел,
Словно осы, проблемы размножились в голове,
Вроде есть и семья, и работа, и светлый дом,
И бессмысленно всё, что до.
Отвалились давно и шипы, и бунтарский нрав,
Жизнь безумно похожа на старый советский шкаф,
Счастье в виде фарфоровых блюдец и лебедей,
Уронил – и привет беде.
Я стою на защите фарфорового мирка
И боюсь, что он рухнет от легкого ветерка.
У меня нет оружия, только твоя рука.
Ты держись посильнее.
***
Нам не надо прекрасного, мы от души лажаем.
Отвратительный звук, но кого-то, возможно, вштырит.
Я ходила по свету,
Ненужная и чужая,
И готова была хоть мишенью, прибитой в тире,
Хоть таскать на себе из пустых обещаний гири,
Лишь бы кто-нибудь да заполнял тишину в квартире,
Рядом кто-нибудь да лежал.
Только видно не всем соловьиными голосами
Распевать про домашний очаг и семейный ужин.
Сколько раз ни ровняй, всё равно говорят: «косая»,
Сколько раз ни глуши, вырывается шум наружу.
Он ко мне подошел и сказал: «Успокойся, друже,
Может, наша дорога – творить первосортный ужас
И безумнее всех плясать»
Я ходила по свету, от скуки себя кромсая,
Заменяла любовь мимолетным теплом касаний,
Сколько масок ни склей, возвратишься домой босая.
Сорняками покроет сад.
И, возможно, в принятии спрятано наше счастье,
Разрушать красоту – быть по-своему к ней причастным.
Мы становимся шумом, свободой, борьбой, контрастом,
Начиная себя спасать.
***
Хорошо, когда верится, плачется и щемит,
Чувства есть
И фонтаном хлещут,
Превращают в обломки вещи,
Бьют в потолок,
Образуют десятки трещин
На твоем «Всё равно»,