Всемирная паутина

Толпа, поддавливаемая задними рядами, с треском расступалась и, обнажив небольшой пятачок перед сценой, замерла в ожидании. Музыка заглохла, остался только ровный тяжёлый гомон.

Не приходя в себя, Джон с трудом встал, держась ладонью за разбитый затылок, и бросил взгляд на сцену. На опустевшей сцене оставался лишь микрофон. Джессика, гневная и оскорблённая, спускалась по ступенькам в дальнем углу.

– Джесс! – выкрикнул он.

– Ненавижу тебя! – рычала зарёванная Джессика, расталкивая толпу своими хрупкими ручонками. – Я всегда, всегда чувствовала себя одинокой! Никогда тебя не было рядом! Всё твои долбанные компьютеры…

– Джесс! – на глазах навернулись слёзы.

Тут неожиданно девушка остановилась, развернулась и направилась к нему, разъярённо распихивая людей перед собой. Толпа расступалась, насколько могла. С каждым её шагом Джон всё сильнее сутулился и невольно пятился. Наконец она вырвалась из окружения и осталась с ним один на один – дрожащим от волнения и страха.

Джессика, миниатюрная, вся в слезах, подошла твёрдой поступью и замахнулась. Джон зажмурился и немного отвернулся. Джейн стояла с открытой ладонью, занесённой над головой, вся в слезах, струящихся поверх чёрных полосок туши на щеках, с полным обиды и непонимания лицом. Зал молчал. В тишине отрывистым эхом зазвучали слова:

– Я не хочу тебя больше знать, Джон Уэйнрайт…

Он открыл глаза и растерянно посмотрел на девушку. Та убрала руку.

– Иди ты к чёрту… – она стиснула от ненависти зубы.

Девушка решительно развернулась и зашагала сквозь окружающее молчание прочь. Потрясённая толпа покорно расступалась перед ней, оставляя узкую тропинку.

Опустив руки в карманы брюк, Джессика задумчиво брела к выходу, качая головой от горечи и разочарования. Слёзы и тушь на её лице образовали корку, брови были сдвинуты. Девушка подошла к дверям, ведущим вон.

– Джессика? – на весь зал нетвёрдо прозвучало раскатистое эхо.

Джон, мокрый, стоял у микрофона и дрожал.

– Я до сих пор не могу поверить, что все эти годы ты была со мной… Даже когда я не был с тобой…

Джессика остановилась и прислушалась, не поднимая глаз.

– Я до сих пор не могу поверить, что такая восхитительная девушка, как ты, выбрала меня и любила меня всё это время, даже в самые трудные времена…

Он достал из кармана небольшой кусочек припойной проволоки, которая по обыкновению там болталась.

– И я знаю, я глупый и слабый… И я наделал кучу ошибок… Но сегодня, наверное, единственный день, когда я не хочу быть глупым и слабым настолько, чтобы совершить ошибку, о которой буду жалеть всю свою жизнь – отпустить тебя…

Джессика повернулась и взглянула на сцену. Трясясь, в одном носке и одном тапке, с царапиной через всю руку, с окровавленным затылком и шеей, весь в слезах, медленно сползал на одно колено Джон.

– Джессика Бигелоу… моя любимая… – сквозь слёзы и дрожь говорил он уже мимо микрофона, – я прошу тебя связать со мной свою жизнь…

Джон стащил с мизинца накрученную проволоку и выставил её перед собой.

– Ты согласна стать моей женой?

Зазвенела тишина. Джессика глядела своими огромными серо-зелёными растерянными глазами и боялась сделать вдох. Было слышно её сердце. Сотни людей смотрели прямо на неё, и никто не смел проронить ни слова.

Её колотило от напряжения, словно она пыталась сдержать какой-то вулкан, который накалялся внутри. Девушка всхлипнула, сдавила подступивший к горлу ком и крепко зажала ладонями губы.

– Да… – закивала она.

Толпа взорвалась, а вместе с ней слёзы брызнули из глаз Джесс. Она схватилась за лицо и начала исступлённо рыдать, не сводя глаз с Джона, который стоял на сцене на одном колене и протягивал ей кольцо из оловянной проволоки для спайки электронных плат и радиодеталей в единое целое.

– Да! – вырвался дикий вопль из хрупкой груди Джессики, и та бросилась в самую гущу, расталкивая народ и пробираясь к сцене.

Взгремела музыка, толпа взорвалась! Давка началась страшная. Все вокруг орали и неистовствовали. Кто-то пытался обнять Джессику, кто-то, напротив, подталкивал её к сцене.

Джон вскочил с колена и побежал навстречу, но вдруг нога подвернулась, и он обрушился на людей. Тапок вылетел и, кружась, как вертолёт, отскочил куда-то в сторону.

Руки понесли Джона, а Джесс пробиралась там – в толпе, с треском врезаясь в новые волны людей и распихивая их локтями. Он, беспомощно качаясь на ладонях студентов и видя свою возлюбленную всего в нескольких шагах, пытался грести, отталкиваясь от моря, по поверхности которого плыл.

Наконец он рванулся из последних сил и вцепился кончиками пальцев в вытянутую к нему руку Джессики. Они схватились друг за друга, пока море мощными волнами пыталось разорвать их соприкосновение на две отдельные части. Но это было невозможно. Неуклюже Джон сполз вниз головой в объятья Джессики. Она и все студенты пытались поднять его, перевернуть, пока, наконец, его лицо не оказалось прямо перед Джесс. Та держалась за волосы и рубаху, крепко стискивая кулачки, а он, нависнув над девушкой всем телом, бережно обхватывал её за талию.

И все вокруг пытались обнять их, потрепать по волосам, подёргать за уши и носы. Сотрясаемая, раскачиваемая толпой пара, оглушённая, стояла в глубине моря. А два оголтело колотящихся друг о друга сердца загонялись от безумия в самой середине этого чуда.

И Джесс рыдала и ревела уже без слёз, а избитый, измученный, исцарапанный и истерзанный Джон, шатаясь из стороны в сторону, сдавливал свою малышку Джесс и хрипел ей на ухо:

– Я никогда больше тебя не отпущу, любимая! Мы всегда будем вместе!.. Всегда!.. Всегда будем только вместе!..

UKFDF 110

В комнатке было бесцветно и душно. На фоне ровного, нудного гудения вентилятора в системном блоке время от времени раздавались звучные щелчки тяжёлых клавиш клавиатуры. Бледный холодно-синий мерцающий свет кинескопа тускло озарял сутулую фигуру сидящего перед ним мужчины в чёрной футболке. Его короткая лысеющая шевелюра была взъерошена, уставшие поблекнувшие глаза, обрамлённые тяжелыми синяками, сквозь боль вглядывались в экран, а пальцы подрагивали от напряжения и вместе с тем от многочасового бездействия.

Наконец Джон надавил на круглую кнопку выключателя, расположенную на массивном серо-грязно-жёлтом системном блоке, откинулся на спинку стула и взялся за переносицу, с усилием потерев веки. Вентилятор заглох, монитор погас, комната погрузилась во мрак и тишину. Джон тяжело вздохнул.

Сил на то, чтобы разогнуть спину, не было. Голова гудела, глаза едва улавливали свет. Он с трудом выдвинулся из-за стола и, раскачиваясь из стороны в сторону, придерживаясь за дверные проёмы, направился в ванную.

Из задребезжавшего крана хлынула холодная вода и обдала брызгами сухую раковину. Джон набрал полные ладони воды и погрузил в них лицо. Затем, постояв так некоторое время, взглянул в зеркало. Потемневшими от усталости глазами оттуда смотрел сгорбленный некрепкий мужчина, с лёгкой горькой улыбкой на сжатых губах и высохшей белёсой кожей на лице, полном смятения. Джон пригляделся и заметил седеющие волосы возле виска. Он поспешно отвернулся и выключил в ванной комнате свет.

В спальне на самом краю большой кровати, обхватывая себя руками, лежала хрупкая женщина. Разочарование и сожаление глубокими морщинами въелось в милые, лёгкие черты её детского лица.

Джон стоял в дверном проёме и наблюдал за её ровным дыханием, за качанием плечика, за младенческой позой свёрнутого в калачик тела. Он тихо подошёл к кровати и сутуло сел на край, к ней спиной. Затем стащил с пальца обручальное кольцо, положил его на тумбочку, рядом положил наручные часы и неловко закинул ноги на кровать, накрывшись отдельным одеялом.

Лежа на самом краю кровати, он смотрел в потолок какое-то время, а затем отвернулся.

Джессика закрыла глаза и абсолютно беззвучно зарыдала.

UKFDF 111

Джон приоткрыл глаза и полежал так какое-то время, а затем посмотрел на Джессику. Тусклый белёсый луч рассветного солнца словно лезвием разрезал пустую смятую подушку. Джон зажмурился и потёр веки костяшками пальцев.

Шатаясь под тяжестью сна, он проковылял в ванную комнату, ополоснул лицо и, миновав кухню, направился прямо в свой кабинет. Единственное окно в этой маленькой комнатке было наглухо закрыто занавеской, а небольшой шкаф гнулся под толстыми справочниками, и в общем-то в комнате больше ничего не было, кроме самого главного: в центре, на рабочем столе, словно жемчужина в раковине, красовалось чудо техники – ультрасовременный персональный компьютер.

Каждый раз при взгляде на него просыпались эти неповторимые чувства: как у ребенка, впервые увидевшего телевизор, словно в коробке живёт безграничный, фантастический мир – целая вселенная, которую можно созерцать сквозь небольшое оконце кинескопа.

Выполненный из шероховатого светло-серого пластика, узкий корпус системного блока располагался горизонтально на столе. На передней панели красовались и трёх, и пятидюймовые дисководы для флоппи-дисков. Они позволяли переносить данные с одного компьютера на другой, благодаря чему люди могли обмениваться программами и документами. Один флоппи-диск – это сразу 1,44Мб перезаписываемой памяти – целые книги можно было передавать друг другу с помощью этих миниатюрных пластиковых пластин. Поверх системного блока на круглой ножке стоял монитор, который своим единственным выпученным глазом смотрел на Джона. В углу виднелся полосатый гордый значок «IBM».

Джон осмотрел компьютер и, присаживаясь на стул, потянулся в кнопке выключателя. Под пальцем щёлкнуло, вентилятор медленно разогнался, дисководы задребезжали один за другим, и вены ожившего существа начала наполнять электрическая кровь. Что-то особенное было в этом монотонном шуршании компьютера, что-то, что заставляло сердце путешественника-первооткрывателя петь.