Стругацкие: проза (произведения 1960−1980-х годов)

Именно в этот момент Румата находит причину, по которой неблагополучное пространство, словно бы само собой, превращается в пространство еще большей беды.

Причина – хладнокровие:

«Хладнокровное зверство тех, кто режет, и хладнокровная покорность тех, кого режут. <…> Души этих людей полны нечистот, и каждый час покорного ожидания загрязняет их все больше и больше. Вот сейчас в этих затаившихся домах невидимо рождаются подлецы, доносчики, убийцы, тысячи людей, пораженных страхом на всю жизнь, будут беспощадно учить страху своих детей и детей своих детей» [15;168—169].

Аналог и одновременно оппонент Руматы – Будах – по-своему продолжит тему хладнокровия в монологе о способности человека привыкать ко всему:

«<…> привычка терпеть и приспосабливаться превращает людей в бессловесных скотов, кои ничем, кроме анатомии, от животных не отличаются и даже превосходят их в беззащитности. И каждый новый день порождает новый ужас зла и насилия…» [15;195]

В чем видится авторам причина хладнокровия, порождающего подлецов, доносчиков, убийц?

Причина, заставляющая этих людей подчиняться страху, – в их душах:

«Психологически почти все они были рабами – рабами веры, рабами себе подобных, рабами страстишек, рабами корыстолюбия. И если волею судеб кто-нибудь из них рождался или становился господином, он не знал, что делать со своей свободой. Он снова торопился стать рабом – рабом богатства, рабом противоестественных излишеств, рабом распутных друзей, рабом своих рабов»[15;143—144].

И вновь мысль Руматы получит развитие в монологе ученого Будаха о борьбе со злом:

«<…> и всегда будет невежественный народ, питающий восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю. И все потому, что раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя» [15;196].

Зная психологию раба, Саул («Попытка к бегству») предрекает, во что выльются замыслы молодых героев, вознамерившихся подарить средневековой планете коммунизм: либо герои из будущего превратятся в нянек при разжиревших бездельниках, либо найдется энергичный мерзавец, который подгребет себе под седалище все подаренное землянами изобилие, а самих землян вышибет вон с планеты.

К чему приводит циничная философия раба-хозяина и раба-слуги, постигнут Максим Каммерер и Гай Гаал, вглядываясь в фотографии, найденные на белой субмарине. Фотографии, доказывающие, какой синий, ослепительный, великолепный, снежный, веселый, смеющийся мир можно превратить в выгребную яму, если руководствоваться этой философией.

Действительно, человек – источник зла.

Но наряду с рабами-стражниками есть те, кто «желает странного» («Попытка к бегству»).

Наряду с рабами доном Рэбой и лавочниками есть Гур Сочинитель, Будах, Кира («Трудно быть богом»).

Наряду с рабами-«куклами» есть «выродки» («Обитаемый остров»).

«Желающим странного» в «Попытке к бегству» автоматически присваивается статус преступника.

В «Трудно быть богом» состав преступления книгочеев заключается в том, что они «умеют и хотят лечить и учить свой изнуренный болезнями и погрязший в невежестве народ; <…> что они, подобно богам, создают из глины и камня вторую природу для украшения жизни не знающего красоты народа; <…> что они проникают в тайны природы, надеясь поставить эти тайны на службу своему неумелому, запуганному старинной чертовщиной народу…» [15;39—40]

Основная вина «желающего странного», с точки зрения раба, и основное достоинство «желающего странного», с точки зрения свободного человека, – это то, что он усомнился.

Два варианта видения судьбы «усомнившегося» в «поступательном ходе истории» предлагают Стругацкие.

В «Попытке к бегству» гимн-плач такому человеку поет Саул:

«И этого человека, конечно, боятся. Этому человеку тоже предстоит долгий путь. Его будут жечь на кострах, распинать, сажать за решетку, потом за колючую проволоку…» [13;324]; в пределах же повести «Трудно быть богом» авторы оптимистично утверждают, что сама история, время, будущее за тех, кто «желает странного»: