Янчи мой спалъ, и пришлось имъ будить
Янчи въ полуночный часъ.
Въ эту минуту со мною онъ былъ —
Снилось я ночью ему,
Снилось, как будто онъ нежно меня
Къ сердцу прижалъ своему.
Въ бой противъ турокъ сзывали войска
Трубы, протяжно трубя…
Янчи поспешно вскочилъ из коня…
Другъ мой! Увижу-ль тебя?
Вплоть до околицы шла я за нимъ,
Шла я и слезы лила;
Словно голубка печальная, я
Горемъ убита была.
Въ конскую гриву я ленту вплела,
Розъ принесла для коня
Сто поцелуевъ я другу дала,
Чтобъ не забылъ онъ меня.
Сердце въ груди разрывалось моей,
Все потемнело вокругъ
Въ мигъ, когда Янчи, прощаясь, сказалъ:
«Бог да хранитъ тебя, другъ!»
Пр. Б. (По графу Майлатъ)
Даниил Берженьи
Танцы
Если желаешь ты видеть характеръ и нравы народа
въ яркихъ, наглядныхъ чертахъ, – танецъ народа узнай,
Вотъ вальсируетъ германецъ въ три счета, серьезно и важно;
крепко обнявши рукой, кружитъ онъ даму свою.
Къ верному сердцу одну только женщину онъ прижимаетъ;
тихо веселье его. Немецъ умеренъ во всемъ. —
Скачетъ, танцуя, французъ и съ улыбкою вправо и влево
руку свою подаетъ; часто меняетъ онъ дамъ.
Быстрый, живой и горячий, онъ въ радости – сущий ребенокъ:
ветренъ въ веселье своемъ, онъ ветрогонъ и въ любви. —
Съ Пиндаромъ можно сравнить вдохновленнаго пляской мадьяра;
страсть онъ влагаетъ въ нее, внутреннимъ пыломъ горя.
Вотъ онъ скользитъ еле слышно, томленьемъ любовнымъ охваченъ,
в пляске стараясь найти скорби забвенье своей.
Вотъ, загораясь внезапно, онъ пляску победную началъ;
битвой съ врагомъ упоенъ, онъ позабылъ о любви.
Слышишь, какъ почва колеблется? Видишь какъ Кинижи пляшетъ,
Крови съ лица не стеревъ, пляшетъ надъ трупомъ врага? —
Въ книгу нельзя занести этой пляски таинственныхъ правилъ;
ихъ и не нужно совсемъ: здесь вдохновенье законъ.
Тотъ лишь, кто мускулы въ дело пускаетъ съ энергией мужа,
Сильный въ порыве своемъ можетъ плясать какъ мадьяръ.
Пр. Б. (По Гэку и Уйфальви).
Михаилъ Томпа
I.