Кавказская Швейцария – Чечня. XIX-XX век

12 июля я оставил гостеприимный дом здешнего пристава, артиллерии капитана Н. А. Флейшера, с намерением подняться в Хильдехеройском обществе до последней деревушки Лому (Ломерхой), а за тем перевалиться при горе Тебулос-мта (называемой Башлам у нагорных Чеченцев) на Перекительскую Алазань и обратно в Аргунский округ, к верховьям Шаро-Аргуна. Туман, поднявшийся на ночь с 12 на 13 июля, помещал исполнению моего намерения ознакомиться с перевалами, ведущими из Хильдехеройского и Шароевского обществ в Тионетское приставство. Он окутал на трое суток густою пеленою все вершины до высоты 5000 футов над уровнем моря, и не мало помещал нам на следующие дни по круговому пути, предпринятому нами по менее высоким местам, через Хильдехеройское, Харочоевское и Чантинское общества в Шароевское и далее в Чаберлой. Побеседовав на ночлеге в башне деревушки Лому (6800 футов над уровнем моря) с назначенным мне от капитана Флейшера проводников по альпийским тропам, рьяным охотником за турами и дикими козлами (Steinbock) и некогда, в военное время, весьма смелым врагом нагорных Чеченцев, которых он убил не малое число, прибегнув под покровительство соседних Тушин, я 13 июля возвратился обратился обратно вниз по реч. Хильдехерой, или Перой- арка (горная речка здесь называется «арка», вместо обыкновенного чеченского термина «ахкъ»). Весьма круто спускаются здесь горы шиферной формации к речке, кипящей в страшной глубине под дорогою, оживленною многими деревушками с жилыми каменными башнями отчасти древней постройки, отчасти вновь сложенным из старого материала. Приблизившись таким образом на значительное расстояние от укрепления Евдокимовского, лежащего под нами (2600 футов над уровнем моря) на дне глубокой долины Чанти-Аргуна мы на высоте 6500 футов над уровнем моря, перевалились в Харачоевское общество, где остановились на ночлег в деревне Hauha (Гаугэ?).

Рано утром 14 июля мы начали наше странствование по покрытому роскошную зеленью лесов, полей и лугов ущелью реч. Хачерой-ахк, населенному деревушками соименного общества. Нам предстоял трудный и утомительный путь в туман и дождь по горному хребту, возвышающемуся больше 7000» между истоками речек Хачерой-ахк и притоками Шаро-Аргуна. Среди бела-дня мы блуждали по болотам и топям, перерезанным балками с обильными родниками и любовались подчас лесочками высоких берез (дакк), рябин (data) и клена, да своеобразным ковром рододендрона с опавшими белыми и красными цветами. Наконец мы уже выбрались из этого «края впечатления» – «доркун иестэ» его назвали Чеченцы – и благополучно спустились в дер. Шекара (– рой), лежащую на высоте 5250», довольно далеко и высоко над ущельем верхнего Шаро-Аргуна, в котором виднеются хвойные леса. Следуя вниз по этой реке, мы через час прибыли из дер. Шара (Шарой), состоящую из нескольких отделений из каменных башен, в которых живут чеченцы Шароевского общества, в противоположность Харачоевцам, обитающих в низких саклях из дерева, плетенок, или сырцового кирпича, как у плоскостных чеченцев, – что, по всему вероятию, доказывает позднейшее заселение этой местности. Спустившись за дер. Шара (Шарой) на дно к самому ложу реки Шаро-Аргуна, мы в продолжении 2-х часов следовали по нем через дер. Химой, живописно лежащую в теснине на самом дне его, пока не добрались через известковые утесы и густые леса до деревушки Кирэ, приютившейся в глухом ущелье, на самой границе Дагестанской области.

Не стану описывать моего ночлега в деревушке Кирэ и похищение невесты, приютившейся в том самом доме, в котором и мы остановились, также как и свадебного кортежа ее в деревню Бути, в которой издали наш скромный поезд приняли-было за жданную невесту; не стану описывать и лесных дебрей под этою деревнею, куда князь Чавчавадзе из Ботлиха (местопребывание начальника Андийского округа) нередко приезжает охотиться за медведями; -скажу только о том, что коснувшись, можно сказать, одною ногою Дагестанской области, я уже должен был из дер. Бути (замечательной и тем, что она единственная в Дагестане деревня, населенная Чеченцами), вскарабкался но весьма крутому подъему на плоскогорье Чаберлоя, в деревню Буни, где живет наиб, или что-то в роде пристава из Чеченцев. На ночлег я отправился в дер. Хой (5500 футов над уровнем моря), замечательною своими каменным постройками в числе которых одна высокая четырехугольная башня. Вообще весь Чаберлой изобилует древностями, в числе которых меня особенно поразил неподалеку от дер. Хой стоящий на поле, у самой дороги, каменный крест с разбою.

Из дер. Хой, в которой приятно поражает старательная обработка полей, более или менее замечательная впрочем по всему Чабарлоевскому обществу, я на следующее утро направился к озеру Эзен-ам, на берегу которого при выстроенной для царского проезда палатке, остановился немного в лагере Апшеронских рот, занимающихся здесь исправлением весьма важной в военном отношении дороги из Ведено в Дагестан, Жительских ароб вы на ней никогда ни одной не увидите. Озеро Эзен-ам, названное так по-чеченски по Эзенойской фамилии, тогда как тавлинцы прозывают его Ракхтлак, или Раштлак, из чего наши карты сделали Ретло, лежит на высоте 6130 футов по геодезическому измерению, что почти соответствует высоте озеро Гокчи. Через час от берегов озера Эзен-ам, славящегося изобилием форели, я поднялся на Керкетский перевал, на котором надпись гласит, что его абсолютно высота 7377 футов, в тумане, скрывавшем от меня красоты здешнего ущелья, по убийственной однообразием своих зигзагов, искусственной дороге вниз до деревне Харачой (З320 футов по геодез. изм.) и далее до Ведено-всего 35 верст.

В укреплении. Ведено, штаб-квартире Куринского Е. И. В. Вел. Князь Павла Александровича полка и местопребывании Веденского окружного управления, я пробыл 2 дня, пользуясь весьма полезными для моих целей сообщениями князь Н. Б. Эристова, глубокого вникшего в быт и потребности управляемых им Ичкеринцев, а также местного участкового пристава, капитана И. М. Попова, прожившего несколько месяцев в ичкеринской деревне с целью изучения чеченского языка, – лица хорошо известного на Кавказе своими прекрасными этнографическими работами, помещавшимися в «Терских Ведомостях» и «Сборнике сведений о кавказских Горцах». Здесь я также встретил Н. С. Семенова, секретаря окружного управления, заявившего начальника я между прочим нашел свидания, не только о числе браков, заключенных по деревням порознь, но и о бывших в то же время разводах, – весьма важном статистическом моменте, до сих пор ускользавшем от официальной регистрации в других частях своеобразного мусульманского мира в нашем крае.

19-го июля из Ведено я отправился через деревню Белгатой. Мимо достопамятного Дарго, в столь же известный Беной. Благодаря князе Н. Б. Эристову, снабдившему меня сведущим провожатым, я успел ознокомиться на этом пути со всеми этими местностями и приобрести в прекрасной деревне Беной маленькое понятие о нравах, обычаях и характере Ичкеринцев.

Выехав на другой день из Беноя, я на пути следования через деревни: Даттых, Чечели, Зандак до укрепления Кишень имел еще более сподручного проводника в лице сына повешенного за восстание Беноевцев Байсангура, молодого человека, научившегося во время ссылки своей в Вятке хорошо по-русски. На пути по полям, лесочкам и лугам Ичкерии, в продолжении всего этого дня 20-го июня, перед изумленными моими взорами развернуты были прелестные холмы Ичкерии, Салатавия с белыми стенами крепости Буртунай, сохранившиеся под Андийским хребтом лесные дебри, а под конец открывалась Кумыцкая плоскость с многочисленными оплодотворяющими ее реками и канавами: Аксай, Яман-су, Акташ и дальним извилистым течением Терека. В укреплении Кишень я застал хасав-юртовского окружного начальника, майора С. Д. Юзбашева, год тому назад раненого на пути по этой именно местности, одновременно с убийством полковника П. С. Петухова. От глаз внимательного наблюдателя народа и его нравов, даже в быстрый проезд, не ускользает, что Зандахоацы и Ауховцы в настоящую минуту не в пользу свою отличаются от прочих Чеченцев. Выражается ли в их неблагонадежности и фанатизме влияние близкого соседства с Дагестаном, или, что вероятнее, существуют тому другие причины-не берусь решить. Несомненно только то, что прочие Чеченцы хорошо поняли, как тавлинцы их эксплуатировали и питались их соком и кровью во время и под предводительством Шамиля и ясно заметно, насколько во взаимной неприязни и ненависти этих народ.

Через громадные аулы: Кишень-Аух, Банай-аул и Ярыксу-Аух я к вечеру прибыл в Хасав-юрт, все следуя течению речки Ярык-су, на берегу которой, недалеко от административного центра Кумыкской плоскости, красуется прекрасный сад и огород Н. А. Нарышкина, деятельно занимающегося введением в том краю рациональных приемов земледелия и садоводства.

Пробыв один день в Хасав-юрте, я 22 июля направился через Кумыкскую плоскость к Шолкозоводской станице на Тереке. Проливной дождь в одну ночь до того испортил при слободе Хасав-юрте переправу через речку Ярык-су, что отличная тройка не без опасности и с большою потерею времени успела вывезти на другой берег почтовую телегу и весьма легкую мою поклажу. Вообще все 30-верстное расстояние до Терека доказывало, в каком плачевном состоянии должна быть в осеннее и зимние время эта грунтовая дорога, служащая сообщением внутренних губернии России и Закавказье с Прикаспийским краем. Два ливня-весьма редкое явление в Прикаспийской низменности в это время года – покрыли дорогу от Шелкозаводской до Моздока такою массою воды, что она местами по нескольку часов стояла большими лужами на степи. Переночевав в Калиновской станице я 23-июля к обеду поспел в город Моздок, с достопримечательностями которого я успел познакомиться при предупредительном содействии тамошнего полицеймейстера П. Д. Ницыка.

К сожалению, густой туман лишил меня на следующее утро, 24 июля, того прекрасного вида, который по дороге из Моздока во Владикавказ открывается с Кабардинского гребня на первый из этих городов с его лесистыми окрестностями по правую сторону широко раскинувшегося Терека.

Заключая на этот раз заметку о настоящей моей поездке по Терской области, не могу не упомянуть несколькими словами о том приятном впечатлении, которое на меня произвели Чечня и Чеченцы. Чеченцы, в которым еще 10 лет тому назад принимались-бы слово римского писателя: «nonarvorumcultu, sedraptuetlatrocinisvitamsustentabant (не возделыванием полей, а грабежам и разбоем поддерживали свою жизнь), – Чеченцы, которые еще столь недавно пылали воинственным огнем и дышали ненавистью к Русским и их просвещению, народ, не знавший до умиротворения края никаких подробностей, кроме утоление своего голода, – этот самый народ в настоящее время выстроил себе уютные и опрятные дома, возделывает кукурузу, ячмень, пшеницу, овес, табак, приступил даже к разведению виноградных садов и маренников. Приезжего в аул Русского все почетные встречают пожатием руки, уезжающего нередко провожает почтенная хозяйка, желая ему счастливый дороги, и весьма рада, если вы ей в присутствии ваших провожатых попадите руку в знак благодарности за радушный прием. Чеченки вообщее не закрывают себе лица и не кутаются, как это делают закавказские Тагарки. В деревни Беной мне даже случилось присутствовать на свадьбе, на который мужчины сидели или стояли с одной стороны, а с другой женщины, к которым подходили молодые парни, вызывая то одну то другую женщину, или девицу, на лезгинку. Лица коротко знакомые схарактерам народа не без основания сравнивают Чеченцев с Французскими, или Поляками, как по любезным чертам их характера, так и по недостаткам. Чеченцы трудолюбивы, восприимчивы и способны, но легкомысленны и легковерны. В свободное от полевых работ время года они готовы прислушиваться к бредням какого-нибудь фанатика-муллы, взывающего о переселении в Турцию, или смущающего их вестями о предстоящем рекрутском наборе. Нет сомнения, что с проведением железной дороги и большим упрочением благосостояние народа подобные явления потеряют свое значение и силу. Тогда повторение смут и восстаний, подобных тем, которые затеяны были Атабаем, Уммою и Байсангуром, наконец повторение драм, подобных прошлогодней, жертвою которой пал полковник Петухов, перейдет в область невозможного.

Перейдя в Галаевское и Джехарское ущелье.

(Из письма Действительного члена Академия Наук К. Зейдлица к Правителю Дел).

26 Августа я отправился из Владикавказа в Сунженскую станицу, местопребывание пристава 23-го участка Владикавказского округа. Дорога моя шла у подошвы лесистых предгорий к в.-с.-в., через казачьи хутора на речке Камбилевке, находящиеся, по геодезическому определению, в 1825 футов над уровнем моря. В Сунженской станице, имеющей около 2 ? тысяч жителей лежащей, как и соседняя Аки-юртовская, на верховьях р. Сунжи, примкнул ко мне молодой г. Бушек, прибывший сюда из управляемой его отцом Камбилеевской фермы.

Снабженные капитаном Дм. Ив. Лоханиным проводником и казачьими лошадьми мы в полдень направились к ю. через ущелье речки Камбилеевки, на Тарскую станицу. Это военное поселение в 1 ? тысяч душ заняло обширную котловину, орошенную бесчисленными притоками речки Камбилеевки. До покорения края эта лесная трущоба занята была Ингушами, выселенными отсюда для обеспечения окрестностей Владикавказа от воровства и грабежей. Множество-каменных башен, разбросанных по всей долине, до сих пор свидетельствуют о прежних обитателях этой местности, мало пригодной дляхлебопашество по причине постоянных дождей. Казаки пашут под Владикавказом и промышляют вывозом леса на Владикавказский базар.

Из Тарской станицы дорога наша повернула на в.-ю.-в., поднимаясь по трассированному полковник Д. С. Морозовым пути на гору Сунже-корт, примерно 4000 футов над уровнем моря оставив за собою покрытые мелкою, но весьма сочною и питательною травою покосы, на которых только теперь Ингуши и Галгаевцы собирали зимние запасы для своих кутанов, мы спустились верст 6 или 7 через прекрасный буковый лес к деревушке Эрши или Ирш, лежащей на дне глубокого ущелья р. Ассы.

Отсюда нами на следующей день вверх по реке в продолжение часа пришлось 8 раз переправляться взад и вперед через Ассу по мостам весьма первобытного устройства длинною в 3—5 сажень. Начатая полк. Морозовым дорога из Владикавказа через Тарскую, на встречу Джераховской дороге барона Вревского в Галгай – это весьма полезное предприятия прервано здесь на горе в ожидании отпуска пороха и суммы в несколько сот рублей для взрыва незначительной скалы, преграждающей дальнейшее следование по-над ущельем. На днях строители Ростово-владикавказской железной дороги, исследовав ущелья Ассы, вызывались на свой счет проложить понем дорогу для вызова из Галгая обильно растущего в нем хвойного леса.

Деревня Ирш, или Эрши, состоит из плохих хат, выстроенных на самом берегу Ассы Галгаевцами деревня Хамхи для пастьбы скота, заготовление сена и возделывания кукурузы, так как сам Галгай весьма беден хозяйственными угодьями.

То спускаясь, то подымаясь по узкой тропе, мы следовали вверх по Ассек через прекрасные лиственные леса, в которых, кроме трех видов рода Gentiana с синими цветами, попадалась и Parnassiapalustris, занесенная из нагорных болот, где она находит климат более соответствующий северной ее родине- лугам Скандинавского полуострова и северных губерний России. Наконец, верст через 5 или 6 весьма затруднительного пути, мы вступили в щель между хребтами Колой и Гэ-лам, через которую прорывается бушуя река Асса. На крутых известковых скалах висят здесь уже сосны, которых далее в Галае встречаете уже целые рощи и даже пространные леса. Со вступлением через эти исполинские ворота в область Галгая с первого шага заметна разительная перемена в климате местности чрезмерная сырость предгорий исчезает: поля нередко страдают от засухи и сильных ветров. Между тем дно ущелья Ассы и неуступающего ей в значении первого ее притока Тхаба-чочь лежат здесь на уровне по крайней мере3 ? тыс. фут над морем; к тому же местность, как к ю., так и к сев., возвышается до весьма значительных высот отчасти (но только в южной цепи) покрытых вечными снегами. Аномалия эта-в климатическом отношении, – о которой мы уже упомянули в нашем очерке Осетии, объясняется тем, что влага Каспийского моря, приносимая северо-восточными ветрами, по большей части осождается на северном склоне второстепенного известкового хребта/, касаясь за тем одних вершин высших гор шиферной формации. Вследствие редкости дождей в продольной долине Галгая и Джераха, на дне ее господствует, не смотря на возвышенное ее положение и высоту окаймляющих ее гор, степной характер растительности: здесь встречаются колючие кустики Astragalus (Tragacantha), StaticeuHelichrusum. Круто приподнятые к северу известковые пласты только кое-где обросли сосною, которая против деревни Хамхи, на правом берегу Ассы, образует довольно пространную рощу, как-бы искусственно разведенную разведенною и тщательно сохраненную. За-то горный хребет, ограничивающий котловину Галгая и Джераха с южной стороны, весь покрыт лесами6 внизу-лиственными (березою, буком), выше же хвойными, над которыми по верховьям притоков Ассы и Макал-дона, или Арм-хи, в некоторых ущельях висят массы снегов, весьма похожие на настоящие ледники.

Продольная долина Галгая и Джераха, простирающаяся от границы Аргунского округа (или котловины реки Аргуна) до ущелья реки Терека слишком на 40 верст по прямому направлению с востока на запад, разделена, примерно, под меридианом 62

 30 футов в. д. на две половины, отличающиеся, как в этнографическом, так и в гидрографическом, так и в гидрографическом отношении. Восточная ее половина, орошенная Ассою с ее притоками, населена Галгаевцами; западная же, из которой Макал-дон (так называют его Осетины, а сами Джераховцы – Арм-хи) уносит все воды в реку Терек, составляет достояние джераховского племена. Как те, как и другие принадлежит к Чеченскому народу; последние до того подверглись влиянию соседних Осетин, что все они говорят, кроме своего родного языка, и на иноплеменном, Осетинском. Деревни их имеют двойное, кистинское и осетинское название. Родственная связь нередка между Джераховцами и Осетинами. Границу двух народностей составляет здесь река Терек, а ведь известно, что реки мало разъединяют народы.

Характер здешних построек весьма похож на осетинскую архитектуру, с которою сходствует тем более, чем дальше мы подвигаемся на запад. Это наблюдения невольно порождает мысль, что выработавшийся в Осетии стиль, о котором мы будем подробно говорить в последствии в другом месте, распространился с запада на восток по продельным долинам, простирающимся к северу от Кавказа между шиферным к известковым хребтами, на восток через Аргунскую котловину до самого Дагестана, сделавшись таким образом общим достоянием осетинских и чеченских горцев.