Геворг Марзпетуни

– Да, и как можно скорее.

– И ты не боишься гнева великого эмира и грозных арабских полчищ?

– Что нам эмир? У нас есть свой царь! – горячо воскликнул князь.

– Но ведь Двин – владение эмира. Ему принадлежит большая часть Востана, Чакатк, Коковит. Он даже Цагкот считает частью Туруберана, которым владеет всецело.

– Значит, все эти земли, по-твоему, собственность мерзкого араба? – возмущенно спросил князь.

– Пока еще да, – ответил католикос спокойным голосом.

– Нет. Тысячу раз нет! – воскликнул князь. – Армянская земля принадлежит армянам. Двин – творение рук царя Хосрова. Чакатк, Коковит, Цагкот – все это области нашей престольной земли. Туруберан – собственность дома Мамиконянов. О каждой из этих провинций у нас написаны целые летописи. Кто может это отрицать? Ты пишешь армянскую историю. Как же ты можешь свидетельствовать в пользу презренного араба? Если бы сейчас появился здесь дух праотца армянских историков – Хоренаци[22 - Мовсес Хоренаци (Моисей Хоренский) – знаменитый армянский историк, живший в V веке.], смог бы ты это подтвердить?

– Я сказал, пока еще…

– Нет! Ни пока, ни после… – прервал князь. – Араб должен властвовать в Аравии, а не в Армении.

– Да будет так. Я не из тех, кто намерен возражать.

– Так будет, святейший владыка, если ты не откажешься выполнить мою просьбу.

– Какую просьбу?

– Я тебе уже сказал: ты должен возвратиться на патриарший престол.

– В Двин?

– Да.

– Какая тебе польза от этого? Я не воин, войска у меня нет, чтобы тебе помочь. Если ты намерен взять Двин и надеешься на свои силы, бери. Освободи его от арабов, тогда я, от души благословляя тебя, вернусь на свой престол.

– Если хочешь, прокляни меня, только вернись сейчас, пока востикана нет в Двине и пока мои войска не осадили его.

– Объясни мне наконец, какая же польза от моего возвращения?

– Не опасно ли открывать тебе тайну, пока ты находишься в этой крепости?

– Нет, я сейчас же уеду отсюда, если ты меня убедишь в необходимости отъезда.

– Хорошо. Польза та, святейший владыка, что мне нужны в Двине верные люди. Я не могу послать туда никого из своих. Бешир им не разрешит въезд в Двин. Между тем ты свободно можешь вернуться на свой престол. Это даже польстит самолюбию востикана. Вместе с тобой в город войдет несколько верных мне людей…

– Ни одному мирянину не разрешат проникнуть через двинские ворота, – прервал его католикос.

– Я это знаю. Они войдут как монахи.

– Боже мой! Ты заносишь надо мной меч востикана! – воскликнул католикос, бледнея от страха.

– Не беспокойся, святейший владыка. Я не позволю, чтобы востикан обнажил свой меч против тебя.

– Что же должны делать твои люди?

– Они будут рыть потайной ход из патриарших покоев к городским стенам.

– Нет, нет! Я не приму участия в этом деле. Тот, кто приказал нам воздать «божье богу», приказал нам воздать и «кесарево кесарю», – заговорил католикос решительным голосом.

– Кто же твой кесарь? – спросил князь, дрожа от гнева.

Католикос не ответил.

– У тебя один царь, которого ты обязан почитать, – это Ашот Железный, – продолжал князь. – Араб не имеет права на эту страну. Он захватчик и разбойник. Армянин, называющий его кесарем, изменник, а изменника вправе умертвить первый воин, не совершая греха перед правосудием.

– Я бегу от мести тирана, – заговорил католикос, – а ты посылаешь меня навстречу ей. Какая тебе польза в моей смерти?

– Не говори «тебе», а «родине». Если ты думаешь, что твое возвращение принесет смерть тебе, то радуйся. Лучше уподобиться воинам Гевонда, чем уйти, не оставив после себя никакого следа.

Речь князя, вместо того чтобы возбудить гнев католикоса, смутила его.

– Причислиться к Гевондовым воинам? – заговорил католикос. – Я хотел бы удостоиться этой чести, но разве я могу?..

– Желать – это уже мочь. Вот удобный случай для этого. Будь храбр, презри преходящую жизнь. Сделай то, что ты проповедуешь своим ученикам, и твою память благословят грядущие поколения.

– Что я должен делать в Двине? – спросил католикос.

– Ты должен покровительствовать воинам, которые под видом твоих духовных слуг будут жить в патриарших покоях. Они будут работать по ночам.

– А если найдутся предатели?

– Тогда смерть коснется нескольких человек, в том числе, быть может, и католикоса. Но эти жертвы необходимы.

– Это очень тяжелое условие.

– Что может быть легче и приятнее, чем умереть за родину.

– Для героя и человека, преданного родине, но…

– Я знаю, ты не храбр, святейший владыка, но ты любишь свою родину, ты не станешь этого отрицать.

– Да будет твоя воля, дорогой князь. Если бог уготовит мне смерть, я приму ее не ропща. Меня не причислят к мученикам, я это знаю. Но по крайней мере проклятие не коснется моей могилы, – решительно сказал католикос.

– С божьей помощью опасность минует тебя, святейший владыка. Судьба уже милостива к нам, невозможно, чтобы и это начинание нам не удалось.

– Увидим; быть может, бог услышит молитву праведников.

Князь встал, приложился к руке католикоса и, поблагодарив его, спросил, когда он пожелает выехать из Багарана.

– Хоть завтра, если в том есть необходимость, – ответил патриарх.

– Каждый день нам может принести непоправимое бедствие.