Ее взгляд упал на окно, через которое виднелись склоны Геха, освещенные луной. Снова вспомнила она влюбленных, их беседу, слова любви Шаандухт, воодушевление Гора. Она ощутила в себе прилив юности: ведь она молода, и если б не печали, которые состарили ее сердце…
«Нет, так не должно продолжаться! Надо жить, хотя бы для других! Кто дал мне право лишать Шаандухт нежных услад любви или юношу Гора благ мира? Они любят и счастливы… Почему не помочь, чтобы их счастье длилось долго, долго?.. Они наши любимцы, наши дети… Да разве они одни? Сколько кругом таких же людей, которые хотят жить и наслаждаться жизнью. За что лишать их этого счастья? Мы судим по себе. Из-за наших личных печалей мы отвернулись от всех. Царь сидит в Какаваберде, я заперлась в замке. «Пусть враг делает что хочет, пусть он громит и сокрушает все кругом. Но это же преступление, достойное небесного проклятья…»
Эти мысли так взволновали царицу, что она даже забыла о своем горе. Незнакомое воодушевление вдруг овладело ею; она решила посвятить себя защите родины. Как она должна поступить, она сама еще не знала. Царица задумалась… Вдруг лицо ее просветлело, и прекрасные уста озарились радостной улыбкой.
«Я поеду к Ашоту, согрею его в своих объятиях, воспламеню его своим дыханием. Напомню ему наше прошлое, напомню победы и славу… Я увезу его из Какаваберда и верну в столицу. Он снова станет во главе армянских храбрецов, громовой голос его навеет ужас на врага… Пусть тогда под сенью мира взойдут побеги любви. Пусть юные сердца нашей страны вкусят их сладкие плоды. Решено. Я поеду! Кто меня может остановить? Каждый человек живет для какой-нибудь благой цели. Князь Марзпетуни воодушевлен любовью к родине. Он трудится для сохранения нерушимости престола, для благоденствия народа. Гор вдохновлен любовью к Шаандухт, а меня пусть воодушевит судьба Гора и Шаандухт. Я буду жить для сердец, которые любят и не хотят лишаться любви…»
И, встав с места, царица позвала прислужниц.
– Пришлите сюда Седу, – приказала она.
Вошла кормилица.
– Седа, будь готова, мы завтра должны уехать.
– Куда, преславная царица? – удивленно спросила кормилица.
– В Какаваберд.
– В Какаваберд? К государю?
– Да.
– Почему, царица?
– Как почему? Я еду к своему супругу и государю. Разве это тебя удивляет?
– Нисколько, моя царица. Бог да благословит твое желание и твой путь. Я хотела только спросить, почему так неожиданно?
– У нас будет еще много времени для разговоров.
– Что прикажешь теперь?
– Распорядись, чтобы рано утром были готовы носилки с парой мулов. С нами поедут только две прислужницы и двое слуг. Телохранители пусть выедут из крепости на час раньше и подождут нас на дороге. Все необходимые распоряжения по замку я передам княгине Гоар. В крепости, кроме начальника, никто не должен знать о моем отъезде.
Седа поклонилась и вышла.
4. Взятие Бюракана
Заря только еще занималась, когда братия Севанского монастыря после утренней службы оставила храм св. Апостолов и разошлась по кельям, расположенным на холме. Католикос Иоанн, прибывший на Севан четыре дня тому назад, находился в церкви. После богослужения, вместо того чтобы вернуться в свои покои, он с епископом Сааком поднялся на вершину холма. Несмотря на холод, ему хотелось полюбоваться восходом солнца: вид с острова был великолепен.
Католикос остановился перед древнейшей церковью Севана – храмом св. Воскресения. Синее озеро, окружавшее остров, было спокойно и прозрачно, как кристалл. По водной глади в разных направлениях тянулись длинные ленты, поминутно менявшие свой цвет и форму. Из-за Айцемнасара брызнули первые солнечные лучи, и блестящий диск, как огненный сосуд, начал подниматься над горизонтом. Его живительные лучи озолотили прибрежные горы, холмы на острове, скалы и лишенные зелени равнины. Но самую чудесную картину представляло озеро Гегама. Темная синева его постепенно переходила в голубой цвет. Поверхность воды то серебрилась, то загоралась ярко-красным цветом, и тысячи мелких волн, поднятые ветерком, вспыхивали на солнце, как алмазы или мерцающие звезды.
Патриарх с восхищением смотрел на эту картину.
– Как хороша, как чудесна наша страна! – воскликнул он. – Почему мы не можем жить в покое? Почему несправедливая судьба преследует нас?..
И он унесся мыслью к тем временам, когда этими местами еще владел патриарх Гегам со своими сыновьями, родичами и приближенными; тогда здесь слышалась только родная речь, люди не страдали под чужеземным игом. Он вспомнил то счастливое время, когда могущественный Трдат правил всей страной. А ныне?.. Озеро и остров были поместьем сюнийских князей, которые находились под покровительством армянского царя. Но если арабы окружат остров, если их дикие полчища ворвутся в монастырь, разграбят его святыни, истребят духовенство, возьмут в плен католикоса, – кто сможет устоять перед ними?..
Эти мысли не давали покоя католикосу.
– Неужели мы и здесь не в безопасности? – обратился он к епископу.
– В безопасности, доколь десница господня осеняет нас, – ответил тот.
– Но осеняет ли?
– Нам, смертным, это неизвестно. Можно только надеяться, что среди многочисленной братии найдутся безгрешные, благодаря которым господь избавит нас от бед.
«Если найдутся там десять, не погублю и десяти ради», – так сказал ангел божий Аврааму, когда шел разрушать Содом. Но найдутся ли среди нас десять праведников?..
Не успел патриарх произнести последние слова, как со стороны Цамакаберда показался плот, плывущий к острову.
– Кто это пожаловал к нам в такую рань? – спросил католикос.
– Вероятно, богомольцы.
Но католикос, которого беспокоило любое движение вокруг острова, сейчас же вернулся в свои покои, поручив епископу выяснить, кто едет.
Через полчаса служитель патриарших покоев в Двине, диакон Теодорос, был принят католикосом. Он сообщил, что военачальник Бешир с большим войском идет на Севан.
Католикос побледнел.
– И здесь нет мне покоя? – воскликнул испуганно он и, обратившись к епископу Сааку, сказал:
– Видишь, владыка? Значит, среди нас нет даже и десяти праведников!
– Может быть. Но мне кажется, что бог губит праведника вместе с нечестивым, как говорил Авраам.
– Кто же этот нечестивец?
– Как знать? Быть может, тот, кто считает себя праведником. Быть может, все эти бедствия ниспосланы на нас из-за какого-нибудь Онана[17 - Онан – пророк Иона. Согласно библейской легенде, Иона, нарушив волю бога, повелевшего ему направиться на восток для борьбы с врагами, поехал морем в Тарсис (Испания). Разгневанный бог решил наказать изменника. В пути поднялась сильная буря. Бросили жребий, чтобы узнать, кого хочет покарать бог. Жребий пал на Иону, и он был брошен в море. Буря прекратилась.].
– Но кто же этот Онан? Где он, скажи, и мы бросим его в озеро. Быть может, этим мы смирим гнев господен.
Епископ не ответил.
– Почему ты замолчал, владыка? – спросил католикос.
– Где этот Онан и кто он – мне неизвестно. Каждый человек, оглянувшись на свои деяния, может сказать, далек ли он от того, чтоб стать Онаном. Но я знаю одно: католикос должен удалиться с Севана, чтобы участь айриванских отцов не постигла и здешнее духовенство.
Католикос понял епископа и глубоко вздохнул.
– Значит, в моей стране нет угла, где бы я мог приклонить голову, – промолвил он и, обращаясь к диакону, спросил: – Что говорят обо мне в Двине?
– Твое решение, святейший владыка, никто не считает неблагоразумным, но говорят, что если бы ты оставался в своем престольном городе, востикан не осмелился бы тебя преследовать.
– В моем престольном городе? Хорошо. Через два дня я буду там. За два дня мы доедем, как ты думаешь, владыка? – обратился патриарх к епископу.