Геворг Марзпетуни

– Никто не скрывает. Что может быть ужаснее, чем слепота отца и брата, смерть несчастной матери…

– Конечно, нет ничего тяжелее.

– И быть может, это – самое ужасное…

«О, как невинны, как счастливы вы, дорогие дети! Только бы вам не знать никогда такого горя…» – прошептала царица, прижимая руку к сердцу.

– Сердце мое ликует, когда вижу тебя, – продолжал Гор. – Самая большая слава не может сравниться с той радостью, какую я испытываю в эту минуту. Но если ты так волнуешься, я готов отказаться от этой встречи.

– Отказаться? Но разве я могу? Разве у меня хватит терпения? С того дня, как ты стал работать в ущельях, я почти не вижу тебя. Ты рано утром уходишь из замка и возвращаешься только вечером. Когда же и где мне видеть тебя? Каждый день я поднимаюсь на башню замка и, стоя там, часами смотрю вниз на ущелье, где ты работаешь вместе с воинами. Я напрягаю зрение, стараюсь увидеть тебя, но еле различаю перо и серебряное украшение на твоем шлеме, которое блестит на солнце. О, как мне хочется в эти минуты стать птицей и полететь к тебе, чтобы только посмотреть на тебя… отереть рукой твой разгоряченный лоб… Но к тебе летит лишь моя душа, а я остаюсь, запертая в башне, как птичка в клетке… Тяжело, Гор… Говори, почему ты замолчал?

– Говори ты, моя прекрасная Шаандухт, говори только ты! Твой голос приятнее журчания ручья, приятнее, чем утренняя соловьиная песня…

– Я больше не в силах была терпеть. Это очень мучительно, потому и решилась на этот смелый шаг… Прости меня, Гор, если я поступила слишком смело. Ты не знаешь, как много я выстрадала…

– Простить? Разве любить – это преступление? Ты послушалась своего сердца.

– Вот уже несколько дней я вижу, что, возвращаясь из ущелья, ты поднимаешься на скалы и через эту площадку проходишь к нашей башне. В это время я уже бываю в опочивальне и смотрю сквозь узкое окно на тебя.

– И видишь, как я, подняв голову, замедляю шаг…

– Но, к сожалению, окна замка так узки, что высунуть голову невозможно; вот почему у меня возникла дерзкая мысль – дождаться тебя здесь.

– А прислуга?

– Меня никто не видел. Я спустилась по потайной лестнице.

– И пришла сюда одна? О, как ты добра!.. Как я тебя люблю!..

Сказав это, Гор хотел привлечь к себе Шаандухт, но она взяла юношу за обе руки и, нежно отведя их, сказала:

– Нет, мой дорогой. Знатные юноши не так защищают любимых девушек…

– Шаандухт!..

– Мы одни, и ты должен меня защитить от себя.

– О, как ты строга и сурова!

– Я пришла сказать тебе одно только слово, в присутствии других я не смею об этом говорить… И сразу должна вернуться.

– Ах, как бы я хотел, чтобы на твоем пути выросли сейчас горы!

– Одно только слово… Я пришла попросить, чтобы ты перед закатом солнца возвращался домой на час раньше и я могла каждый день с балкона посылать тебе привет.

– И всего лишь?

– Да… до тех пор, пока ты не закончишь свои работы и не вернешься в замок.

– О, они никогда не кончатся, пока Шаандухт в крепости Гарни.

– Не понимаю.

– Я трепещу за тебя, за твою безопасность.

– Так же, как и за всех тех, кто находится сейчас в крепости.

– Нет! О других я думаю иначе, чем о тебе… Да что тут говорить…

– Говори!..

– Моя бесценная княжна! Если вражеские полчища, окружив Гарни, не найдут ни одного выступа, чтоб взобраться на скалы, если под их лестницами и деревянными башнями разверзнется земля, если на врага польются огненные потоки смолы, если арабы месяцами будут осаждать нашу крепость и все же не смогут ее взять, – знай… Гарни стал непобедимым благодаря сюнийской княжне. И многие здесь будут обязаны своей жизнью моей невесте…

– Что это значит, Гор? Я тебя не понимаю.

– Пока ты в Гарни, у Гора нет покоя. Эти могучие горы кажутся мне рыхлыми, выстроенные Трдатом мощные стены – хрупкими, наши глубокие ущелья – долинами, доступными каждому. Количество крепостных войск мне представляется ничтожным, храбрость воинов недостаточной, начальник крепости – бездеятельным. Вот почему я не имею покоя ни днем, ни ночью, работаю сам и заставляю трудиться других. Мысль, что Шаандухт находится в Гарни и что надо защитить ее драгоценную жизнь, наполняет меня мужеством. Когда я на рассвете выхожу из крепости, я чувствую в себе какую-то непобедимую силу, неиссякаемую энергию. Я прихожу к месту работ гораздо раньше остальных. Проверяю, исследую все лазейки, которыми может воспользоваться враг, и стараюсь превратить каждую из них в рвы и пропасти. Мне хочется вдвойне укрепить стены Гарни, еще выше поднять бастионы и башни, чтобы сделать их совсем недосягаемыми. Если ты обойдешь нашу крепость и сторожевые посты, то увидишь, как много сделано для их укрепления. И все это для тебя, моя бесценная, моя прекрасная Шаандухт!

Сказав это, юноша взял руку любимой девушки и с благоговением прижал к своим устам.

Она не противилась.

«Только для тебя… бесценная Шаандухт». О, как вы счастливы… – прошептала царица, и слезы покатились по ее бледному лицу.

– Но почему только для меня? Ведь в замке живет царица, наши матери, другие княгини и княжны. Наконец, в Гарни так много народу… – заметила княжна улыбаясь.

– Да, жизнь их всех мне дорога. Даже последняя крестьянка, как родная сестра, имеет право на мою защиту, но никто не может вложить в мою душу той силы, которая делает меня непобедимым. Это то, что превращает простого смертного в героя, а воина в богатыря. Для моей царицы я могу быть самоотверженным подданным, для родины – бесстрашным воином. Но для тебя… не знаю, как назвать себя… Для тебя я не пожертвую собой. Нет, конечно, пожертвую, даже душу предам геенне, если это надо… Но я не могу умереть, потому что должен жить, чтобы защищать и оберегать тебя. Мне кажется, что даже полчища арабов не могут вырвать тебя из моих объятий. Когда я думаю, что Шаандухт здесь, в Гарни, и что она надеется на мою защиту, – львиная сила рождается в моем сердце. Мне кажется, я разрушу все препятствия, раскрошу скалы и утесы, если осмелятся запретить мне защищать тебя. Да, я хочу жить только для тебя и люблю всех только ради тебя.

– Только ради меня? О Гор, я не хочу, чтобы ты так говорил. Неужели ты был бы каким-нибудь жалким созданием, если б меня не было?..

– Ах, нет, я не то хотел сказать…

– А что?

– Я хотел сказать, что твоя любовь удваивает во мне и желание жить, и бесстрашие, и силу сердца, и любовь к братьям своим и к родине. Когда я думаю о тебе, мир становится светлее, солнце пламенней, луна ярче… Ты для меня все: и жизнь, и богатство, и сила, и слава…

– О, довольно!.. Больше я не хочу слушать… Какой злой дух привел меня сюда, чтобы растравлять мои раны?.. – прошептала царица и, поднявшись с места, тихими шагами направилась к дворцу. Оттуда одна, без прислужниц, она прошла в замок и заперлась в своей опочивальне.

Немного погодя расстались и влюбленные. Гор обещал своей невесте исполнить ее просьбу и возвращаться в замок до заката солнца.

На царицу эта встреча произвела сильное впечатление. Вновь с мучительной силой проснулись в ней страдания. Речи влюбленных продолжали звучать в ее ушах. Ей все казалось, что она сидит под ивой и слушает их.

Она шептала слова любви, которые говорили Гор и Шаандухт.

– Живите, живите друг для друга, счастливые дети, живите, ибо вы любите нежно, ибо десница господня осеняет вашу любовь… – говорила она сама с собой. – Увы… мне казалось, что нет больше любви, что она увяла, иссохла во всех сердцах, как те деревья, которые высушил, зной и не орошает ручей, не кропит роса в засуху. Так случилось с моей любовью, она высохла, омертвела… Что оставалось мне делать, как не отсечь и предать ее огню? Но вот на этом высохшем дереве я вижу зеленый побег с ветвями и листиками… Как быть? Неужели срезать и сжечь его… вместе с сухим деревом?.. О нет! Пусть живет он и крепнет, пусть его ласкает солнце и поит ручей, пусть засуха своим ядовитым дыханием никогда не коснется его. Пусть он растет и зеленеет; быть может, под его сенью будут жить и крепнуть другие побеги любви. Да, любовь не умерла в мире… Но почему же тогда все как один хотят задушить это чувство в моем истерзанном сердце? Почему удивляются, что я думаю только о нем? Почему все глумятся, когда я свою жизнь вижу в нем одном, почему все хотят, чтоб солнце моего мира затмилось?.. Что мне остается после этого, как не отчаяние? И отчаяние уже овладело мной… Вот я отдалилась от остального мира и приютилась в этих горах. Молчание и одиночество – мои единственные друзья, безделие – мое единственное занятие… Что со мною, о боже?.. Меня ничто не интересует, ничто не греет моего сердца… Враг дошел до моих дверей, и это меня не ужасает. Я смотрю на мир как из гроба… Разве это жизнь?..

Саакануйш глубоко вздохнула.

– Не так я жила, пока он любил меня… – прошептала она и умолкла.