Руки Орлака

Равно как беглый набросок вызывает в памяти всю магию цвета какой-нибудь хорошо известной картины, так и венгерский мотив заставляет думать о феерии всего шедевра. Ноты, не изливающиеся сплошным потоком, а боязливо следующие одна за другой через небольшие паузы, наводят на мысль о потайной арфе, которая скрыта внутри рояля. Звуки поют в звонких далях, как зефиры[30 - Зефиры – легкие, ласкающие ветры.] в глубине священного леса. Это музыкальная поэма во всем изобилии звуков. Подобно развевающемуся на ветру шарфу, переменчивые аккорды обвивают в ней путеводную тему, словно гирлянда тирс[31 - Тирс – в греческой мифологии жезл Диониса (в римской мифологии – Вакха) и его спутников, изображаемый в виде палки, увитой зеленым плющом и виноградными листьями, с шишкой пинии на верхнем конце.]. В этом вся «Фантазия»: она крадется позади тишины, готовая ринуться вперед, закружиться, танцующая и великолепная, безумная и божественная. Стефен чувствовал, как ей не терпится вырваться из-под его рук. Розина уже почти слышала ее.

Орлак вскинул руки!..

Это был уже не вдохновенный пианист, намеревающийся блестяще исполнить «Венгерскую фантазию» Листа для фортепьяно с оркестром. Теперь это был лишь мужчина, плачущий на груди глубоко расстроенной женщины.

Воцарилась гнетущая тишина.

Откуда-то донесся звук разбившегося стекла.

Стефен опустил крышку рояля, словно то была крышка гроба с телом его возлюбленной.

* * *

Преступление, совершенное в доме?

На следующее утро Розина выяснила все, что хотела знать.

Все жители дома находились в Париже; никто из них ни на что не жаловался. Консьержи, искусно расспрошенные, ясно дали ей понять, что никого подозрительного накануне не видели. Оставалось лишь присмотреться, по возможности, к друзьям дома и в первую очередь к слугам Орлака.

Розина была в них уверена. Александр, прислуживавший Стефену, и Эстер, его жена, являли собой типы надежного слуги и преданной горничной. Сесиль, пышнотелая кухарка, тоже никогда бы не предала: мало того что она питала искреннюю привязанность к своим хозяевам, так и вовсе едва ли была способна на столь коварное злодеяние в силу своей дородности и мягкости нрава.

Хотя невиновность всех трех слуг была очевидна, их все же следовало расспросить. Возможно, кто-либо из них скажет что-нибудь полезное.

Обстоятельно обдумав собственную систему расследования – к слову, весьма примитивную, – Розина призвала к себе всех троих одновременно.

Сесиль вытирала о синий фартук свои толстые, с напоминавшими сосиски пальцами, руки, от нее пахло рыбой, ибо дело было в пятницу, что делало ее похожей на пышнотелую сирену. Она была величественная, пунцовая и сияющая. «Магдебург» – так ее называл мсье де Крошан по причине, как он говорил, ее полушарий[32 - «Магдебургские полушария» – знаменитый эксперимент немецкого физика Отто фон Герике для демонстрации силы давления воздуха и изобретенного им воздушного насоса. В эксперименте использовались «два медных полушария около 14 дюймов (35,5 см) в диаметре, полые внутри и прижатые друг к другу». Из собранной сферы выкачивался воздух, и полушария удерживались давлением внешней атмосферы. После выкачивания из сферы воздуха 16 лошадей, по 8 с каждой стороны, не смогли разорвать полушария. Мсье де Крошан называет «полушариями» большую грудь Сесиль.], и от этого тучная девица заходилась таким смехом, что напоминала торговку-колбасницу, трясущуюся и подскакивающую на рытвинах мостовой вместе с ее передвижной колбасной лавкой.

Рядом с ней Александр и Эстер выглядели полусозданиями, словно две полукилограммовые гири рядом с килограммовой.

Прочистив горло, Розина сказала им:

– Какой-то зловредный безумец воткнул во входную дверь кинжал – или что-то вроде того, – насколько я могу судить по трещине, которую я на ней заметила и которой еще позавчера там не было.

Но никто из троицы ничего не слышал, ничего не видел. Ни бродяг, ни попрошаек в подъезде замечено не было. В промежуток времени между отъездом мадам и возвращением мсье никто не приходил. «Сильный удар? Нет, мадам, да и буфетная – совсем рядом с входом». – «Но, – сказал Александр, – дырку вполне могли проделать, просто приставив к ней какой-нибудь инструмент и надавив на него; это не произвело бы никакого шума».

Кроме того, Розина услышала несколько пристрастных слов об адвокате, проживающем этажом выше, и промышленнике со второго этажа, после чего узнала, что прислуга прочих жильцов – «самые что ни на есть лучшие люди».

Другой информации Александр, Эстер и Сесиль предоставить не смогли.

Этого было маловато. Розина горько сожалела о том, что, в отличие от детективов из книг и фильмов, оказалась не в состоянии выстроить цепочку дедуктивных или индуктивных выводов, которая привела бы ее от окровавленного ножа к его обладателю. Все рассыпа?лось, все пряталось! Ей даже не удавалось сузить круг поисков, который до сих пор охватывал всю огромную вселенную!

И однако же, она сделала все, что могла сделать! Не было таких темных сфер, которые бы она не прозондировала со дня катастрофы!

И потому тот мертвец, которого она называла Спектрофелесом (Ах! От чего же он умер на самом деле?.. Или все же действительно погиб при крушении?..), – так вот, этот мертвец… если Розина все еще не знала, кто он такой, то отнюдь не по своей вине! Она обзавелась полным официальным списком жертв катастрофы и мало-помалу собирала сведения о каждом погибшем – о его личностных характеристиках, профессии, прошлом. Всем этим она занималась сама, решив не прибегать к услугам частных сыщиков. Но погибших было семьдесят три человека! Задача была нелегкой, на ее выполнение могло уйти немало времени, к тому же бо?льшую часть ее внимания занимал Стефен… Ах, если бы только он (Нет-нет, он бы не причинил зла даже мухе! Он же такой кроткий, такой безобидный! Чтобы он – и пролил чью-то кровь! Никогда!), если бы только он был сейчас более склонным к излиянию чувств, к откровенности! Если бы только позволил себя расспросить! Если бы еще и мсье де Крошан не был таким эксцентричным и насмешливым!..

Розина уже была готова впасть в уныние. Она подытожила все имеющиеся у нее сведения, но актив ее знаний равнялся нулю. И тут она, содрогнувшись, поняла, что брала в расчет лишь возможное, тогда как невозможное за это время разрослось (в ущерб возможному) до такой степени, что, вероятно, уже безвозвратно склонило чашу весов в свою сторону.

Глава 8

Навязчивая идея

Розина попросила мсье де Крошана съездить вместе с ней к профессору Серралю.

Ученый слушал ее, сидя за бюро, которое своей белизной превосходило алтарь, посвященный Луне, а аксессуарами – письменный стол какого-нибудь нью-йоркского businessman.

– …Едва мы вернулись, как Стефен сел за рояль. Он оказался не в состоянии сыграть что бы то ни было. И вот уже три дня, как я не знаю, что делать. Он все время молчит, сидя или лежа с ожесточенным, отсутствующим видом. Ничто его не интересует. Он постоянно о чем-то думает, но и только. Так продолжаться не может. Мы катимся в бездну… Вот я и приехала к вам. Нужно, просто совершенно необходимо как-то остановить это падение! Нужно вернуть Стефену его талант – все равно как! Сотворить невозможное. Сделать все, что в человеческих силах. Вселить в него хоть лучик надежды. Помочь ему вновь обрести ловкость рук, пусть даже мы знаем, что это не более чем химера!

Серраль, листая одной рукой какой-то реестр, другой схватил трубку телефонного аппарата:

– Алло!.. Принесите мне розовое досье номер LB двадцать семь тысяч триста пятьдесят два

Затем он промолвил:

– Я не думаю, милочка, что мсье Стефен Орлак когда-либо снова станет тем великим пианистом, каким он был раньше. Я вам уже говорил это и с сожалением повторяю, хотя и знаю, как сильно вам хочется услышать от меня противоположное, даже если это будет откровенное очковтирательство…

Его прервало едва различимое электрическое потрескивание. Хирург нажал на одну из кнопок панели управления, расположенной рядом с его столом. Что-то щелкнуло вне комнаты; открылась дверь, давая проход секретарше Серраля и позволяя увидеть слово «Войдите!», написанное светящимися буквами на внешней стороне двери. Буквы погасли, когда профессор убрал палец с кнопки.

Секретарша положила на стол розовую папку, помеченную номером LB 27 352.

– Можете ознакомиться, мадам, – промолвил хирург, – в каком состоянии были руки мсье Орлака, когда вы оказали мне честь, доверив его жизнь. Прочтите сами.

Сначала левая рука: перелом запястья и пясти, вторых и третьих фаланг, разрывы разгибающих и сгибающих мышц, рассечение супинатора, ушибленная рана области тенара, расплющивание короткой отводящей, червеобразных и межкостных мышц, разрыв тыльной пястной вены, множественные кровоподтеки…

Так же обстояло дело и с правой рукой!

Отпечатанные на машинке слова располагали по порядку целую коллекцию печалей и горестей, которые Розина, ввиду враждебности всего этого списка, представляла себе более или менее отчетливо, но которые вызывали у нее впечатление раздробленных рук, без костей и с обнаженными мышцами. И перед глазами у нее снова вставало жуткое зрелище: Стефен, весь в крови, с болтающимися, словно плети, руками, в ее лимузине в ночь катастрофы.

– Скверные исходные данные! – недовольно поморщившись, проворчал после прочтения текста господин де Крошан.

– Вижу, вы меня понимаете, мсье, – заметил Серраль.

Шевалье продолжил, обращаясь к Розине:

– В этих условиях настоящее чудо, что Стефен может пользоваться руками так, как он это делает сейчас. Однако нельзя…

– Можно попытаться, – заявил хирург. – Можно помочь природе и даже нацелить ее на выполнение нужной задачи. Я счел необходимым указать вам на трудность лечения; теперь же, сколь бы маловероятным ни казался успех, я хотел бы предоставить вам методы лечения. Даже если эти методы не позволят достичь искомого физического результата, они уж точно произведут самый целительный моральный эффект. Главное, как вы уже поняли, мадам, – добиться того, чтобы в мозгу мсье Стефена Орлака возродилась надежда. Надежда, занятость делом, беспрестанное стремление к страстно желаемой цели – это и есть здоровье, это и есть жизнь.

– Ничего другого мне и не нужно! – воскликнула Розина, просияв.

Серраль взял чистый бланк и принялся составлять предписание:

– Так, пусть будет… Три процедуры: массаж, лечебная физкультура, электротерапия. Японская массажистка – мадемуазель Яманчи. Шведская гимнастика – учебник Фридьофа. Электротерапия… У вас же, разумеется, есть электричество? Прекрасно. Я закажу все, что вам требуется, у Бальдена.

Он писал, обдумывая каждую строчку.

Мсье де Крошан тихим голосом – из уважения к работе профессора – сказал на ухо Розине:

– Вы не говорили ему о том кошмаре, который наблюдали собственными глазами?