– Я видел ее гораздо дольше, чем вы думаете, – с нажимом воскликнул Поль. – С того момента, когда было совершено преступление, ее образ ни на минуту не покидал меня. Бывало, что я старался избавиться от него, как стремятся избавиться от навязчивого кошмара. Но мне это не удавалось. Вот он, этот образ, я вижу его на стене. Это так же точно, как то, что я существую. Я узнаю его так же, как узнал бы ваш образ даже через двадцать лет. Это она!.. Смотрите, да посмотрите же на ее корсаж! Вы видите эту брошь, обвитую золотой змеей?.. Это камея! Ведь я говорил вам о ней! А глаза змеи… они рубиновые! И эта черная кружевная шаль на плечах! Это она! Это та самая женщина, которую я тогда видел!
Он чувствовал, как внутри него нарастает ужас, его уже колотило, и он грозил кулаком портрету Эрмины д’Андевиль.
– Замолчи! – закричала Элизабет, которой каждое слово Поля причиняло мучительную боль, – замолчи, я запрещаю…
Она попыталась закрыть ему рот ладонью. Но Поль, словно ему было неприятно прикосновение жены, отвел ее руку. Это вышло у него настолько неожиданно и инстинктивно, что она разразилась рыданиями, а он, совсем потеряв голову, подгоняемый болью и ненавистью, словно одержимый навязчивыми галлюцинациями, прорычал:
– Вот она! Это ее злобный рот, ее безжалостные глаза! Она замышляет преступление. Я это вижу… я вижу… она приближается к отцу, хватает его… она поднимает руку… она его убивает… Ах, подлая!..
И он выбежал из комнаты…
* * *
Эту ночь Поль провел в парке. Он, как сумасшедший, бегал по темным аллеям, в отчаянии падал на газон и плакал, нескончаемо плакал.
Повзрослев, Поль Дельроз испытывал страдания только в те минуты, когда вспоминал об убийстве отца. Постепенно боль от этих воспоминаний притупилась, однако периодически накатывала страшная тоска, и страдания обострялись, словно его нещадно жгли новые раны. На этот раз боль оказалась настолько сильной, и свалилась она так неожиданно, что несмотря на его умение владеть собой и сохранять здравомыслие, он буквально потерял голову. Казалось, что его мысли, поступки, слова, которые он выкрикивал в ночи, исходят от человека, утратившего контроль над собой.
Идеи и образы бились в его воспаленном мозгу, словно листья на ветру, и при этом его неотступно преследовала одна ужасная мысль: «Я узнал убийцу моего отца, и она мать той женщины, которую я люблю!»
Но продолжал ли он ее любить? Поль, чувствуя полную безнадежность, оплакивал им же разбитое счастье, но любил ли он еще Элизабет? Был ли он способен любить дочь Эрмины д’Андевиль?
Рано утром он вернулся в замок, прошел мимо комнаты Элизабет, но его сердце при этом даже не дрогнуло. Ненависть к убийце вытравила у него остатки любви, желаний, нежности и даже обыкновенной жалости к другому человеку.
Несколько часов он провел в полном оцепенении. Нервы его немного расслабились, но ход мыслей и состояние духа остались прежними. Теперь он решительно не желал видеться с Элизабет. Тем не менее, ему хотелось все понять, отдать себе отчет в происходящем, собрать недостающие сведения и, обретя уверенность, принять главное решение, в результате которого случится величайшая трагедия его жизни.
В первую очередь следовало расспросить Жерома и его жену, свидетельства которых имели особое значение, потому что они были лично знакомы с графиней д’Андевиль. Некоторые вопросы, например, касающиеся некоторых дат, необходимо было прояснить немедленно.
Он обнаружил их в павильоне. Оба были чрезвычайно взволнованы. Жером, державший в руке газету, и Розали отчаянно жестикулировали.
– Вот все и началось, сударь! – воскликнул Жером. – Скоро начнется, будьте уверены!
– Что именно? – спросил Поль.
– Мобилизация! Скоро сами все увидите. Я встретил своих друзей жандармов, и они меня предупредили. Уже готовы листовки и плакаты.
Поль рассеянно заметил:
– Плакаты всегда готовы.
– Да, но скоро их наклеят, будьте уверены. И, кстати, почитайте, сударь, газеты. Эти свиньи, – простите сударь, другого слова не нахожу, – эти свиньи хотят начать войну. Австрия готова начать переговоры, но тем временем они уже несколько дней как проводят мобилизацию. К тому же они стараются ограничить доступ на свою территорию. Более того, вчера, неподалеку отсюда, они разрушили французский вокзал и взорвали рельсы. Почитайте, почитайте газеты!
Поль пробежал глазами сообщения последнего часа, но, несмотря на всю серьезность текущих событий, война по-прежнему казалась ему делом маловероятным, и он лишь наскоро просмотрел заголовки газет.
– Все успокоится, – заключил Поль, – это у них такая манера вести переговоры, держа руку на эфесе сабли, я все равно не поверю…
– Вы, сударь, ошибаетесь, – пробормотала Розали.
Но он не слушал и продолжал размышлять лишь о собственной трагедии и о том, как бы ему ловчее вытянуть из Жерома недостающие сведения. Сдерживаться уже не было сил, и он спросил напрямую:
– Скажите, Жером, вам известно, что что мы с Элизабет вчера заходили в комнату графини д’Андевиль?
Было заметно, что вопрос поразил управляющего и его жену, словно Поль и Элизабет совершили святотатство, проникнув, как они выражались, в комнату мадам, которая долгие годы оставалась закрытой.
– Господи, да возможно ли такое! – пробормотала Розали.
Жером добавил:
– Это невозможно, ведь я передал господину графу единственный ключ от надежнейшего навесного замка.
– Вчера утром он отдал этот ключ нам, – сказал Поль.
И тут же, стараясь воспользоваться их смятением, задал новый вопрос:
– В комнате между окнами висит портрет графини д’Андевиль, когда именно его там поместили?
Жером ответил не сразу. Он задумался, внимательно посмотрел на жену и четко произнес:
– На ваш вопрос ответить нетрудно, его повесили тогда же, когда господин граф перед переселением в замок переправил сюда свою мебель.
– И когда же это произошло?
Ответа пришлось ждать несколько секунд. За это время нетерпение Поля достигло наивысшей точки. Ведь от ответа управляющего зависело буквально все.
– И все-таки! – взволнованно сказал он.
– Ну, весной 1898 года.
– 1898 года!
Поль был потрясен. Он проговорил про себя: 1898 год. Тот самый год, когда был убит отец!
Не раздумывая, с хладнокровием следователя, действия которого подчиняются намеченному плану, он спросил:
– Значит, граф и графиня д’Андевиль переехали в замок?..
– Господин граф и госпожа графиня приехали сюда 28 августа 1898 года и уехали на юг 24 октября.
Теперь Поль знал всю правду, ведь убийство отца произошло 19 сентября.
Ему внезапно стали ясны все обстоятельства случившегося, проливавшие свет на мельчайшие детали последующих событий. Он вспомнил, что его отец поддерживал дружеские отношения с графом д’Андевилем, и подумал, что, скорее всего, во время путешествия по Эльзасу отец узнал, что его друг д’Андевиль находится в Лотарингии и, решив сделать ему сюрприз, отправился навестить его. Поль прикинул в уме расстояние между Орнекеном и Страсбургом. Оно как раз соответствовало времени, потраченному на поездку по железной дороге.
Он спросил Жерома:
– Сколько отсюда километров до границы?
– Ровно семь километров, сударь.
– Правильно ли я понимаю, что недалеко отсюда по другую сторону границы находится маленький немецкий городок?