– Кто бы мог сделать это? Они же к себе никого не подпускали.
– Загадка! Однако факты есть факты, двое мужчин без помех прошли к развалинам и вышли через ту самую дверцу в стене. Потом пошли лесом, огибая заброшенные карьеры. И лишь в пятистах метрах от замка, под деревом, что называют Большим Дубом, остановились, чтобы прикончить свою жертву.
– Почему же все-таки, коль скоро они явились с намерением убить мадемуазель де Сен-Веран, не сделали это прямо у нее в комнате?
– Не знаю. Может быть, решение убить пришло позже, когда они уже вышли из парка. А возможно, девушке удалось освободиться от пут. Я лично думаю, что руки у нее были связаны как раз тем шарфом, который мы нашли на траве. Во всяком случае, убийство произошло у подножия Большого Дуба. И я собрал тому неоспоримые доказательства…
– Где же в таком случае тело?
– Тело обнаружить не удалось, но это не должно нас особенно удивлять. Идя по следу, я вышел к церкви в Варенжевиле и к старинному кладбищу на вершине скалы, нависшей над морем. Настоящая пропасть, до поверхности моря более ста метров. И острые камни внизу. Я думаю, через день-два прилив выбросит тело на берег.
– Как все просто получается.
– Да, несложно, во всяком случае, для меня. Люпен мертв, его сообщники, узнав об этом, чтобы отомстить, как говорилось в записке, убивают мадемуазель де Сен-Веран, – все это неопровержимые факты, даже не нуждающиеся в проверке. Остается узнать, где же Люпен.
– Люпен?
– Да, что с ним стало? Весьма вероятно, что сообщники вместе с мадемуазель де Сен-Веран вынесли также и его труп, однако доказательств этому у нас нет. Как нет доказательств его пребывания в руинах, его жизни или смерти. Вот главная загадка, дорогой Ботреле. Убийство мадемуазель де Сен-Веран – это еще не развязка. Напротив, дело усложняется. Что происходило все эти два месяца в Амбрюмези? И если мы эту загадку не разгадаем, придут другие, а нам с вами придется отступить на второй план.
– А когда они приедут, эти другие?
– В среду… может, даже во вторник.
Ботреле провел в уме некоторые подсчеты и объявил:
– Господин следователь, сегодня суббота. В понедельник вечером я уже должен быть в лицее. Так что, если вы придете сюда в понедельник утром, часам к десяти, я, надеюсь, смогу дать вам ключ к разгадке.
– Правда, господин Ботреле? Вы так думаете? Вы уверены?
– Во всяком случае, надеюсь.
– А что же вы теперь будете делать?
– Посмотрю, подойдут ли факты к главной мысли, которую я уже начинаю различать.
– А если не подойдут?
– Ну, в таком случае, господин следователь, – воскликнул Ботреле со смехом, – им же хуже, найдем другие, что будут покладистей. Итак, до понедельника?
– До понедельника.
Вскоре господин Фийель уже ехал в направлении Дьепа, тогда как Изидор, одолжив у графа де Жевра велосипед, катил в сторону Йервиля и Кодебека-ан-Ко.
Была во всем этом одна деталь, которую молодой человек хотел во что бы то ни стало для себя уточнить, выявить единственное слабое место врага. Четыре картины Рубенса – не иголка. Где-то они должны были находиться. И если пока невозможно их найти, то надо хотя бы попытаться установить, каким же путем они исчезли.
Гипотеза Ботреле заключалась в следующем: картины увезли на автомобиле, однако еще до въезда в Кодебек их перегрузили в другую машину, которую также переправили затем через Сену, но в другом месте, выше или ниже Кодебека. Вверх по течению первый паром курсировал в Кильбефе, но там всегда многолюдно, а значит, и опасно. Вниз по течению находилось Ла-Майерэ, большое, отдельно стоящее селение практически без всякой связи с внешним миром.
Уже к полуночи Изидор преодолел восемнадцать лье, отделяющих его от Ла-Майерэ. Он постучался в трактир на берегу реки, переночевал там, а утром стал расспрашивать матросов с парома. Подняли судовые журналы. Но в четверг 23 апреля не был зарегистрирован ни один автомобиль.
– А может, конный экипаж? – настаивал Ботреле. – Телега? Фургон?
– Ничего подобного.
Все утро Изидор провел в расспросах. И уже собирался отправиться к Кильбеф, когда официант в трактире, где он ночевал, сообщил ему:
– В то утро я как раз возвращался из двухнедельного отпуска и видел телегу, но не на пароме.
– Не на пароме?
– Нет. Ее разгрузили в такую плоскую лодку, они называют ее баржа, что стояла на якоре у пристани.
– А что это была за телега?
– Ее-то я сразу узнал. Она дядюшки Ватинеля, извозчика.
– А где он живет?
– На хуторе Лувто.
Ботреле развернул свою штабную карту. Хутор Лувто стоял как раз на перекрестке большой дороги от Ивто до Кодебека и узкой извилистой проселочной, что вилась по лесу до самого Ла-Майерэ!
Лишь к шести вечера в одной из пивных обнаружил Изидор дядюшку Ватинеля, старого хитрована-нормандца, из тех, кто всегда настороже, чураются чужаков, однако не в силах устоять перед золотой монетой и парой стаканчиков.
– Ну да, месье, эти в автомобиле сказали мне быть к пяти у перекрестка. Погрузили ко мне четыре таких вот здоровенных штуковины. А один поехал со мной. Мы повезли их к барже.
– Вы говорите так, будто знаете их.
– Еще бы не знать! В шестой раз уж на них работаю.
Изидор так и подскочил.
– Шестой раз, вы сказали? А с какого времени?
– Да, черт возьми, каждый день до этого возил. Но тогда другие штуки были. Большие камни, что ли… и поменьше, длинные такие, они еще их заворачивали и несли, как реликвии какие. Ох! И не тронь их!.. Да что это с вами? Побледнели как…
– Ничего. Это от жары…
Пошатываясь, Изидор вышел на улицу. Радость неожиданного открытия буквально оглушила его.
Успокоившись, он поехал обратно, переночевал в селении Варенжевиль, наутро часок побеседовал в мэрии с учителем и вернулся в замок. Там его ожидало письмо. На конверте надпись: «Просьба передать через господина графа де Жевра». Он распечатал:
«Второе предупреждение. Молчи. А то…»
– Придется, – прошептал он, – принять кое-какие меры предосторожности в целях моей безопасности, а не то, как они выражаются…
Было девять утра, он прошелся вдоль развалин и прилег у аркады, прикрыв глаза.
– Ну что, молодой человек, довольны вы своей вылазкой?