Черные кувшинки

Джеймс расхохотался.

– Молодец, Фанетта! А я просто старый ворчун!

– И к тому же маразматик. Ты мне так и не рассказал, кто такой этот Робинсон.

Джеймс подошел поближе и, прищурившись, посмотрел на работу Фанетты.

– Теодор Робинсон – американский художник. Самый известный в США импрессионист. Единственный американец, которому удалось подружиться с Клодом Моне. От остальных Моне бежал как от чумы. Робинсон прожил в Живерни восемь лет. Даже написал картину на сюжет свадьбы любимой падчерицы Клода Моне Сюзанны с американским художником Теодором Батлером. И… Даже странно… На одной из наиболее известных его работ изображено то самое место, которое ты пишешь сейчас.

Фанетта чуть не выронила кисть.

– Как?

– Абсолютно то же место. Это старая картина, написанная в тысяча восемьсот девяносто первом году. На ней виден приток Эпта, мостик над ним и мельница Шеневьер. Слева – фигура женщины в длинной юбке и косынке, а посреди ручья – мужчина верхом на лошади. Лошадь пьет. Картина называется «Папаша Троньон и его дочь на мосту». Всадника и на самом деле звали папаша Троньон, он был из местных.

Фанетта едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.

Он меня правда принимает за дурочку. Папаша Троньон! Ведь «троньон» означает «огрызок»! Надо же такое сказануть!

Джеймс по-прежнему не отрывал взгляда от картины, над которой работала девочка. Густая борода закрывала его лицо чуть ли не целиком. Он протянул свой толстый палец к еще влажному холсту:

– Тени вокруг мельницы получились очень хорошо. Молодец, Фанетта. Это знак судьбы. Ты пишешь тот же пейзаж, что Теодор Робинсон, только… только у тебя получается намного лучше. Ты выиграешь этот конкурс, точно тебе говорю! Знаешь, в жизни не так часто выпадает счастливый шанс – раза два, может, три. Главное, его не упустить. Остальное неважно.

Джеймс снова переставил мольберты. Похоже, он не столько пишет, сколько таскает мольберты. Наверное, не успевает за солнцем.

Ну и ладно.

Прошел примерно час, когда появился Нептун. Овчарка недоверчиво обнюхала ящик с красками и улеглась у ног Фанетты.

– Это твоя собака? – спросил Джеймс.

– Да как сказать… Вообще-то он тут вроде как общий, но я считаю, что он мой. Он меня больше всех любит!

Джеймс улыбнулся. Он сидел на табурете перед мольбертом, но Фанетта, стоило ей скосить на него глаза, замечала, что он клюет носом. Если так дальше пойдет, то к концу сеанса борода у него окрасится всеми цветами радуги. Она тихонько засмеялась.

Хватит! Я должна сосредоточиться.

Фанетта писала мельницу Шеневьер. Фахверковую башню, контрастные тени под ней, черепицу, каменную стену. Джеймс называл мельницу «ведьминой». Из-за старухи, которая там жила.

Ведьма?

Нет, он и правда считает меня глупой малявкой.

Честно говоря, Фанетта немножко боялась мельницы. Джеймс объяснил, почему он так ее не любит. «Кувшинок» Моне могло вообще не быть – а все из-за этой мельницы. Дело в том, что и мельница, и сад Моне стоят на одном и том же ручье. Моне хотел сделать запруду, поставить затворы и повернуть русло, чтобы у него в саду образовался пруд, но деревенские жители воспротивились. Нечего устраивать тут болото, говорили они, мало нам болезней! Особенно возмущались соседи, а больше всех – мельник с семьей. Они долго ругались. Моне перессорился со всей деревней и выложил кучу денег, а потом написал префекту и еще одному типу – кажется, своему приятелю, которого звали Клемансо. Кто такой был этот Клемансо, Фанетта не знала, но он как-то помог Моне, и пруд с кувшинками появился на свет.

Жалко, если бы его не было!

Но все-таки со стороны Джеймса глупо не любить мельницу из-за этой старой истории. Когда все это было-то!

Джеймс временами ведет себя как дурак.

Фанетта вздрогнула.

А вдруг на мельнице и правда живет ведьма?

Фанетта писала. День клонился к закату. Мельница в лучах заходящего солнца выглядела особенно зловеще. Фанетта смотрела на нее с восхищением. Джеймс давно спал.

Нептун вдруг вскочил на ноги и злобно зарычал. Фанетта повернулась к небольшой тополиной роще. За деревьями прятался мальчишка.

Винсент!

– Какого черта ты сюда приперся?!

От ее крика проснулся Джеймс.

– Винсент! – еще раз крикнула Фанетта. – Что ты за мной шпионишь? Сколько ты уже там торчишь?

Винсент молчал. Он стоял как заколдованный, переводя взгляд с картины Фанетты на мельницу, а с мельницы на мост.

– Винсент, у меня уже есть собака. Ее зовут Нептун. Вторая мне не нужна. И прекрати на меня глазеть!

Джеймс закашлялся.

– Э-э… Вот что, детки, хорошо, что вас двое. Солнце садится, думаю, пора собираться. Поможете мне? Знаете, что говорил Моне? Мудрец встает и ложится с солнцем!

Фанетта не спускала с Винсента глаз.

Я его боюсь. Что за манера – появляться из-за спины! И зачем он за мной таскается? Иногда мне кажется, что у него не все дома.

16

Лоренс Серенак замер со стаканчиком в руке. Помощник вел себя как прилежный ученик, приготовивший урок, которого не задавали. Теперь он разрывался между желанием блеснуть перед учителем и страхом, что наделал ошибок. Правая рука Бенавидиша нырнула в толстую папку и вынырнула назад с листом бумаги формата А4.

– Вот, патрон. Я решил немного упорядочить все данные. Начал составлять таблицу…

Серенак взял еще один кекс, поставил кофе и удивленно уставился на Бенавидиша.

– Просто у меня привычка такая, – продолжил тот. – Кое-кто говорит, мания… В общем, смотрите. Я разделил лист на три колонки. Это три возможные версии. Первая – убийство на почве страсти, скорее всего связанное с одной из любовниц Морваля. Под подозрение попадают жена, или чей-то ревнивый муж, или брошенная пассия. Работы здесь хоть отбавляй.

Серенак подмигнул помощнику:

– Спасибо нашему анонимному благодетелю. Так, а что дальше?

– Вторая версия связана с живописью. С его картинами и теми, которые он мечтал приобрести. Ну вы помните: Моне, «Кувшинки»… Почему не предположить, что он вышел на торговцев крадеными произведениями искусства? На черный рынок? Там крутятся большие деньги…

Серенак проглотил очередной кекс и допил кофе. Бенавидиш машинально сгреб крошки со стола в одну аккуратную кучку. Затем поднял глаза – на стенах кабинета висело с десяток картин, которые его начальник повесил сразу по прибытии. Тулуз-Лотрек. Писсарро. Гоген. Ренуар.

– Тут нам, можно сказать, повезло, – добавил Сильвио. – Вы, инспектор, хорошо разбираетесь в живописи.