– Не очень-то и получилось, на самом деле, – смутилась девушка, протягивая вперёд вытянутый мизинец. – Ещё раз прости меня. Мир?
Ильдар замолк, уставившись по началу на палец так, словно перед ним было нечто инородное, чуждое его привычному мироустройству. Алиса уже было потянула конечность назад, как мизинец обхватил другой – с тёплой и мозолистой кожей.
Подросток стоял с горящими то ли от холода, то ли от смущения щеками, с усилием рассматривая снег на тёмном носке потёртого ботинка. Можно было посчитать, что парень сделал это из жалости или желания поскорее закончить попытки девушки на восстановление отношений, как его губы растянулись в улыбке.
– Мир. И это… Ильдаром меня зови, когда пацанов других поблизости нет.
Александр, поправляя свою шапку с крупным и пушистым помпоном на светлых волосах, подскочил к девушке поближе, с интересом вглядываясь ей в глаза. Его пухловатые мягкие щёки чуть вытянулись из-за широкой улыбки мальчишки.
– А меня Сашкой зови!
– Все они в общем-то звери, Лис, – пробормотала Светлана, переводя своё внимание не небольшое окно с чуть приоткрытой форточкой.
Из окна открывался вид на зимний ночной Симбирск.
Огни редких уличных фонарей расплывались между снежными хлопьями. Они были подобны звёздам, коих было практически не разглядеть на ночном небе города.
Вдали виднелись облака паров, извергаемых дыханием городских трубочек и трубопроводов.
Приятное молчание в кухне нарушил еле различимый шёпот Сафоновой:
– Как думаешь… почему он так делает? – язык её заплетался. Девушка невольно растягивала гласные, казалось для того, чтобы за эти несколько секунд вспомнить, что говорить дальше.
– Кто «он»?
– Ну этот… людей ест который.
Холодок тотчас пробежал по позвоночнику. Алиса могла поклясться, что моментально протрезвела, едва эти слова выскользнули из уст подруги.
Светлана продолжала говорить, вбивая в девичье сердце длинные ржавые гвозди.
– Только о нём и пишут в газете последнее время, – она усмехнулась. – То, какими тела находят, как следствие плохо работает, раз душегуба поймать не способны всей гурьбой.
– Светка… – Добронравова уткнулась лицом в ладони, завыв. – …не надо про него, пожалуйста.
Понимала, что подруга бред пьяный несла. Ей бы губы покрепче сжать, да слова проигнорировать, если б высказать не хотелось. Впервые с самыми грязными подробностями, несмотря на указ матери «ссор из дома не выносить». Поведать Светлане о мерзком поступке сестры, проклятия выкрикивая, сдирая горло.
Только слёз уже совсем не осталось. Несмотря на то, что именно сейчас хотелось разреветься от горечи тоски, выворачивающей тело наизнанку, прошептала:
– Эй, лисёнок, – Сафонова подскочила к подруге, опускаясь перед ней на колени. – Ты чего у меня такая впечатлительная стала? Понимаю, что жалко девок, но чтоб уж так убиваться…
– Мама, – перебила Алиса своего яркого светлячка, с трудом сглатывая комок в горле. – Скоро и моя мама в этой статье будет, Свет.
Как бы не храбрилась в мыслях, как бы не представляла красочный момент расправы над кровавым ублюдком, Марину, стоящей на коленях в прощении, в итоге это всё, на что её хватило.
Тонкие девичьи пальчики крепко вцепились в нежную кожу щёк, царапая ту и закрывая обзор на происходящее. Девушка не видела, как мгновенно поменялась бухгалтерша в лице, стремительно осознавая сказанное. Не видела, как Светлана смотрела на близкую подругу глазами полного ужаса, а рот её приоткрылся в немом крике. Не видела, как потянулись к ней пухлые руки, пропахнувшие горькими сигаретным дымом, и прижали Алису к груди.
Она ревела, не сдерживая себя. Повторно оплакивала добрую женщину с невероятно мягким взором, которая ласково называла её третьей дочерью.
Светлана проливала слёзы за Добронравову младшую, за что та была ей безумно благодарна.
***
– Проводил? – не спросил. Это была констатация неоспоримого факта.
Дмитрий, почёсывая нервно разбухший нос, молча кивнул, взгляда не поднимая.
Волку подобное поведение нравилось. Мужчина не любил, как часто выражался в кругу пацанов, выёбистых. В личных отношениях за непослушание мог товарищу в жмур прописать, а бабёнку чересчур языкастую – голой в холод на улицу вышвырнуть, игнорируя женские крики.
Ёж ему в какой-то степени импонировал. Никита даже подумывал его старшим сделать для молодняка, рядом держать. Парень он был здравый – законы уличные чтил, беспредел не устраивал и с непорядочными девушками замечен не был. Готов был закрыть глаза на его знакомство с ментовкой, Мариной Игоревной, если бы не откровенная глупость Дмитрия.
«Алиса», – вспоминал имя мальчишечьим голосом, а сам во рту у себя его перекатывал, наслаждался, языком оглаживая.
Он девицу ещё в Сочельник запомнил, но внимания должного встрече не уделил.
Да, признавал, что хорошенькой была со своими растрёпанными волосами и помятой ночнушке – розовой, как её щечки, с рюшками белыми. Наслаждался тем вечером, переглядками их, пока глазёнки светлые, явно зелёные в лучах одинокого фонаря, по нему проходились.
Волк и не был против, впервые на свою шутовскую маску злясь, когда незнакомка скрылась из его виду.
Из мыслей её силуэт вытеснил, забывая, словно об очередной драке. Практически забыл, пока не увидел девушку вновь в сопровождении Ежа.
Клялся мысленно пацанской честью перед Димой, что девку его уводить не собирался, пока та ему сама команду не дала. Да такую громкую, что аж в ушах звонким эхом от стенок отбивалась.
– Извините… а что значит «ходить под кем-то»?
– Ёж, – подозвал к себе пальцем, параллельно сигарету закуривая. Затянулся во все лёгкие, не жалея их. – Говоришь, не твоя девчонка?
Лукаво, обманчиво добро, улыбнулся, тяжёлую руку на шею паренька укладывая.
– Да не дрейфь, малец. Вижу, что близок ей, что ради неё распетушиться перед пацанами готов. Ну, ты и сам это знаешь, – обвёл пальцем мальчишеский нос, игнорируя чужую боль, Сие действие заставило парня зажмуриться, но не пискнуть.
Специально тыкал, чтоб неповадно мальцу было.
Дима это знал, Волк понимал, что Ёж, повторись подобное ещё раз, вновь кинется в защиту подруги, пренебрегая пацанскими понятиями.
Понимал, оттого злило.
– И раз уж барышня не под кем не ходит, то никто предъявлять за неё не будет, я верно говорю? Верно, – дым в лицо пускает, запугивая. На место ставит, обращая внимание на то, как подростку этот расклад неугоден. – Так как ты ближе всего к мышонку, значит и расскажешь о ней всё, что знаешь. А я, так уж и быть, забываю твой сегодняшний проёб и пиздюкам скажу, чтоб не судачили. Нет, так Леший воспитательный им процесс устроит, смекаешь?
Читалось между строк:
«Соглашайся, и я предоставлю тебе место под солнцем рядом с собой».
Сомнения определённо были. Неохотно представлял, как эту информацию из него с кровью выбивать придётся, вспоминая их близкие отношения.
– Что именно вам интересно?
По дружбе сдал, мать вашу.