Звери Стикса. Часть 2. Мемориум

У Киры голова шла кругом от обилия впечатлений. Но в какой-то момент она обернулась назад и увидела, что Фауст плетется в самом хвосте. Их взгляды встретились, и кошка чуть не прыснула вслух. К одной его руке пристала Вальта, а на другой повисла гиря-Лена. Каждая из женщин попеременно пытались склонить его в свою сторону и что-то нашептать. Нет, пес был слишком горд, чтобы молить ее о помощи. Но в этом коротком взгляде было столько тоски по свободе, что Кире даже стало стыдно за свое злорадство, и она сжалилась над несчастным. Она дождалась, когда троица поравняется с нею и сказала:

– Извините, девушки, но я, пожалуй, на правах коллеги по цеху украду у вас кавалера.

Недовольные дамы воззрились на пса. Тот очень галантно поцеловал обеим ручки, виновато пожал плечами, дескать, что поделать – начальственный произвол, и отпустил обеих вперед – чуть только не пихнув в спину.

Женщины, хохоча, ушли дальше вперед, а кошка с псом отстали так, что шествовали практически на грани освещенного ореола. Замыкавший группу факелоносец хотел было их дождаться, но Фауст махнул ему в знак того, что им обоим свет, в отличие от уединения, совершенно необязателен.

Пес осторожно взял ее руку и положил к себе на локоть.

– Конспирация, – пояснил он. – Да и удобнее так, ты не находишь?

Кошка кивнула, а про себя отметила, что ей приятно и такое обращение и то, как он это сделал. Очень легко и естественно ему удавалось быть приятным, галантным и просто хорошим, когда того требовало дело.

Какое-то время они шли молча. Просто шли по тропинке, шаг в шаг, наслаждаясь моментом своих жизней, прислушиваясь к суете шедших впереди немолодых людей.

– Да всем известно, что вы пустомеля! – донеслось до них откуда-то с головы отряда очередное препирание близнецов.

– А вы глупы-с, – и новый всплеск доброжелательного смеха поднимается в небо, словно пух, сдутый с одуванчика.

Кира блаженно улыбалась, подставляя лицо еле слышному ветру, густому, как сахарный сироп. Ей было хорошо. Просто хорошо – спокойно, тепло и не одиноко. Сердце в груди распускалось ночной лилией, отказываясь думать о будущем, о прошлом, об опасностях, об очередном наметившемся тупике. Сейчас и здесь ей было хорошо. Да что кривляться – им обоим было хорошо. Бросив тайком взгляд на пса, она гордо удостоверилась, что и на его лице бродит сытая умиротворенная улыбка.

«Может, все-таки не конспирация…?», – откуда-то со дна души донеслась мысль, но сразу же была забракована, как розово-сопливая и глупая.

Со стороны озера послышался всплеск. Это был уже не первый всплеск, но до этого момента он как-то не привлекал ее внимания.

– Что это там?

– Жабы, я думаю.

– Больно громко, – кошка вывернулась из конспирационного захвата пса и нырнула во тьму. На траву у берега уже опала роса. Лапы тут же намокли, и стало холодно. В воде отражались блики огня от удаляющегося факела, смутные дрожащие тени – но это только у самой кромки. Когда Кира подошла ближе к самому озеру, она увидела, что на самом деле в нем отражается – небо! Кошка, позабыв даже дышать, не то, что о каких-то всплесках, задрала голову, и тут же унеслась в глубину млечного пути. Миллиарды сияющих, перемигивающихся точек мгновенно подхватили ее сознание, и медленно закручивая, понесли вверх, дальше, глубже, в неизведанные миры.

Дыхание космоса коснулось ее лица и, не встретив никакого сопротивления, увлекло ее сознание в грезу. Звезды перед глазами стали двигаться, сначала магнетически завораживая ее, затем складываясь в сюжет, и вот она оглядывается и понимает, что стоит в парящей над вселенной крылатой колеснице, переливающейся сиреневыми и черными перламутровыми волнами. А рядом с нею стоит возница. Его лицо скрыто бежевым капюшоном и пахнет он карамелизированным печеным яблоком. Клоки живого плаща хлопают и вьются на несуществующем ветру. Из-под этой гутаперчивой массы периодически мелькают тонкие бежевые кости, словно покрытые карамельной кожицей. Он смотрит на простирающееся пространство перед ними пустыми глазницами голого черепа. Она тоже переводит взгляд на лежащую впереди вселенную и тут только понимает, что точки звезд кучкуются, скапливаются и складываются в рисунок. И этот рисунок – глаз. Любопытный глаз в треугольнике космических завихрений, который с интересом вглядывается в нее…

Легкий толчок под головой заставил ее очнуться. Кошка открыла глаза и с удивлением обнаружила, что сидит у самой воды, обхватив коленки. А рядом, прижавшись вплотную теплым боком, в такой же точно детской позе сидит пес. Она успела не только усесться тут, но и даже задремать у него не плече, очарованная гипнотическим танцем звезд на черно-синем небе и успокаивающим ритмичным плеском озерной воды.

– Я уж думал нести тебя до кровати на руках придется. Ты совсем вымоталась?

Кира рассеянно кивнула, протирая глаза. Как это она умудрилась так выключиться? И зачем она вообще сюда отошла?

– Очень красиво, – тихо, на грани слышного сказал пес. Он тоже мечтательно вглядывался в небо. – Гипнотизирующе красиво.

– Да… потрясающе. Я правда не помню, зачем я сюда свернула, – подивилась Кира схожести их ощущений. Ночной холод прокрался уже ей в подшерсток, и все ее тело пошло крупной дрожью. Зеленая пора в этой части света не сильно менялась в зависимости от сезона. Но все же в ночном холоде чувствовалась осень. А может быть, холод и сырость тут были ни при чём. Иногда ведь тело дрожит от невероятной, исключительной важности момента или от ощущения близости, настолько плотной, что сама ткань выстроенной разумом реальности рассыпается в прах. – Я… честно говоря, удивлена тебе.

Пес вяло пожал плечами, продолжая смотреть на сияющий бриллиантами небесный свод.

– Почему?

– Ну, ты… не производишь впечатление человека, склонного к созерцанию красот природы.

– Наверное, это потому что я последние *дцать лет все время убиваю людей, – ехидно усмехнулся он. – Но я же не всегда таким был. Хотя нет… почти всегда. Но… можно сказать так: это не весь я. Я вырос на севере. Там небо… это невозможно описать. Но я очень любил в детстве и в юности поваляться под звездами, подремать, помечтать. Да и сейчас люблю, как видишь.

Он обернулся к ней. Глаза уже привыкли к темноте, и она снова явственно увидела синие отблески в его роговицах.

– Предлагаю все же дойти до гостиницы. А то задницу себе застудишь, а мне потом отчитываться, – он решительно поднялся, подал ей руку. Девушка послушно согласилась, чувствуя себя совершеннейшим ребенком. Это волшебное ощущение – то ли спишь, то ли проснулся, когда засидишься, подслушивая взрослых, и незаметно уснешь. А открываешь глаза и понимаешь, что горячая взрослая лапа держит тебя за руку, куда-то тащит, да и еще что-то выговаривает. Но что именно, ты не понимаешь, потому что по-настоящему и не просыпался. Незачем просыпаться. Горячая взрослая лапа и отведет куда надо и баиньки уложит… Все будет сделано в лучшем виде, и тебе совершенно не нужно для этого даже просыпаться, не то, чтобы суетиться.

Она напоследок еще обернулась на берег, подаривший им несколько минут нирваны, чтобы запечатлеть, запомнить, сфотографировать этот момент на будущее. Чтобы в случае страшной нервотрепки ее душе можно было сюда быстро вернуться. И чтобы снова – звезды, вода, блики, камыш, роса на траве… и горячее ироничное плечо под головой.

И все это романтическое состояние было бы совершенно прекрасным, если бы в последнюю секунду, буквально мгновение, словно бывшая болезнь ума, сквозь замедляющую пелену транквилизатора, не прорвалось в ее сознание ощущение, что озеро пристально смотрит им вслед.

Глава III. Покой нам только снится

Что-то тряхнуло, и Кира проснулась. Разлепила глаза. Приподнялась на кресле, осмотрелась. Коляска мерно гудела, покачивалась на ухабах дороги. Впереди маячили острые ушки Лошади – довольно привычное зрелище в пути.

«Мне что, все это приснилось? Сказочный город, замок с книгами… Луна? Блины? Вероника?»

– Где мы? – через силу буркнула она.

– А хрен его знает, – бросил в ответ Фауст. – Уже черт знает сколько едем. Нет здесь этого поворота.

Кошка выглянула в окно – темно. Совершенно черно, даже обочины не разглядеть. Их коляска была единственным источником света на дороге.

Она откинулась на спинку кресла и задумалась, стараясь припомнить подробности сна. Было такое ощущение, что прошло несколько дней… Замок она помнила очень хорошо. Чудная повариха в смешной гостинице… Еще какие-то люди, как будто ученые, и все говорят ей, что мир проще, чем кажется и не нужно ничего усложнять… Нет, уже не помнится, что там еще было. Подробности ускользали, как песок сквозь пальцы.

– Мне сон снился… такой ясный. Как будто мы уже добрались. И там был целый дворец, забитый книгами по самую крышу.

– Это очень захватывающе, кошка…

Кира кивнула и уткнулась в окно. Сновидение, конечно, озадачивало. Все казалось таким реальным. Она даже помнила запах блинчиков и лакричного сиропа. Но пора было возвращаться в реальность. Поворота в нужном месте не оказалось, и это было плохо. Она надеялась, что записка куда-то хоть, но приведет, и любые последующие события наведут или вдохновят ее на ответ. А теперь она снова не имела представления, что делать дальше. Ну что ж… По крайней мере, ей удалось вырваться из душных, опостылевших одинаковых дней. Теперь она ехала в коляске насквозь, через черную, непроглядную ночь… в полную неизвестность… Приключение!

Кошка обнаружила, что сон выветрился из головы окончательно, а на лице расползается улыбка. За окном полнейшая, непроницаемая чернота.

«Как у него в глазах…»

Она взглянула на пса, чувствуя, как в груди разливается теплота.

Спокоен, как скала. Как обычно.

“Признай, что боишься темноты…” – сказал он ей перед выездом. ПФФ!.. Она не боялась темноты, а испытывала панический ужас. До потери сознания. И прилагала в своей жизни огромные усилия, чтобы никак, никоим образом не показывать этого глупого детского страха, ведь считала его своим личным позором.

Но сейчас… Нет. Ей не было страшно. За окном ни единого лучика, ни единой искры, ни намека на жизнь. Только густая, бездонная вечность. Должно было быть просто невыносимо жутко. Но нет. Видимо дело в нем. С ним ей не страшно. Возбужденные мурашки побежали по коже.

Фауст напряженно вглядывался в дорогу и еще почему-то все время оглядывался назад. Кира тоже оглянулась и увидела в заднем крохотном овальном окошке две яркие белые точки.

– Что это там?

– Фары. Уже полчаса на одном расстоянии держатся. И там еще одни, сразу за этими. Не нравятся они мне. Пусть ка проедут уже, наконец.

Пес включил поворотники и притормозил Лошадь. Кира могла бы поклясться, что скорость кобыла сбросила еще до того, как он натянул поводья. Возможно в момент, когда он об этом подумал. Может ли такое быть? Теснейшая, телепатическая связь, между транспортным животным и хозяином. КС-СМЕРТЬ больше всего славится своими генно-моделирующими, модифицирующими биотехнологиями. Еще в Блуме в один из тихих совместных вечеров он рассказал ей, что для повышения эффективности боевой единицы, для Судей создается индивидуальный, идеально подходящий ему транспорт. Она еще тогда подумала об этом: возможно ли искусственно вырастить в мозгу такого животного телепатический…