Две богатеньких малышки

– Едем домой! Я ни секунды не останусь под одной крышей с этим… с этим…

– С этим предателем? – услужливо подсказал Джастин. – С этим злодеем-отчимом? С этим…

– С этим старым дураком! – отрезала Диана и решительно направилась к двери, но вдруг обернулась:

– Прости меня, Эмми. Мне очень жаль, что я заставила тебя волноваться. Идем, Дуг!

Дуг поднялся, скользнул по Эмми невидящим взглядом и со словами "Спасибо, спокойной ночи" вышел следом за женой. Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась. Эмми, помня наставления Сэнди, заперла ее на задвижку. Джастин одобрительно кивнул:

– Молодец. Лишняя осторожность не повредит. А то ходят всякие, а потом люди погибают…

– Джастин, – в отчаянии взмолилась Эмми, – прекрати говорить о Диане так, будто она убийца! Я не потерплю этого!

Джастин приподнял бровь – но тут же примирительно произнес:

– Ладно, ладно, дорогуша. Как скажешь. А что, по-твоему, Дуг делал у Коррины?

– Ты же слышал. Заставлял ее учить роль.

– В три часа ночи? Нет-нет, я ничего не говорю. Ты, конечно, права. Действительно, не похоже, чтобы Дуг питал к Коррине нежные чувства.

Джастин пошел было к себе, но на пороге остановился и бросил через плечо:

– Все равно, это она его убила. Вот увидишь.

С этим словами он быстро шмыгнул в свою комнату и закрыл за собой дверь.

Эмми пришла к себе, погасила свет – и снова пожалела о том, что не может от души отхлестать отчима по щекам. Ветреный, как бабочка, беспечный, как воробей… Но Эмми всегда подозревала, что в глубине его души кроется способность к здравомыслию, и в один прекрасный день она даст о себе знать. По крайней мере, дело с ростовщиком закончилось благополучно, и Эмми была этому несказанно рада. Она тешила себя надеждой, что такие уроки забываются не скоро. И все же, все же, несмотря на все свои причуды, Джастин сделал ее мать счастливой… Все ее размышления об отчиме неизменно сводились к этому…

Эмми всегда жалела о том, что так плохо помнит отца. Он, судя по всему, был очень талантлив по части финансов, потому что не только сохранил капитал Ван Сейдемов в трудные времена, но и немало его приумножил. И, наверное, ведение дел доставляло ему удовольствие. Отец любил дочерей, но никогда не был особенно близок с ними – возможно, к сыну он проявлял бы больше интереса. Но, так или иначе, он вложил в Эмми – и отчасти в Диану – чувство ответственности по отношению к деньгам. Одна мысль о том, как воспринял бы отец безумные долги Джастина, заставила ее содрогнуться…

Сэнди сказал, что деньги – это головная боль, о которой многие мечтают. Сам он зарабатывал себе на жизнь с той самой поры, как окончил юридический колледж. Его мать круглый год жила в Палм-Бич, и Эмми знала – хоть и не помнила, откуда, – что Сэнди берет на себя все ее расходы. Что ж, это справедливо: ведь мать наверняка многим пожертвовала, чтобы дать ему образование…

Эмми сотый раз перевернулась с боку на бок. Хоть бы Дугу удалось уснуть, подумала она. Он выглядел совсем измученным. Еще бы – накануне премьеры…

Она стала вспоминать, как познакомилась с Дугом и влюбилась в него – по крайней мере, так ей тогда казалось. Но это не продлилось долго; она даже почти не ревновала, когда Ди вышла за него. Все это осталось в прошлом; и, по правде говоря, больше в ее прошлом ничего особенного и не было… Все равно, Эмми всем сердцем надеялась, что премьера пройдет успешно… Гил Сэнфорд убит… как это ужасно… Полиция нашла пистолет Ди… это тоже ужасно… Мысль о Гиле скользила по краю ее сознания, как и при его жизни. Всегда смеющийся, расточающий комплименты дамский угодник… какой бы он ни был, он не заслуживал смерти! Нет-нет, она не будет о нем думать! Красивое, улыбающееся лицо Гила расплылось у нее перед глазами, превратившись в облачко; но в этом облачке было что-то зловещее, сулящее большую беду…

Наконец Эмми уснула. Спала она беспокойно и видела сны, но поутру не могла их вспомнить.

Утром позвонил Сэнди и сказал, что новостей по-прежнему нет; если полиция и обнаружила какие-то улики, то он об этом не знает. Он пригласил ее и Джастина поужинать и сказал, что непременно пойдет на премьеру и, поскольку Эмми и Ди будут сидеть рядом, то он вполне может усадить Джастина с собой.

К тому времени, как Эмми спустилась вниз, Джастина уже и след простыл. Газеты, как всегда, были разбросаны по столу. Эмми бегло просмотрела их: известия об убийстве Гила Сэнфорда перекочевали с первых страниц на более отдаленные. Наверное, это хорошо, подумала Эмми. А может быть, и нет. Она уже ни в чем не была уверена.

Почти все утро Эмми бесцельно слонялась по дому. На этот раз убирать квартиру пришла другая женщина, но, видимо, и она получила инструкции от Агнес, поскольку приготовила мясо в горшочках и сообщила Эмми, что оно прекрасно сохранится в холодильнике до завтра, если сегодня они не ужинают дома. Эта женщина тоже читала в газетах об убийстве Гила; сверля Эмми острыми глазками, она причитала, как ей жаль бедного мистера Сэнфорда, и какой ужас, что мисс Ван Сейдем пришла через считанные минуты после трагедии…

Эмми перебросила через руку пальто – майский день неожиданно выдался холодным и ветреным – и с достоинством удалилась. Она перешла улицу и двинулась по широкой парковой аллее. Она нанесла визит вежливости в "Бонуит" – новые белые перчатки к премьере; затем в "Бергдорф" – несколько пар чулок. Когда Эмми принесла покупки домой, уборщица, к счастью, уже ушла, и в доме воцарилась благословенная тишина. Эмми положила на стол свертки – один с фиалочками, другой розовато-лиловый – и посмотрела на часы. Забыла спросить у Сэнди: нашла ли полиция на пистолете какие-нибудь отпечатки пальцев, кроме Дианиных? Да он, наверное, и не знает…

Если кто-то и звонил в отсутствие Эмми, уборщица не известила ее об этом: ни на столике у кровати, ни в крохотной "телефонной" комнатке под лестницей не оказалось никаких записок. Огромная квартира была отлично проветрена и сверкала чистотой, но пустые комнаты вселяли в Эмми щемящее чувство одиночества. Она поняла, что имела в виду Диана, когда говорила накануне, как неуютно ей в доме одной. Эмми постояла у окна, глядя, как закатные тени красят темнеющее небо… Пора принести чего-нибудь выпить для Джастина и Сэнди – и наряжаться на премьеру.

Эмми принесла графинчик, бокалы и лед, поставила все это, как обычно, в гостиной, включила свет – и направилась к себе наверх. Трепет предвкушения праздника начал охватывать ее. Интересно, что чувствует Диана? Наверное, дебют мужа-сценариста – это и страшно и радостно одновременно…

Полная решимости не подвести сестру, Эмми извлекла на свет длинное элегантное вечернее платье абрикосового цвета, прекрасно оттенявшего ее светло-каштановые волосы. Платье великолепно облегало ее фигуру, и Эмми осталась довольна своим отражением в зеркале. Она взяла позолоченную театральную сумочку, бросила туда деньги, ключи, помаду и спустилась вниз. Еще на лестнице она услышала позвякивание льда о стенки бокалов. Джастин сидел в любимом кресле, с привычным удовольствием прихлебывая виски, но, увидев падчерицу, вскочил, как ужаленный:

– Эмми! Ты прелесть! Откуда у тебя это платье?

Джастин никогда не скупился на похвалы, но сегодня Эмми они были особенно приятны. Однако она ответила:

– Этому платью сто лет.

– А я его не помню.

– Наверное, я редко выхожу в свет. Или часто ношу одно и то же.

Джастин нахмурился:

– Можешь мне не верить, Эмми, но меня беспокоит твоя судьба. Когда-то мне казалось, что тебе по душе Дуг Уорд, но малышка Ди заграбастала его. Впрочем, ты, кажется, не слишком горевала?

– Горевала, – созналась Эмми, – но недолго. И это было ужасно давно. Теперь уже неважно. Знаешь, я очень надеюсь, что премьера пройдет успешно.

– Да. – Джастин вдруг посерьезнел, что случалось нечасто. – Плохо, когда мужчина полностью зависит от жены и должен отчитываться за каждый цент. Не пойми меня превратно, Эмми. Твоя мать была единственной женщиной, которую я любил по-настоящему. Я не говорю, что у меня не было других женщин, – добавил он с очаровательным детским простодушием, – но твоя мама – о, она была славная девочка!

– По-моему, ей вообще не приходила в голову мысль о том, кому принадлежат деньги.

– Если и приходила, она умело это скрывала. Она была щедрой. Щедрой и великодушной. А что ты думаешь о Сэнди Путнэме?

Эмми вспомнила, как Сэнди поцеловал ее – точней, как они поцеловались, исправила она себя, – плеснула себе вина и сказала, не глядя на отчима:

– Я думаю, что Сэнди изо всех сил старается содержать себя и свою мать.

– Ну, тебя ему содержать не придется. У тебя-то деньги есть.

– Я не собираюсь замуж за Сэнди, во-первых; а во-вторых, он не делал мне предложения. А что касается денег Ван Сейдемов… их осталось не так уж много.

– Мне очень неловко за те сорок тысяч, Эмми. Пришлось трогать основной капитал?

– Да, – коротко ответила Эмми и посмотрела ему в глаза: – Джастин, пожалуйста…

– Не надо, Эмми. Я знаю, что ты хочешь сказать. Я научен горьким опытом и обещаю больше не играть. – Джастин вздрогнул – как показалось Эмми, искренне. – Знаешь, не очень-то приятно ходить по улицам, зная, что в любую минуту тебя могут пристрелить или… Ну все, ты заплатила, и это больше не повторится… А Сэнди идет на премьеру?

– Да. Ох, я забыла. Он пригласил нас с тобой в ресторан.

– Прекрасно. Мальчик хорошо воспитан, вот что я тебе скажу. Хочет отдать долг вежливости за вчерашний ужин. Пойду, переоденусь. – Он налил себе еще, с наслаждением отхлебнул и отправился вверх.

Сэнди прибыл при полном параде: черный галстук, смокинг прекрасного покроя, рыжие волосы гладко зачесаны назад.

– Боже… – сказал он, восхищенно глядя на Эмми. – Какая ты… о Боже! – Он заключил ее в объятия – и снова, Эмми была уверена, поцелуй продлился дольше, чем они оба того хотели. Она покраснела – и разозлилась на себя за это.

Эмми проводила его в гостиную и предложила выпить, пока Джастин одевается. Сэнди подошел к столику с напитками.