Две богатеньких малышки

– А, – махнула рукой Диана, – ничего особенного. Мерзкое письмо. С угрозами. Мол, когда-нибудь я получу по заслугам. И прочее в том же духе. Если бы убили меня, Джастин, – ты первый попал бы под подозрение. Но поскольку случилось то, что случилось… Короче, они не придали этому письму особого значения – разве что поняли, что мой отчим – негодяй и мерзавец.

– А моя падчерица – жалкое создание. – Джастин вымученно улыбнулся, и взгляд его снова скользнул по сумочке Эмми. – Они там? Если ты сейчас их мне отдашь, я немедленно пойду и расплачусь, и… – на миг он стал очень серьезен; дыхание его участилось, – …и, сказать тебе правду, я буду чертовски рад сбросить с души этот камень.

Эмми колебалась, помня о предостережении мистера Эллердайса:

– Джастин, а ты уверен, что… Видишь ли, это очень крупная сумма. Может быть, будет лучше, если ты пойдешь не один?

– Господи, нет! – Джастин подпрыгнул и протестующе выставил холеную ладошку. – Этого еще не хватало!

– Но… я считаю, ты должен взять с него расписку…

Джастин растерянно заморгал:

– Не думаю, чтобы он… впрочем, да, конечно, конечно. Прекрасная мысль, Эмми. Разумеется, я потребую расписку. Да, несомненно. – Он вдруг сделался задумчив. – Правда, мне могут ее и не дать. Но… – тут он так же внезапно повеселел, – но, главное, он получит свои деньги, и угрозы прекратятся. Я отнесу, прямо сейчас!

Диана опустилась в кресло; вид у нее был раздосадованный и озадаченный. Выход один, решила Эмми после нескольких секунд напряженного раздумья – поверить Джастину.

– Ну, хорошо, – она вручила ему толстый белый конверт. – Только будь осторожен!

– О, не сомневайся!

Джастин вскрыл конверт – к удивлению Эмми, очень сдержанно. Сестры молча смотрели, как он медленно и сосредоточенно пересчитывает деньги.

– Тут остается небольшой излишек, – сказал он наконец. – Ты не против, если я возьму его себе?

– Ладно, – упавшим голосом сказала Эмми.

Диана нервно забарабанила ножкой по ковру. Джастин вложил деньги обратно в конверт, заботливо устроил его во внутреннем кармане и аккуратно застегнул пиджак на все пуговицы.

– Кажется, я счастливый человек. Или вот-вот стану таковым. Пока, девочки.

Он бодро, вприпрыжку выбежал в холл – и через мгновение сестры услышали, как хлопнула входная дверь. Диана пристально посмотрела на Эмми:

– Какая ты все-таки дура! Неужели тебе непонятно, что он немедленно возьмется за старое?

– Не думаю. Он здорово перетрусил.

– Перетрусил? Как бы не так! Не удивлюсь, если он прямо сейчас направится на бега!

– Я не видела иного выхода.

– Выход один: пусть сам барахтается! – жестко сказала Диана.

– По-моему, Ди, он все-таки очень испугался – и у него были на то все основания. Ладно, что сделано – то сделано. Лучше скажи: полиция нашла что-нибудь или…

– Они весь дом перерыли. У них ордер на обыск. Стол мой перевернули вверх тормашками… – Диана позволила себе усмехнуться. – Не думаю, чтобы это доставило им удовольствие. Моя аккуратность, как известно, оставляет желать лучшего… Ну, и ушли, наконец. А я заказала ужин на дом. Дуг опять переписывал второй акт. То, что получилось, ему почти нравится. Ох, Эмми, знаешь, мне что-то не по душе платье, которое я купила для премьеры. Давай поглядим, нет ли у тебя чего-нибудь постаромодней?

Эмми ощущала нарастающую тревогу, и болтовня сестры начала раздражать ее:

– У меня все старомодное, Ди. Мне, знаешь ли, вовсе не кажется необходимым всякий раз приобретать сверхсовременные наряды.

– Ну да! – фыркнула Диана. – А платье и пальто, которые ты заказала вчера в "Бергдорфе"? Их-то, надеюсь, ты не назовешь старомодными?

– Беру пример с тебя: ты так легко и красиво швыряешь деньги на ветер! – огрызнулась Эмми.

– Но я же тебя не заставляю это делать! – возмутилась Диана. – И потом, ты не можешь сказать, что это дурной пример!

Она рассмеялась – и Эмми, неожиданно для себя, рассмеялась в ответ. Этим обычно и заканчивались все их выяснения отношений.

– Ладно, – примирительно сказала Эмми, – все равно я проношу это платье десять лет. А где сейчас Дуг?

– На репетиции, где же еще. Завтра – премьера. Но… – Диана помрачнела. – Коррина не в себе, скандалит. Дуг, правда, говорит, что завтра она возьмет себя в руки. Я тоже на это надеюсь…

В холле послышался резкий звонок домофона. Эмми вздрогнула. По правде говоря, она рассчитывала на лифтеров и швейцаров, которые служат в доме с незапамятных времен и знают всех, кто приходит к Ван Сейдемам. Неужели репортеры? Так быстро? Но управляющий обещал не пускать их…

В трубке раздался голос швейцара:

– Мисс Ван Сейдем, к вам мисс Харрис и еще мистер… или мисс?.. нет, мистер Такер. – По металлу в голосе Эмми поняла, что оба посетителя ему глубоко несимпатичны.

– Впустите их, пожалуйста, – медленно произнесла Эмми.

Она повесила трубку и окликнула сестру:

– Ди! Пришла Коррина Харрис!

– О Боже… – простонала Диана. – А ты можешь ее не впускать?

– Не могу. Она уже поднимается.

Эмми направилась к входной двери, подумав мимоходом: кто такой мистер Такер, уж не адвокат ли?

Услышав звонок, она в тот же миг открыла дверь – и застыла, точно громом пораженная, при виде юноши, нажимающего кнопку звонка. Впрочем, "юношей" она назвала его про себя лишь условно – локоны до плеч и множество разноцветных бус допускали и мысль о прекрасном поле. За спиной странного существа стояла Коррина Харрис в строгом черном платье, которое сделало бы честь безутешной вдове. Лицо ее было безукоризненно прекрасно, губы решительно сжаты.

– Я хочу поговорить с вами, мисс Ван Сейдем.

– Входите, – пригласила Эмми.

Длиннокудрый юноша посторонился, пропуская Коррину. Она величаво вплыла в холл и, томно растягивая слова, разрешила сомнения Эмми по поводу пола своего спутника:

– Позвольте представить вам мистера Такера.

Юноша поклонился чрезвычайно учтиво. Эмми закрыла за ними дверь, по-прежнему пребывая в оцепенении. Должно быть, она неосознанно сделала приглашающий жест, потому что визитеры сразу же оказались в гостиной. Диана вскочила с кресла; ее хорошенькое личико сделалось каменным, точно у сфинкса:

– Вы, кажется, должны быть на репетиции? – раздраженно осведомилась она у Коррины.

Вот уж чего Эмми никак не ожидала услышать.

Коррина, не поведя и бровью, надменно произнесла: