Пусть этот круг не разорвется…

Мистер Грэйнджер бросил на землю образец хлопка… Меня зло взяло, но я лишь вздохнула – разве я или мама могли хоть словом возразить?

– Но пусть цены нынче получше, а ты, Мэри, и я знаем, что выручка не такая, чтобы свести концы с концами. Я ж помню про вашу закладную, счета и прочее. Так что мое предложение откупить ваш участок остается в силе, как в прошлый год.

– Благодарим вас за заботу, мистер Грэйнджер, но пока мы не собираемся его продавать.

Мистер Грэйнджер пожал плечами.

– Ну, как хотите, – сказал он, поглядел на мистера Моррисона, который все это время глаз от него не отводил, и пошел к складу.

– Залезай в фургон, Кэсси, – сказала мама, еле сдерживая гнев.

Поняв, что сейчас не время отпускать замечания в адрес мистера Грэйнджера, я без лишних слов взобралась в фургон.

Когда хлопок был продан, мы в пустом фургоне поехали по главной улице Стробери и встретили возвращавшихся Тёрнеров. Радуясь, что на обратном пути у нас хорошая компания, мы подбросили Тёрнеров до магазина Уоллеса. Дальше Тёрнерам надо было идти на запад, к Смеллингс Крик, и на прощанье Мо сказал Стейси:

– До завтра!

– Ты придешь завтра в церковь? – спросила мама.

– Да, я раненько пойду туда, как рассветет, – ответил Мо, чуть замявшись.

– Тогда до завтра, Мо! – крикнула я, и наш фургон повернул на юг, направляясь к дому.

Пока Сузелла в другой комнате болтала с мамой и с Ба, я взбила свой соломенный тюфяк и вернулась в мамину комнату, где Ба уже устроилась со своей вечерней штопкой, а мама с Сузеллой сели писать письма. Как раз когда я вошла, из боковой двери появился Стейси и замер на пороге. Потом повел себя очень необычно: приблизился к маме, сидящей за бюро, и поцеловал ее, а потом и Ба.

– Доброй ночи, – сказал он.

Мама оторвалась от письма:

– Доброй ночи, милый. До завтра.

Стейси направился в свою комнату, но по дороге еще раз оглянулся, потом осторожно закрыл за собой дверь.

– Бог ты мой, я уж и не помню, когда в последний раз этот юноша целовал нас на ночь, – улыбаясь, заметила Ба, она была явно довольна.

– Да, очень трогательно. А вам, мисс Кэсси, не пора ли и вам пожелать всем спокойной ночи?

– А Сузелле не пора?

– Доброй ночи, Кэсси, – поспешила весело попрощаться со мной мама.

И мне ничего не оставалось, как произнести «спокойной ночи» и отправиться в свою комнату. Переодевшись в ночную рубашку, я прикрутила лампу и легла. Но только скользнула под одеяло, как с веранды меня позвал Стейси. Я встала, подошла к двери и открыла задвижку. Стейси стоял в дверях с перочинным ножиком в руках.

– А я думала, ты уже спишь!

– Сейчас иду. Только хотел дать тебе вот это, – сказал он, протягивая мне ножик.

Я с подозрением взглянула на него.

– С чего это ты вдруг решил отдать его мне?

– Просто так. Ты ж сказала, тебе его хочется. Хочется?

– Да, очень.

– Вот и держи.

Я взяла ножик, все еще робея и не веря глазам своим – неужели он теперь мой?

– Стейси…

– Только лучше, чтоб мама его у тебя не увидела. Ты же знаешь, как она не любит в руках у нас нож.

Я кивнула. В ответ на это Стейси наклонился и чмокнул меня в лоб.

– Парень, ты здоров? Может, у тебя жар?

Стейси повернулся, чтобы идти в свою комнату, но на пороге оглянулся еще раз:

– Я в полном порядке, Кэсси. Помни, с ножом поосторожней, слышишь?

Я еще раз кивнула.

– А теперь возвращайся и закройся на задвижку.

– А ты вправду здоров?

– Вправду, вправду. Ну иди же, – сказал Стейси и не спускал с меня глаз, пока я не закрыла дверь.

Когда моя задвижка щелкнула, я услышала и как захлопнулась дверь Стейси. Зажав в руке перочинный ножик, я снова легла на свой соломенный тюфяк и успела полюбоваться подарком Стейси, прежде чем услышала, как идет Ба. Тогда я спрятала его под подушку. Я все еще не могла поверить, что Стейси на самом деле подарил его мне. Я еще долго ломала себе голову, все стараясь понять, почему он это сделал, и наконец решила: может, это очередной период в развитии Стейси? Ох, тогда пусть бы он тянулся подольше.

А утром мы обнаружили записку, написанную небрежным Стейсиным почерком:

Милая мама,

я знаю, никто меня все равно не поймет. Но я должен был уехать. Я нашел работу – восемь долларов в неделю. Но чтобы получить их, я вынужден был оставить вас. Уверен, мистер Моррисон один справится со всеми делами. Обо мне не беспокойтесь. Все будет в порядке.

Ваш сын

Стейси.

Передай всем от меня привет.

10

Пулеметная очередь застрочила из слов этой записки. Тишина упала на тускло освещенную кухню. Мы стояли в ночных рубашках, мы – это мама, Ба, Сузелла и я. Смотрели, не веря своим глазам, на клочок бумаги, который мама держала в руках. Словно могли изменить то, что в нем сказано. И во мне ключом забил страх. Ужас. Тошнотворный, жуткий страх, точь-в-точь какой я испытала в ночь, когда ранили папу и еще когда белые люди собрались линчевать Т. Дж. Этот страх снова нахлынул, накрыл меня с головой, вдребезги разбил мирное воскресное утро.

– Похоже, мама, он уже где-то далеко.