Развод. Я не приму вторую!

Ахмед, мой старший, просит тосты, хотя я тысячу раз говорила, что это вредно на голодный желудок. Но ему восемнадцать, он взрослый, сам решает.

Алия – фруктовый салат. Ещё бы, у неё же мечта стать дизайнером. “Фигура – лицо женщины”, говорит она.

Иса, младший, каша. Всегда каша. Ему всё равно, лишь бы на завтрак был сахар и телефон в руках.

Готовлю быстро, на автомате, хотя каждое движение – это энергия, которая уходит из меня. За всеми этими хлопотами проходит полтора часа, а я всё ещё даже не пила чай.

Семейный завтрак

– Мам, где ложка? – кричит Ахмед.

– На столе! – отвечаю, перекладывая горячий омлет на тарелку.

– Ты не видишь, что здесь грязно? – это уже свекровь. Она проходит мимо, бросая недовольный взгляд на раковину, где я не успела убрать сковородку.

– Сейчас уберу, мама, – машинально говорю я.

– Где мой салат? – Алия уже на кухне, стоит с телефоном в руках.

– На столе, милая.

Я успеваю поставить чайник, когда Иса появляется на пороге.

– Мама, мне каша остывает. Налей молока.

Молча иду к холодильнику.

Мы все садимся за стол. Я пытаюсь съесть кусочек хлеба с сыром, но он застревает в горле. Ахмед просит чай. Адам протягивает мне пустую чашку.

– Ещё добавь сахара, – говорит он.

Я смотрю на всех. И понимаю: ни один из них даже не замечает, как мне тяжело. Они привыкли, что я есть. Что всё делается.

Что я существую.

Я поднимаюсь из-за стола, как только доедаю последний кусок хлеба. Ахмед убирает свои тарелки на край стола – не в раковину, нет, зачем, – и уже выходит из кухни.

– Мам, я ушёл. Если что, не звони, у меня лекции, – бросает он, застёгивая куртку на ходу.

– Хорошо, сынок, – машинально отвечаю, хотя знаю, что звонить я и не собиралась.

Алия тихо сидит в углу, листает что-то на телефоне. Даже не поднимает голову, когда я спрашиваю:

– Ты доела?

– Да.

– Тогда убери за собой.

Она смотрит на меня удивлённо, будто я попросила что-то невероятное.

– Мам, я опаздываю.

И с этими словами встаёт, бросает свою чашку на край стола и исчезает в коридоре.

Иса, как всегда, сидит дольше всех. Он играет в телефоне, ковыряя ложкой в остывшей каше.

– Доедай быстрее, – говорю ему.

– Ещё немного, – отвечает он, не отрывая взгляда от экрана.

Свекровь и свёкр уже ушли в гостиную. Телевизор включён, свекровь громко обсуждает что-то со свекром. Я слышу только отдельные фразы: “Наша молодёжь совсем распустилась… в наше время такого не было…”

На кухне остаётся только Адам. Он неспешно пьёт чай, листая телефон. Я подхожу к раковине и начинаю мыть посуду. Вода льётся, а я слышу только этот звук – шум воды, стук тарелок.

– Ты сегодня куда-нибудь собираешься? – неожиданно спрашивает он.

Я оборачиваюсь.

– Нет, а что?

– Просто подумал, может, захочешь куда-то выйти. Купи себе что-нибудь, – он делает паузу, не отрываясь от экрана телефона. – Твой телефон давно пора заменить. Возьми деньги и купи.

Я не сразу понимаю, что он говорит. Это предложение? Это забота?

– А ты сам не мог бы? – спрашиваю осторожно.

Он поднимает на меня взгляд.

– Я тебе деньги даю. Что ещё нужно?

Внутри что-то обрывается. Эта фраза – словно холодный удар. Деньги. Он думает, что я хочу денег? Что этого достаточно?

Я вытираю руки полотенцем и отворачиваюсь. Не хочу, чтобы он видел моё лицо.

– Да, конечно, – говорю я.

Он кивает, встаёт из-за стола, забирает телефон и уходит. Я остаюсь на кухне одна, с этой странной пустотой внутри.

День начинается

Я убираю тарелки, мою стол, проверяю, чтобы всё было на своих местах. Затем поднимаюсь наверх, чтобы разбудить младшего, который после завтрака всегда ложится обратно в постель.

– Иса, вставай, пора в школу.

Он лениво ворочается, укрывается с головой. А я стою рядом, жду. И думаю, что это уже двадцать второй год моей жизни, когда каждое утро начинается с чужих нужд.

Моих здесь нет.