Оценить:
 Рейтинг: 0

Раб великого султана

Год написания книги
2007
<< 1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 36 >>
На страницу:
29 из 36
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Антти, выхлестав целый кувшин, облизал губы и ответил, что у напитка и в самом деле какой-то странный привкус, но тут же добавил, что давно уже не пробовал пива. Придвинув к себе еще одну кружку, брат мой все же кивнул головой и с видом знатока сказал:

– Вот теперь я это чувствую. Да, отлично чувствую! Это вкус настоящего пива! И его роскошный запах, от которого так восхитительно щекочет в носу! Черт, я просто не верю, что в этой части света, в землях, лежащих на восток от Венеции, кто-то может варить лучшее пиво!

После того, как мы осушили еще несколько кувшинов пива, дружба наша полностью восстановилась и мы втроем решили, что очень приятно встретиться с добрыми христианами среди всех этих мусульман.

Я попросил мэтра Аймера рассказать о своих приключениях, но ему явно не хотелось говорить о тех временах, когда он плавал гребцом на венецианской боевой галере. Лишь основательно напившись, он обнажил спину и показал нам густую сеть белых шрамов, которые всегда будут напоминать ему о биче надсмотрщика. Аймер сидел, скособочившись, и утверждал, что уже никогда не избавиться от этой привычки, которую приобрел за те два года, что был прикован к веслу. Мэтру было уже за пятьдесят, и он сам говорил, что наверняка умер бы в неволе, не протянув на галере и месяца, если бы не унаследовал от предков здорового сердца пивоваров, которое стало еще крепче от пива, выпитого им, Аймером, самолично.

В одном из сражений императорский флот так потрепал венецианскую галеру, что мэтру Аймеру удалось воспользоваться всеобщим замешательством и разорвать цепь, которой он был прикован к веслу, спрыгнуть за борт и доплыть до берега.

Вскоре после этого он очутился в плену у мусульман, и те продали его на невольничьем рынке в Каире. Но один милосердный еврей, принявший ислам и совершавший добрые дела, угодные Аллаху, выкупил мэтра Аймера и даровал ему свободу. Этот почтенный и состоятельный человек взял потом Аймера с собой в Стамбул и помог мэтру открыть здесь пивной погребок.

Заведение это приносило огромные доходы, поскольку пиво было для мусульман такой редкостью, что мэтр Аймер мог заламывать за него любые деньги. Это явно был камешек в наш огород, ибо пивовар с ужасом наблюдал, как лихо осушаем мы кувшин за кувшином. Я тряхнул кошелем, чтобы убедить кабатчика, что мы при деньгах, и осведомился, сколько мы ему должны. А он, чуть поколебавшись, назвал такую неслыханную сумму, что я сразу перестал удивляться, как это ему за столь короткое время удалось вновь разбогатеть. И я попросил у него совета: что делать такому ничтожному человеку, как я, чтобы тайно встретиться с великим визирем Ибрагимом? Дело в том, что я должен сообщить визирю вещи чрезвычайной важности…

К моему несказанному удивлению мэтр Аймер ответил:

– Нет ничего проще! Тебе надо лишь пойти вверх по этой улочке и отыскать дом господина Алоизия Гритти. Если этот человек захочет тебя выслушать, то можешь быть уверен, что он доложит великому визирю о твоем деле – если дело и впрямь того стоит. Во всяком случае, попробуй; ты рискуешь лишь тем, что слуги господина Алоизия могут швырнуть тебя в сточную канаву.

Я поинтересовался у пивовара, кто такой этот господин Алоизий Гритти. Мэтр Аймер ответил:

– Во всей Пере нет человека с более скверной репутацией. Да, второго такого пьяницы не найти… Но он – богач и родной сын нынешнего венецианского дожа и греческой невольницы. По слухам, господин Гритти – хороший друг безбожного великого визиря; утверждают, что именно господин Гритти ведет тайные переговоры Великой Порты с христианскими странами.

Я сильно сомневался, что окажу Хайр-эд-Дину услугу, посвятив в его дела венецианцев. Но отступать было поздно: услышав имя Гритти, из-за одного из столов поднялся человек в одежде христианского писца. Он учтиво заговорил с нами, вежливо осведомившись, не ищем ли мы господина Алоизия? Писец немедленно выразил готовность проводить нас к нужному дому, ибо идет в ту же сторону, насладившись уже своим скромным кувшином пива.

На нашем собеседнике был берет, низко надвинутый на лоб, и я не мог отделаться от подозрительности, с которой относился ко всем незнакомым людям в этом огромном портовом городе. Но мэтр Аймер уверил меня, что Стамбул – самый безопасный и спокойный город на свете, особенно по ночам, когда за порядком повсюду следят отряды янычар. Трактирщик посоветовал нам пойти с писцом, в котором узнал одного из слуг господина Гритти.

И вот, сердечно распрощавшись с мэтром Аймером, мы покинули кабачок. Едва мы очутились на улице, как наш провожатый сказал:

– Вы – люди Хайр-эд-Дина и прибыли сегодня на том корабле, что король пиратов прислал из Алжира. Я не хотел вам мешать и ждал, пока вы не напьетесь вдоволь.

Именем Аллаха я заклинал его объяснить мне, откуда он, скромный посетитель пивного погребка, знает, кто мы и откуда прибыли. С таким видом, словно речь идет о самых обычных вещах на свете, наш провожатый ответил:

– Узнав, что янычары охраняют ваш корабль, господин Гритти сразу послал за вами лодку и уже ждет, чтобы выяснить, нет ли у вас для него каких-нибудь важных сообщений.

Я открыл рот от изумления, а Антти проговорил:

– Мы, стало быть, вроде как овцы, которых пастух гонит, куда ему нравится. А может, это и впрямь воля Аллаха, и тут уж ничего не поделаешь.

Поскальзываясь на нечистотах, которые выбрасывались прямо на улицу, мы взбирались по кривому переулку на вершину крутого холма, и я никак не мог отделаться от ощущения, что каким-то образом вновь решается моя судьба.

Наконец мы добрались до дома, окруженного высокой стеной, и вошли во двор через маленькую калитку, которую наш провожатый отпер собственным ключом. Дом был погружен во мрак, и я начал подозревать, что нас заманили в ловушку, а потому старался держаться поближе к Антти. Но как только мы очутились в передней, я заметил свет, лившийся из внутренних покоев дома, обставленного в венецианском вкусе. И тут же мы услышали звуки скрипки…

«Писец» вошел в одну из освещенных комнат, чтобы сообщить о нашем прибытии. Когда я из любопытства хотел последовать за ним, из-за занавески высунулась черная рука и так крепко схватила меня за плечо, что я вскрикнул от боли. Из темноты бесшумно выступили два вооруженных негра. Без единого слова они скрестили перед нами кривые сабли, не давая двинуться дальше. Я вновь подумал о нашей участи – и меня охватили самые скверные предчувствия, но Антти со своим обычным простодушием прошептал мне на ухо:

– Не волнуйся, Микаэль! Мы запросто справимся с ними, если только мне удастся хорошенько скрутить одного и как следует врезать другому по самому чувствительному месту!

Он улыбнулся неграм и принялся их дразнить, ощупывая их мощные мышцы; мне стоило немалого труда унять брата. К счастью, вернулся «писец» и пригласил нас в освещенные покои, после чего исчез, скрывшись за занавеской.

Мы смело вошли в комнату и низко поклонились, коснувшись кончиками пальцев своих лбов и пола. Мы решили, что при встрече с таким влиятельным человеком, как господин Гритти, учтивость нам явно не повредит.

Подняв глаза, я увидел уставленный серебром и золотом стол, освещенный множеством свечей и свисающей с потолка люстрой венецианского стекла. В кресле, удобно откинувшись на спинку, сидел мужчина, облаченный в роскошный костюм венецианского дворянина. Приподняв кубок, сей господин поприветствовал меня по-итальянски. Лишь многочисленные морщины на его лице указывали на то, что он гораздо старше меня. В остальном он был таким же стройным и худым, как я. Однако я обратил внимание на то, что глаза у него покраснели и припухли от пьянства. Рядом с креслом стоял еще один человек, одетый в турецкий шелковый халат. В руке этот человек держал скрипку. На голове у него был тюрбан, украшенный перьями и драгоценными камнями. Это был самый великолепный и самый красивый мужчина, какого мне доводилось видеть. Осанка у него была гордой, и его словно окружал ореол света – так что нельзя было отвести от этого человека глаз. Его молочно-белая кожа была нежной и бархатистой, как у юноши, хотя ему уже наверняка минуло тридцать. Его блестящие темные глаза насмешливо смотрели на нас с Антти, будто тот, кому они принадлежали, сам отлично понимал, что нет такого существа на земле, которое, взглянув на него, не воспылало бы к нему самой преданной любовью. Но спокойная уверенность в себе, с которой держался этот удивительный человек, не производила впечатления надменности, а свидетельствовала лишь о врожденном чувстве собственного достоинства. Наряд мужчины поражал не богатством, а отменным вкусом и изысканностью. Одеяние это могло показаться какому-нибудь простаку почти скромным – несмотря на драгоценные застежки и огромные алмазы в перстнях и серьгах.

Когда глаза мои встретились с очами этого поразительного человека, меня охватил странный трепет. Я упал перед мужчиной со скрипкой на колени и прижался лбом к ковру. Чуть поколебавшись, Антти последовал моему примеру и рухнул ниц. Пол задрожал, на столе зазвенела посуда…

Господин Гритти неестественно рассмеялся и, вертя в руках кубок с вином, сказал:

– Почему ты проявляешь к простому скрипачу такое почтение, с каким должен относиться прежде всего ко мне, хозяину этого дома?

Я покорно ответил:

– Даже если он – всего лишь скрипач, то футляр его инструмента – весь мир, а разные народы – струны, по которым человек этот водит смычком, наигрывая все, что пожелает. Его гордый взгляд говорит о том, что господин сей – блистательный вельможа, твои же заплывшие глаза, любезный Гритти, свидетельствуют лишь о невоздержании в еде и питье, несвойственном благородным людям. Он встречает меня, стоя, ты же сидишь, развалившись в кресле, и не приветствуешь меня с надлежащим уважением, хотя как посланец Хайр-эд-Дина я считаю себя во всем тебе равным.

Господин Гритти, оскорбленный моими словами, презрительно спросил:

– Как можешь ты, раб и слуга пирата, считать себя равным венецианцу высокого рода? Если ты хочешь извлечь из знакомства со мной какую-нибудь пользу, тебе надо держаться попочтительнее.

Но мысль о его сомнительном происхождении придала мне смелости, ибо хотя бы в этом отношении он был ничем не лучше меня. И я проговорил:

– Это я хочу извлечь из знакомства с тобой какую-нибудь пользу?! Ты что-то путаешь! Да разве ты велел бы тайно привести меня сюда, если бы сам не надеялся на то, что встреча со мной принесет тебе немалую выгоду?! Я, конечно, допускаю, что ты представляешь здесь Венецианскую республику. Но я – полномочный посол властелина морей Хайр-эд-Дина. И как ты думаешь, к кому из нас Диван отнесется более благосклонно – к тебе, гяуру-христианину, или ко мне, правоверному мусульманину?

Скрипач отложил свой инструмент, сел и обратился ко мне на прекрасном итальянском языке:

– Значит, вот ты какой – Микаэль эль-Хаким… А это твой брат Антар – борец и оружейник. Я слышал о вас. Правильно делаешь, защищая перед венецианцем честь своего господина. Но не советую тебе ссориться с Гритти: он мой личный друг и великолепный музыкант. Так признайся же, почему ты решил столь почтительно приветствовать меня? Тебе что, заранее было известно, кто я такой? Если так, то господин Гритти плохо справился со своей миссией.

Я смотрел на «скрипача» с нескрываемым восхищением, ибо он, несомненно, был самым удивительным человеком, какого мне доводилось видеть. Наконец я ответил:

– Я, правда, не знаю, кто ты, но подозреваю, что дервиш Мустафа бен-Накир, с которым я не раз встречался в Алжире, часто говорил именно о тебе. Но если ты и впрямь тот самый человек, то действительность превосходит все рассказы дервиша, подобно солнцу, затмевающему бледную луну. Мне остается лишь благословлять свою счастливую звезду, приведшую меня сюда и повергшую к твоим стопам. Да продлятся дни твои, блистательный Ибрагим, опора Османов, ты, которого султан наделил такой безграничной властью, о какой никогда и мечтать не смел ни один его подданный!

«Скрипач» склонил свою гордую голову и быстро, но почтительно проговорил:

– Я – лишь верный раб своего господина.

Но живой темперамент этого человека тут же взял верх над его сдержанностью, и великий визирь продолжил:

– Как видишь, я устроил эту тайную встречу, чтобы услышать из твоих уст о планах и замыслах Хайр-эд-Дина. Если вдруг тебя удивило то, что знакомство наше состоялось в чужеземной части города, в доме венецианца, то помни: всем нам пойдет лишь на пользу, если республике святого Марка станет известно, чего можно ожидать от твоего господина. Венеция тоже воюет с императором. И если Хайр-эд-Дин получит бунчук, то вынужден будет повиноваться султану и перестанет грабить суда наших союзников – французов и венецианцев. Как ты считаешь, сможет он удержать от разбоя своих алчущих добычи капитанов? Сумеет ли в один прекрасный день вместе с объединенными флотами Франции и Венеции начать против императора грандиозную войну на море? Я ответил:

– Хайр-эд-Дин – необыкновенный человек. Он очень хитер. После гибели брата он хлебнул лиха и понял, что без мощной поддержки султана не сможет долго оставаться властелином Алжира. Честолюбие Хайр-эд-Дина не знает границ. Капитаны Хайр-эд-Дина преданны ему безраздельно, он же называет их своими сыновьями. Богатые дары, которые он прислал в Стамбул, являются лучшим доказательством его верности султану, и, насколько мне известно, Хайр-эд-Дин так восхищается Сулейманом и тобой, благородный Ибрагим, что считает себя твоим скромным учеником. Этому надменному человеку будет, несомненно, приятно получить бунчук, халат с плеча султана и собственноручное письмо Сулеймана. По-моему, эти милости были бы весьма небольшой платой за мощный флот Хайр-эд-Дина и тысячи его отважных моряков.

Ибрагим смотрел на меня своими темными глазами – и мне совсем не хотелось особенно льстить ему или слишком уж изощряться в красноречии. Я считал, что сослужу Хайр-эд-Дину самую лучшую службу, честно высказав свое мнение о нем. И еще я всем сердцем желал, чтобы великий визирь доверял мне. И странное дело: при этом я почти не думал о собственной выгоде. Обаяние Ибрагима было столь велико, что мне просто хотелось быть полезным этому человеку. Он же принялся подробно расспрашивать меня о том строительстве, которое ведет Хайр-эд-Дин, и о других его замыслах – и внимательно выслушивал ответы, пока не вмешался господин Гритти, с любопытством осведомившись:

– А смог бы этот Хайр-эд-Дин выйти в океан, чтобы чинить препятствия португальской торговле пряностями и испанским вояжам в Новый Свет?

Ибрагим повернулся к другу и заметил:

– Султан султанов и повелитель мира – не перекупщик пряностей! Радея о благе Венецианской республики, ты не видишь дальше собственного носа и думаешь лишь о сиюминутной выгоде. Кратчайший путь к господству в мировой торговле лежит через захват Красного моря или Персидского залива. Как только мы покорим Персию, османский флот сможет свободно бороздить моря и океаны и уничтожать португальские фактории в Индиях. А потом никто не помешает нам проложить в Египте канал между Средиземным и Красным морями. Это сразу обесценит португальское открытие морского пути вокруг южной оконечности Африки. Но всему свое время, и сперва нужно победить императора.

Господин Гритти растерянно молчал. А великий визирь Ибрагим, обращаясь ко мне, добавил:

– Нет, мы – не перекупщики пряностей, и у султана нет, кроме императора, ни одного настоящего врага. Мы живем сейчас в мире с Венецией, с Францией и в общем даже с папой римским. Французскому королю снова приходится туго, и потому султан вынужден сражаться с императором, чтобы спасти таким образом Францию или хотя бы помочь ей заключить мир на наиболее выгодных условиях. Корабли Хайр-эд-Дина должны заняться императорским флотом, когда наши войска перейдут весной в наступление. Если будет на то воля Аллаха, мы разобьем брата императора, Фердинанда, и займем его родовые владения, которые простираются до границ немецких княжеств, ибо пока идет война с Францией, император не сможет послать на помощь брату ни одного отряда своих воинов. Правда, он ведет тайные переговоры с персидским шахом Тахмаспом. Так что султану придется когда-нибудь бороться с императором и в Персии, освобождая заодно и священные гробницы пророков ислама, находящиеся сейчас на землях краснобородых шиитов. Но краеугольным камнем политики Османов является именно борьба с мировой державой императора: ведь если ее не уничтожить, то она поработит все народы на земле. Стало быть, все враги императора – друзья султана, и наоборот. Как только ты это поймешь, тебе сразу станет ясно и все прочее.
<< 1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 36 >>
На страницу:
29 из 36

Другие электронные книги автора Мика Валтари