Рюрик. Полёт сокола

– Погоди, белобрысый защитник, – вполголоса проговорил могучий воин на лодье лютичей, которая нехотя пошла вдоль причала искать другое место, – мы с тобой после торга встретимся, поговорим!

– Я Трувор, из Великого града Рарога, – протянул руку кельту тот самый молодой высокий рарожич, что переругивался с лютичами.

– Я Ольг из Приладожья.

– Теперь тут живёшь? – окинув взглядом простую одежду собеседника, спросил рарожич.

– Нет, я в викингах был, да не сошёлся с ними, как вы с лютичами, вот теперь хочу на лодию какую наняться, в Галлию мне надо…

– Эге, брат Ольг, так тебе прямо к нам и надобно, мы как раз караван купеческий в Галлию сопровождать собираемся. – Трувор повернул к себе ладонь собеседника. – Добрые гребцы нам сейчас кстати. Забирай пожитки свои и к нам, иначе лютичи тебе сегодняшнюю речь точно припомнят.

– Да вот, все мои пожитки здесь, – показал Ольг на холщовую суму, что лежала у камня.

– Тогда идём с лодейщиками нашими знакомиться!

– Говорят, у вас князь есть именем Рарог, которого даже викинги боятся, – спросил по пути юноша.

– Чужие боятся, свои любят! – рассмеялся Трувор. – Это мой старший брат. Я тебя с ним познакомлю!

Глава третья

Князь Рарог

Дружина варягов-русь по весне возвращалась из дальнего похода, в котором они охраняли корабли купцов. Молодой князь был выше среднего роста, жилист и строен. Люди такого склада необычайно выносливы, что в труде, что в бою. Русая прядь на бритой голове служила отличительным знаком княжеского рода. Длинные усы без бороды, очи голубые с прищуром, нос с горбинкой, что делало его облик схожим с хищной птицей. В левом ухе – золотая серьга. На красном парусе – изображение белого сокола, стремительно падающего вниз. Это Рарог – воплощение священного огненного духа Сварога, тотем гордого племени славян-ободритов, обитающих на юго-западном побережье Варяжского моря. Вот в сыром и туманном утреннем мареве угадываются очертания скал.

– Рарог! Германское море позади. Проходим Датский полуостров Эллинг! – кричит кормщик. – Впереди острова!

– Всем слушать и во все глаза глядеть, тут самое удобное место перенять купеческие лодьи, у сих островов с заливами-фиордами нурманы могут незаметно укрыть много боевых кораблей, – молвил князь громко, чтоб слышали все.

– Так ведь с данами и свеями у нас договор, – неуверенно возразил молодой воин.

– Запомни, Мирослав, – продолжая пристально вглядываться в утреннюю сырость моря, ответствовал князь, – викинги слово своё держат, пока это им выгодно. Потому от купцов не отрываться, чтоб всё время на виду были, корабли-то их помедленнее наших идут.

Рарог прошёл на нос. Пока всё было тихо.

– Ну что, Ольг, – хлопнул он по плечу рослого беловолосого воина с зеленоватыми очами, в сапогах из волчьей кожи, полосатых норвежских штанах, русской кольчуге и валянной из шерсти шапке-нурманке, – скоро Варяжское море, и будем дома. Не раздумал возвращаться в свою Ладогу? А то остался бы. Скажи, ты какого рода, власами белый, кожа светлая, по-свейски речёшь добре, но ты ведь не свен, но и не словен, они русые…

– Я из кельтского рода, княже. В древние времена заселяли кельты многие земли, но сейчас не имеем своего государства или княжества. Рассеялись некогда славные в военном деле, железоделании и ворожбе кельты по миру. Среди франков много, в Шотландии, Ирландии, есть и среди нурманов. Мой род относится к племени богини-матери Дану и солнечного отца Беленуса…

– Постой-постой, – перебил Рарог, – Дану – так прежде называлась священная река, откуда ушли наши предки-венды. А Беленус весьма схож с нашим Белобогом…

– Наши предания говорят, что некогда мы жили вместе со славянами, да так тесно, что теперь и не разберёшь, где кельтское, а где славянское. Многие столетия скитался наш род по свету, надолго осел в Ветреной Земле. Но после поражения от сыновей Миля, часть родов племени Дану ушла в другие места. Когда же на берегах Нево-озера, Волхова и Ильмень-озера стали селиться славянские племена, то мой род перебрался к Ладоге, поближе к тем, с кем так добре когда-то жил. Вот так оказались мои предки в том месте, где сейчас стоит дом моих родителей…

– Я ещё хотел спросить тебя, Ольг, при входе в гавань Овьедо в Кордовском Эмирате, ты предостерёг нас об опасности. Ночью я отправил изведывателей, которые сообщили о засаде, как ты заранее узнал о ней? – поинтересовался Рарог.

– Я увидел кельтский крест, – ответил Ольг.

– Кельтский крест? Какой?

– Крест в круге – знак солнца и четырёх его домов. В миг опасности он как бы прорисовывается перед моим внутренним взором, накладывается тенью на явленный мир.

– Солнечный крест в круге – это же знак жизни, почему у тебя он предвещает беду?

– Рарог, нет жизни без смерти и наоборот. Со смертью тела душа переходит в Иной мир, откуда она снова может вернуться в мир Яви, только уже в другом теле, так нас учат жрецы и кельтские, и славянские. Выходит, когда я вижу кельтский крест в образе тёмной дымки, значит, грядёт переход чьей-то души в Навь. Такой знак дают зреть мне боги.

– И давно у тебя сей дар?

– Он был силён у меня в детстве, не так, конечно, как у сестры, но не раз помогал остаться живым, упредить других людей об опасности. Когда же ушёл с викингами, дар сей угас, я уже думал, навсегда…

– Получается, когда мы творим не по прави, то боги и предки оставляют нас?

– Выходит, так.

– Почему же ты не вернулся домой после того, как тебя спасли эсты?

– Я не мог предстать перед родителями, сестрой и своей суженой жалким и несчастным. В поисках работы я оказался в Волине, когда туда же пришла лодья Трувора. Он-то и предложил мне идти с вами в поход, – кельт вздохнул.

– Чего вздыхаешь, от викингов спасся, сам жив, здоров, поход наш благополучно завершается, чего вздыхать-то?

– Не ведаю, княже, только тяжко мне на душе.

– Неужто снова кельтский крест видишь? – с тревогой спросил Рарог.

– Вроде того. – Ольг, стоя на носу лодьи, напряг свой необычайно тонкий слух. – Похоже на звон оружия… – молвил он. И все вокруг замерли в тревожном ожидании.

Ещё немного, и, обогнув скалу, мореходы узрели чьи-то купеческие корабли, зажатые в заливе чёрными драккарами викингов. Там, в самом деле, шёл бой. Охрана купеческого каравана не собиралась сдаваться, зная, что лепше в бою убитым быть, нежели в полон к викингам угодить.

– Это купцы из Вагрии! – крикнул Мирослав, разглядев на парусе купцов изображение утки и одним движением надевая островерхий шелом.

– Кормчий, – подал команду Рарог, – правь на ближайший драккар! Дружина, багры, мостики, тараны, кошки готовь, лукам бить до самого касания бортов!

Запели тугие многослойные луки руссов, коим нет равных ни на заходе, ни на восходе, которые не боятся ни сырой погоды, ни даже купания в воде.

Несколько викингов, увлечённых разбоем, пали от стрел. Остальные выставили в сторону ободритов чёрно-красные окованные железом щиты и стали отвечать своими стрелами.

Ободриты умело закрылись щитами с изображением Сокола, лодья сблизилась с чёрным разбойником, и вот уже смачно вцепились в просмолённые борта драккара кошки и багры, застучали деревом по дереву балки да мостики, перекинутые на вражеский корабль. Скрестились в жестокой схватке клинки варягов-русь и грозных викингов, рождённых их богом Вотаном лишь для того, чтобы убивать и повелевать. Никто не может сравниться с ними в мужестве и владении оружием, никто, кроме русов. Потому схватка шла отчаянная и кровавая.

– Княже, ещё два чёрных заходят ошую! – упредил, перекрикивая шум сечи, Ольг.

– Пусть! Трувор сразу за нами идёт! – зычно ответил Рарог, врезаясь в гущу схватки.

– Нурманы отступают! – послышался вскоре хриплый и радостный голос кормщика. В самом деле, завидев появившиеся из-за скалистого мыса лодьи бодричей, расчётливые викинги, круто развернув свои драккары, поспешили уйти в сторону спасительного берега. На вражеском драккаре поняли, что сейчас придётся иметь дело с другими ободритскими лодьями, и стали рубить просмолённые верви кошек, сбрасывать мостки и балки, поспешно отталкиваться баграми и копьями от высокого борта насады Рарога. Но воодушевлённые подмогой рарожичи так навалились, что уйти викингам не удалось. Когда подоспела ещё одна лодья с соколом на парусе, схватка уже была закончена. Черноволосый, с седеющей бородой ярл, поняв, что ему и двум оставшимся в живых собратьям грозит позорный для викинга плен, сам полоснул ножом по своему горлу и с предсмертным хрипом упал за борт.

Обшарив вражий корабль, забрав добычу, оружие, своих раненых и погибших, русы вернулись на лодью.

– Что, княже, супостатов за борт, а драккар их возьмём как добычу, нам не сгодится, так данам или свеям продадим после? – спросил кормчий.

– Нет, себе не возьмём, зловонный он больно, не отмоешь, а нурманам продавать – разговор лишний, у нас с ними всё ж как бы мир. Сжечь его, пусть викинги вознесутся в свою Валльгалу и нас за то благодарят!