– Я не ожидала такой встречи с вашей стороны, – ответила она, готовая заплакать. – Конечно, вам странно, что девушка решилась на такой шаг, чтобы идти ночью на свидание, но положение мое исключительное, меня держат взаперти, я знала, что вы один здесь в дежурной, и думала воспользоваться этим.
– Воспользоваться этим, чтобы что сделать?
– Прийти сюда…
– Но разве дорога в дежурную через кабинет светлейшего?
– А почему же нет? Если я пришла сюда через кабинет, значит, эта дорога сюда ведет. Не все ли вам равно, как я пришла сюда?
– А зачем итальянец захватил фонарь с собой?
– Вы меня допрашиваете, вместо того чтобы радоваться моему приходу? – вспыхнула она вдруг. – Я уйду тогда…
– Вы не уйдете так скоро! – остановил ее Кулугин. – Я вам сказал, что нам нужно переговорить.
– Но послушайте, я думала, что имею дело с порядочным человеком, который не пожелает воспользоваться так грубо моим легкомыслием. Теперь я вижу, что поступила не только легкомысленно, но и неосторожно. Я никак не ожидала, что мне придется раскаиваться!..
– Вероятно, вам и не придется делать это…
– Я в вашей власти теперь…
– Да, вы в моей власти, и потому я прошу вас рассказать мне все откровенно. Скажите, зачем был фонарь у итальянца, зачем этот фонарь отворяли вы в кабинете и что делали у бюро?
– Вы подсмотрели, вы видели это? – вырвалось у Нади, и полная беспомощность охватила ее.
– Да, я видел это и никак не могу понять, зачем вы останавливались у бюро, если шли сюда, ко мне.
Надя молчала. Грудь ее тяжело поднималась, щеки вспыхнули, губы приоткрылись, и глаза расширились и горели.
Кулугин смотрел на нее и должен был сознаться, что она удивительно хороша и что никогда он не видел другой девушки, которая могла бы сравниться с нею в эту минуту. Он залюбовался ею, и его взгляд невольно выразил нежность и восхищение ее исключительной прелестью.
Надя почувствовала этот его взгляд и поняла его выражение. И вдруг слезы, давно уже собиравшиеся, подступили к ее горлу. Она прижала платок к лицу и заговорила сквозь него, всхлипывая:
– Ну да, браните меня, я дурная, нехорошая, я вам говорила, что я вовсе не то, чем кажусь вам, я предупреждала вас! Вы сами не верили… теперь видите…
– Я ничего еще не вижу, – заговорил Кулугин мягким, вкрадчивым голосом, – я ничего не вижу, разве только то, что вы боитесь быть откровенной со мною. Расскажите мне все, все без утайки! – Он подсел к ней близко, но почтительно, сложил руки и заглянул ей в лицо влюбленными глазами. – Надя, неужели я не заслуживаю вашего доверия?
– Но, если я вам расскажу все, вы перестанете думать обо мне хорошо.
– Какая вы смешная! Говоря так, вы заставляете меня делать предположения непременно худшие, чем они должны быть на самом деле. Для меня вы и дурное не могут быть связаны вместе. Наверное, вы преувеличиваете. В чем вы можете быть виноваты? Вы действовали не по собственному почину, вас заставили.
– Да, меня заставили, – проговорила Надя.
– Кто?
– Граф Феникс.
– Я так и думал, что тут не обошлось без него. Что же заставил он вас сделать?..
– Он держит меня в своем подчинении, и я не могу отделаться от его власти…
– Ну да, я верю! Что же он заставил вас сделать?
– Помочь Тубини достать документы и планы из секретного бюро в кабинете светлейшего.
– А! Это, должно быть, очень важные документы?
– Они касаются всех распоряжений будущей турецкой кампании.
– Вот оно что! Как же вы взялись за дело?
– Светлейший показал мне, как отворяется секретное отделение бюро. Я успела сделать восковой слепок с ключа, вчера отдала его через Тубини Фениксу, а сегодня ключ был уже готов.
– И вы достали документы в кабинете?
– Вы видели это, к несчастью…
– Где же теперь документы?
– У Тубини. Он спрятал их, когда вы привели сюда нас; теперь он, вероятно, у себя в комнате и снимает копии…
– Зачем?
– Чтобы положить документы до сегодняшнего утра обратно на место, как будто их никто не трогал.
– Понимаю! Иначе станет известна их пропажа, и тогда все планы изменят, а эти никуда не будут годны. Значит, Тубини должен еще вернуться в кабинет?
– Да.
– Но вы не пойдете больше.
– Хотя должна была. Поэтому он и не хотел оставить меня здесь.
– Ну, вот видите, вы мне все рассказали откровенно и посмотрите на меня! – и Кулугин глядел на нее, раскинув руки, сияющий и торжествующий.
– И вы не разлюбили меня? – спросила она.
– Нет, моя радость, нет, моя прелесть! Разве я могу разлюбить?
Его руки ждали объятия, она видела это и, словно усталая после всего происшедшего, измученная своим волнением, опустилась к нему на плечо.
Куда девались копии документов
Едва взошло солнце над спавшим еще Петербургом, а Тубини уже явился к графу Фениксу. Тот, видимо, ждал его и принял немедленно.
– Принесли документы?
– Непостижимый случай! – воскликнул итальянец и развел руками.