Две жизни

– Нимфодорой.

– Вы и это уже знаете?.. Поразительно! А если узнает Нимфодора, тогда узнает весь свет. Разве так можно держать секреты?

– Но я думаю, что ни Нимфодора, ни сама Аглая Ельпидифоровна ничего не будут знать.

– Как же это так? Вот я опять становлюсь в тупик, моя радость.

– Насколько я могу судить о Проворове, он, вероятно, рассчитывает найти возможность подсунуть пакет с бумагами в вещи Малоземовой так, чтобы она сама этого не знала, куда-нибудь в ее дормез или в один из баулов, и затем следить за целостью тайника, что ему легко будет сделать, так как он неотлучно будет следовать за экипажем старой фрейлины.

– Значит, нужно будет следовать за ними и перехватить пакет?

– Нет, мы поедем впереди. Они выедут завтра, а моя берлина готова везти нас сегодня.

Глава четвертая

I

Тротото выехал вместе с доктором Германом в его берлине из Бендер по дороге к северу.

Камер-юнкер не понимал хорошенько, зачем они выехали впереди тех, за кем им надобно было следить. Он очень боялся, что они попадут впросак и что Проворов с Малоземовой, узнав, что они выехали, изменят свои планы и останутся в Бендерах. Но как ему ни хотелось получить ответ на мучившие его сомнения, он боялся надоедать доктору с вечными вопросами и требованиями объяснений.

К тому же высокая степень великого мастера, которою был облечен доктор, уверенность, с которою тот говорил и делал все, и его соображения событий, казавшиеся Артуру Эсперовичу гениальными, внушили ему такую веру в Германа, что он готов был беспрекословно подчиняться ему. Вот только любопытство мучило камер-юнкера, но он знал, что доктор Герман не любил любопытных.

Они ехали без всяких объяснений на север в течение целых суток, покинув Бендеры утром, и к вечеру второго дня свернули с большой степной дороги в сторону. Доктор продолжал хранить молчание. Тротото боялся спрашивать его.

Берлина, прокативши недолго по проселку, въехала на большой двор господской усадьбы, обнесенной со всех сторон каменной стеной с бойницами и башнями по углам. Длинное одноэтажное, тоже, видно, приспособленное к защите на случай вооруженного нападения здание служило господским домом. Ворота распахнулись перед берлиной, и двое вооруженных с головы до ног людей в восточном одеянии затворили их за нею. Экипаж подъехал к крыльцу, но никто не вышел навстречу.

Доктор сам довольно легко отворил дверцу и с ловкостью молодого человека спрыгнул на землю, вовсе не заботясь о том, что некому было откинуть подножку. Спрыгнув, он помог камер-юнкеру тоже сойти.

Тротото последовал за доктором, который шел, видимо, отлично зная дорогу. Через просторные сени они вошли в большую прихожую, где не было ни души. Здесь они сняли верхнее платье, затем миновали длинную горницу с колоннами, очевидно зал, потом прошли через две гостиные: одну – в чисто французском стиле «помпадур», другую – в восточном вкусе, и очутились в столовой. Комнаты были хорошо натоплены и освещены масляными лампами.

В столовой по стенам на полках стояла богатая серебряная посуда. Большой камин в виде массивного очага приветливо пылал, а против камина был накрытый на два прибора и уставленный всякими яствами и питиями стол с высоким канделябром посредине. Восковые свечи канделябра были зажжены и разливали тонкий аромат курения.

– Сядемте, господин камер-юнкер, и закусим с дороги, – предложил доктор. – Вероятно, вы проголодались?

– С большим удовольствием! – подхватил Тротото, не заставляя повторять приглашение и усаживаясь. – Но скажите, пожалуйста, где мы?

– У одного из молдаванских помещиков. Хотите начать с чарочки настоящей польской старой водки? Она недурна… и закусить икрой, это возбуждает аппетит, – предложил доктор, как будто он только что распорядился, чтобы накрыли этот стол, а не приехал вместе с Тротото в берлине.

– Но откуда же у молдаванских помещиков такой вкус и такое богатство?

– Вкус – дело условное, что же касается богатства, то здесь, в Молдавии, встречаются такие крезы, как, например, князья Кантакузены, у которых в приемных комнатах стоят открытые мешки с золотом, и гости могут брать себе оттуда горстями, сколько им вздумается[6 - Исторически верно.].

– А мы случайно не у князя Кантакузена? – спросил Тротото, внимательно оглядываясь, словно ища глазами, нет ли где-нибудь открытых мешков с золотом.

– Нет, мы случайно не у князя Кантакузена.

– А хорошо бы сделать ему визит. Ведь вежливость требует этого.

– Нет, Артур Эсперович, визита к князю Кантакузену мы не сделаем, и нам придется довольствоваться этим скромным ужином.

– Но, моя радость, этот ужин – вовсе не скромный, напротив, он великолепен… Здесь все, как в сказке! Я только боюсь, что, пока мы тут благоденствуем, наши птички, за которыми мы охотимся, улетят!.. Что за странная идея явилась у нас отправиться впереди дичи вместо того, чтобы следовать за ней по пятам!.. Понять не могу это!

– Уж видно, такая ваша доля – ничего не понимать и ждать объяснения для всякого пустяка.

– Ах нет, радость моя! Когда мне хорошо растолкуют, я всегда отлично пойму. Скажите мне, зачем мы уехали вперед? Ведь они могут остаться в Бендерах.

– Навсегда?

– Нет, не навсегда, но, положим, на очень долгое время.

– Тогда и мы пробудем здесь это долгое время и подождем, пока они приедут сюда.

– А если они не приедут?

– Не могут не приехать. Куда бы они ни двинулись из Бендер, если только не хотят попасть к туркам, то должны проехать по этой дороге и остановиться здесь.

– Даже остановиться здесь? Это каким образом?

– Ну, это – мое дело!

– Конечно, это гениально, но, радость моя, доктор, позвольте считать, что на этот раз вы не правы. Все-таки безопаснее было ехать за ними, как я сказал, по пятам и не терять их из виду.

– Но если мы не теряли бы их из виду, то и они должны были бы видеть нас, приняли бы свои меры, и мы, что называется, спугнули бы их. Всякий, за кем следят, очень чутко относится к тому, что происходит сзади него, и почти никогда не обращает внимания на то, что делается впереди.

– Опять, моя радость, я должен признать, что и это соображение гениально, как и все ваши остальные. Когда же можно их ждать?

– Сегодня ночью.

– Так скоро?

– Да, они едут скорее нас, на переменных, тогда как мы ехали на своих, с двумя подставами только.

– Позвольте, вы говорите мы ехали «на своих», но значит ли это, что вы тут – хозяин, и я имею честь быть у вас в гостях?

– Догадка ваша не лишена справедливости. Да, я тут – хозяин, и вы у меня в гостях.

– Очень приятно, доктор, – воскликнул Тротото. – Я подымаю бокал за ваше здоровье!

– А я – за ваше!

II

Тротото довольно много пил и ел за ужином и вследствие этого ему спалось тяжело. После ужина сам доктор отвел его в спальню, обставленную со всеми удобствами, и сказал ему:

– Вот что, Артур Эсперович, заприте вашу дверь на ключ и оставайтесь тут до тех пор, пока я приду к вам.

– Но, моя радость, а если мне будет скучно? – поморщился и спросил Тротото.