Остановка первого вагона

АННА: Кто?

ГЛАФИРА: Привычка?

АННА: Местами… (Пауза). И эта беда с Сёмой, она же счастьем для меня обернулась. Сёма – он такой хороший. Правильный. И одинокий. Был. А ты большая уже.

ГЛАФИРА: На мужа – насрать! На дочь – насрать! Буду пить кофе в постели!

АННА: А вот так всё и устроено, доча. Вот там всё – шампанское брют, икра, вода горячая и ляжки тебе массируют. А здесь – крысы, говно и поезда грохочут. Нравится телячье дерьмо нюхать? Нюхай и пой им дальше!

СЕМЁН: Аня! Тебе нельзя волноваться!

ГЛАФИРА: Спасибо тебе, мамочка! Низкий поклон! (Кланяется в пояс).

СЕМЁН: Девушки, давайте сбавим обороты! Глафира, у вас ведь тоже может всё измениться. Стоит только захотеть.

ГЛАФИРА: Можно в небо полететь?

Открывается дверь, входит НАФИК с пакетом в руках.

НАФИК: Я хлеба свежего купил. Лаваша не было… (Видит АННУ с СЕМЁНОМ). Суки… (Проходит в комнату, вкладывает хлеб из пакета). Цены подняли опять. На два рубля за булку. Да, хрен с ними с двумя рублями. Суки… Но ведь третий раз за год уже. (Сворачивает пакет). А пакет-то забыл опять. А пакет-то уже семь рублей стоит. (Убирает свёрнутый пакет в карман). Суки… (ГЛАФИРЕ). В морозилку водку не забудь положить. Три бутылки положи.

ГЛАФИРА: Говорил – две.

НАФИК(смотрит на СЕМЁНА): Две мало будет.

НАФИК хочет уйти. АННА встаёт перед ним, преграждает дорогу. НАФИК смотрит ей в глаза, затем взгляд спускается на живот.

НАФИК: Ну, с деньгами-то всё можно. А ты вот без денег попробуй…

АННА: Здравствуй, Нафик.

НАФИК: Не дождётесь. Так у вас говорят?

ГЛАФИРА: Я – на кухню. Скоро Мотя приедет.

АННА: Я помогу тебе, дочь.

ГЛАФИРА: Я ведь большая уже.

АННА: Вдвоём быстрее.

АННА и ГЛАФИРА уходят на кухню. Мужчины долго смотрят друг на друга молча.

НАФИК: И хера ли вы припёрлись.

СЕМЁН: Нафик Радикович…

НАФИК: Да, брось ты! Радикович! Мы ж с тобой молочные братья, практически!

СЕМЁН: Ибо натрий.

НАФИК: Ну, а как? Одну сиську… так сказать…

СЕМЁН: Грубо, Нафик, грубо!

НАФИК: И ведь я сам, главное, Аньку к тебе подослал. Думал, ухаживать будет за тобой в больнице. То да сё. Ты заяву заберёшь. Мотьку не посадят.

СЕМЁН: Старосельцев не потерпел.

НАФИК: Понимаю: холопа его покоцали. Надо наказать, престижу ради. Сбежать втихаря тоже депутат сказал?

СЕМЁН: Я виноват. Но дело прошлое. Уже – всё! Что ты как собака на сене? Дай развод Анне. Дай развод, третий год прошу. Ей рожать скоро, мы бы расписаться успели.

НАФИК: А чё, Сёма, в Израиль не расписанных не пускают?

СЕМЁН: Какой Израиль? Ей рожать. А у меня выборы на носу.

НАФИК: А-а… Вон оно чё. Выборы.

СЕМЁН: Старосельцев – в Москве, а я, вместо него, в облдуму избираюсь.

НАФИК: Избираешься. И чужую бабу обрюхатил. Не выберут. Жениться надо, да?

СЕМЁН: Не в Советском Союзе живём.

НАФИК: Всё равно: мутишь ты чё-то!

СЕМЁН: Ты ж молодой мужик! Пойми, Анна не вернётся. Всё! Дочь взрослая. Живи для себя. Получаешь нормально. Новую жену найди, молодую. Сына родит тебе. Плохо что ли?

НАФИК: Следишь за мной?

СЕМЁН: Ибонатрий.

НАФИК: Больно складно трындишь.

СЕМЁН: Обычная логика. Ведь это же логично: такое развитие событий?

НАФИК: Это всё ваши еврейские штучки! Говорила мне мать!

СЕМЁН: Да, какая вообще разница? Мы в России живём, все мы – русские.

НАФИК: Ага, щас!

СЕМЁН: Вот ты, когда молотком по пальцу долбанёшь, на каком языке материшься?

НАФИК Ну, дык… Мать его!

СЕМЁН: Значит, ты – русский!