Приложение к клятве Гиппократа

– Позовите Сидорова, нужно установить связь!

Открыв глаза в следующий раз, я снова увидел врачей, но на их лицах не было повязок, а моя грудь больше не болела. Несмотря на отсутствие боли, мне было как-то не по себе. В руках одного из них был какой-то странный инструмент, напоминающий паяльник. Он стал подносить его к моему животу, и время от времени боль снова возникала, накатывала волнами. Это продолжалось довольно долго, но вдруг этот врач, досадливо щелкнув пальцами, крикнул:

– Подожди, Сидоров, здесь нужны другие методики!

Кто-то ответил:

– У нас тоже ничего не получается, придется вам его забрать.

– Мы не можем, он не вовремя. Придется ему поболтаться между – это маргинал.

Потом я, наверное, снова потерял сознание и когда очнулся у моей кровати сидел врач, который что-то делал с моим животом. Он стал говорить мне совершенно дикие вещи (как мне тогда казалось). Он сказал, что меня спасти не удалось, но в то же время «они» меня тоже взять не могут, так как есть еще что-то зависящее от меня в нашем мире. Поэтому мне придется «жить на два дома».

– Возьмешь крылья, – сказал он – правда, поношенные. Пока на них полетаешь, потому что по-другому тебе теперь будет трудно. Я пытался запаять твой шнур, но не смог, удалось только сделать слабый узел.

Я заплакал, так как испугался своей неопределенности, того, что я даже умереть нормально не могу. Но я все-таки считал, что мне снится трогательный сон и плачу я во сне. Врач стал меня утешать и сказал, что все наладится. Неуловимым движением он откинул занавеску, которую я раньше не заметил, и передо мной открылось зрелище: на стене в ряд висели большие крылья. Они были похожи на куриные, и раскраска была соответственной. Он встал, снял грязно-белые и растянул, демонстрируя их.

– Вот, – не фонтан, но зато натуральные, органично впишутся в структуру ткани.

– Как это? – спросил я.

– Как, как, – устало и раздраженно сказал врач. – Синтетику тебе нужно будет сверху цеплять, а натуральные всегда будут с тобой.

Он повернулся к двери и стал, удаляясь, таять. Я подумал, что в глазах у меня все расплывается и уснул.

Когда я проснулся, почувствовал, что меня куда-то везут на каталке. Я узнал ее поскрипывания. Боль в груди вновь возобновилась. Видеть я ничего не мог, так как был накрыт с головой. Я только услышал разговор:

– Куда везешь? – спросил кто-то.

– Обратно, его вернули на время.

– С лица то простыню убери. А это что?! Бирку отвяжи! Всех больных перепугаешь.

Ногу мою затеребили, а потом откинули простыню. На меня смотрел молодой медик. Встретившись со мной взглядом, он вздрогнул и кому-то закричал:

– Сидорова позови!

«Что за Сидоров?» – подумал я и снова заснул или потерял сознание, – уж не знаю.

Когда, проснувшись, я спросил у медсестры, кто такой Сидоров, ее лицо приобрело какое-то торжественное выражение, и она сказала:

– Сидоров Иван Сергеевич – гений, он человек «Приложения».

Я обрадовался, подумав, что такой человек меня вылечит. «Да и сон неплохой про крылья, оптимистичный».

Вскоре Сидоров посетил меня, но я не сразу понял, что это он, так как в палату зашел человек с большой лохматой головой, в рубашке то ли бежевого, то ли серого цвета, в лоснящемся галстуке, украшенном пятнами различной степени свежести. Спасал положение лишь распахнутый белый халат. Я подумал, что доктор давно не расчесывался и не менял одежду. Его, скорее, можно было принять за алкоголика со стажем или бродягу, чем за самого талантливого врача. В правом углу рта он держал тлеющую тусклым красным огоньком длинную сигарету, что было немыслимо ни для кого другого – курить в кардиологии строго запрещено.

Без какого-либо приветствия он сказал, роняя пепел на мой пододеяльник и выпуская сигаретный дым из носа и изо рта:

– Таких как ты – раз, два и обчелся. И это такая морока, скажу тебе.

Сигарета прыгала во рту в такт его речи. Дым был такой едкий, что я закашлялся, и сердце вновь заныло. Боясь повторения приступа, я спросил:

– А то, что вы курите, мне не повредит?

– Нормально, – махнул рукой Сидоров.

– Скоро вы меня выпишите?

– Скоро, – сказал врач.

– Значит, вы меня вылечили?

– Нет, – сказал Сидоров, – поразив меня до глубины души.

– Как нет? – закричал я. – А что же мне делать?

– А тебе, что, Петрович не сказал? Полетаешь пока. За три дня научим, как с крыльями обращаться, а потом на выписку.

Я захлопал глазами, но не решился возражать.

Следующие два дня прошли в изнурительных тренировках – Иван Сергеевич учил меня обращаться с крыльями. Я должен был трясти телом, как курица, которая отряхивается, но крылья развернулись лишь к вечеру второго дня. Как я был восхищен, Паша! Ночью Сидоров разрешил мне немножко полетать по коридору, а потом мы это отмечали. Я сидел, распустив крылья, как в плаще из перьев, но Сидоров настоял, чтобы я их спрятал, так как он, вставая, постоянно через них запинался и спотыкался. Я, конечно, напился, но не так как всегда, потому что, то, что я пережил, в совокупности с тем, что рассказал мне этот странный доктор, явилось весьма отрезвляющим лекарством».

– И тебя ничего не удивляло? – перебил я Толю.

– Да что толку то, Паша? Хоть удивляйся, хоть нет, что изменится?

– Ну, может, ты бы узнал правду.

– Если ты между жизнью и смертью, то это и есть правда, – произнес друг, и я его понял.

«Когда я уже прилично надрался вместе с Сидоровым, – продолжил Толик, – и мое почтение и восхищение им смягчилось, стало не таким острым и истеричным, я спросил его:

– А ты, собственно, кто?

Я не мог понять, что он делает в больнице. Все знают, как вкалывают сестры и врачи в стационаре. А Сидоров ничего не делал. Вначале он учил меня летать, а потом стал со мной пить.

– Ты знаешь, что означает выражение «врач от Бога»?

– Конечно! Это очень талантливый врач. Мне, кстати, говорили, что ты – гений.

Сидоров польщенно усмехнулся, но возразил:

– Художник от Бога, мастер от Бога и даже хирург от Бога – это – да. Но правильный смысл выражения «врач от Бога» – иной. Такой врач – это тот, кто не только дает клятву Гиппократа, а и клятву Приложения к Гиппократу.

Он старательно выговаривал слова – может потому что был нетрезв, а может, чтобы я лучше понял.

– Понимаешь, Толян, – сказал он доверительно, – все знают, что мы живем здесь, некоторые верят, что есть жизнь загробная, так?