Грибник

– Он у нас интеллигент, – почему-то улыбаясь, с непонятной иронией ответила буфетчица, – к сырым курям не прикасается.

– Я экспрессионист, – услышал их бармен. – Кофе-экспрессо готовлю – вот мое жизненное призвание.

– Ну что ж, спасибо, Мимино, – добавила буфетчица. – Может, тебе хоть пива за труды?

Хоть и жаль, но от угощения пришлось отказаться. Торопливо идущий по старинным коридорам Артур отражался в многочисленных, встречавшихся по дороге зеркалах. Зеркала в театре почему-то любили. Самого Артура свое отражение не радовало.

«Человек небольшого роста в старом поношенном вицмундире, – вспомнил он. – Взъерошенный, с какими-то перьями на голове вместо волос. Это тоже цитата из книги или само в голову пришло?»

Где-то вдалеке звучала музыка, по-балетному громко, явно аккомпанируя танцу.

В библиотеке Октябрина ругалась с кем-то по телефону. До сих пор Артур не представлял, что такое возможно.

– Ну что, мой друг бесценный, – встретила она Артура, – а я уже не ждала вас. Вашего появления.

– Ах, Октябрина Спартаковна, мы же богема. Люди театра!

Как ни странно это Октябрину убедило.

Он сразу же двинулся к компьютеру, будто его ждало неотложное дело. Дело все пока заключалось в том, чтобы привести в нормальное состояние электронный каталог – всех авторов выстроить в затылок друг другу по алфавиту. Сделать это Артур мог бы почти сразу, найти в компьютере какую-нибудь программу, но предпочитал возиться вручную. Симулируя тяжелый и долгий труд.

В хореографической труппе сейчас шевеление, сенсация, – заговорила Октябрина. – Все-таки подписали сегодня «Собор Парижской Богоматери», включили в репертуар. В театре работа над ним уже давно полуподпольно идет, и вот сегодня решились. Станем топтать ногами Гюго. Роли еще не готовы, не распечатаны, но Великолуцкий Абрам Кузьмич приказал всем раздать книги этого самого Гюго. И не только актерам, но и костюмерам, гримерам, даже рабочим сцены с осветителями. Как это мудро.

Сейчас Артур заметил высокую стопку одинаковых книг, стоящую на дальнем конце стойки.

– Прошлый сезон оказался неудачным для театра, – продолжала Октябрина. – Плохо афишу составили. Все надеются, что «Собор» все поправит. Ходят слухи, что Великолуцкий решил не ставить классический балет. Хочет сделать нечто среднее между балетом и мюзиклом. Все ждут что-то необычное, феерическое.

Всегда блестящая, эффектная, сияющая красотой Регина меняет атмосферу вокруг себя. Везде, где появляется.

Это Артур отвлекся по дороге к компьютеру, раскрыл какой-то журнал на интервью с балериной их Среднего театра Региной Табашниковой. Смотрел на ее фотопортрет, на такое совершенное, будто ненастоящее, улыбающееся лицо. Не верилось, что она сейчас находится где-то в этом же здании, может, недалеко. Жадно, внимательно вглядывался, рассматривал подробности. Необычно, неестественно (Или наоборот, совсем естественно) белые зубы. Даже язык и нёбо идеального чистого цвета.

«Уникальное лицо, – подумал он. – Душа будто прямо снаружи его. Может, это и не настоящая душа? Что-то сыгранное, умело срежиссированное».

Другой портрет – она на сцене в костюме черного лебедя.

«У такого тела, конечно, нет каких-нибудь низменных функций. Не то, что у меня».

И обычной жизни у этого создания не может существовать: она не собирает грибы, не ремонтирует квартиры, не пьет водку. Какая она, ее жизнь?

– Считается, что есть драгоценные камни, драгоценные металлы, – решился заговорить Артур. – Даже вИна. А про драгоценных женщин не говорят. Мне кажется, что такие есть. И самые драгоценные – это балерины.

Октябрина промолчала.

– Актеры уже заходили, брали книги, – заговорила она невпопад. – Этого Гюго. Слышите, еще кто-то идет.

Оказалось, что это Лаида Бокситогорская из хореографической труппы. Зашла в библиотеку, чтобы выйти в интернет. Большинство актеров только для этого здесь появлялись. Потом почему-то захотела посмотреть на итальянскую киноактрису Джину Лоллобриджиду, ее портрет где-нибудь в журнале.

Может быть, после разглядывания портретов Регины Табашниковой Бокситогорская казалась сильно тусклой, со своей короткой прической похожей на некрасивого мальчика. Под распахнутым пиджаком на ее костлявой груди заметен узкий, как лента, черный атласный бюстгальтер.

«Наверное, она и не знает, что Лаидой когда-то звали дорогую гетеру из Коринфа».

Артур продолжал рассматривать другой журнал с Табашниковой:

«На такое лицо можно смотреть бесконечно долго, как на огонь. По крайней мере, до конца рабочего дня».

Рядом Октябрина и Бокситогорская обсуждали наряды Лоллобриджиды.

– А это, Лаидочка, у нее шифон. Существовала такая ткань… Прекрасно помню, свадебные платья из него шили. Ах, как получалось красиво.

– Жаль, что фотографии здесь черно-белые.

– Может, вы не знаете, – вмешался Артур. – Джина, кстати, снималась в экранизации «Собора Парижской Богоматери» в роли Эсмеральды. Вы поэтому интересуетесь?

Эти слова почему-то не понравились Бокситогорской, она фыркнула, как лошадь. Заметила журнал с портретом Табашниковой.

– Регинка сегодня тоже придет. Хотела, чтобы я для нее книжку забрала – нет уж, пусть сама.

Уходя, Бокситогорская себе книгу Гюго тоже не взяла, забыла. Артур успел рассмотреть ее короткие и крепкие, как у зебры, ноги.

«Натанцованные ноги». Этот фразеологизм он придумал сам, но, оказалось, что поделиться не с кем. Хотя Артур оставался уверен, что в театре эти слова подхватили бы.

– На главную роль рассчитывает, – ядовито заметила Октябрина, когда за Бокситогорской закрылась дверь. Она обязательно давала характеристику каждому, кто покидал библиотеку. – Тоже мне Эсмеральда. Шестой лебедь во втором ряду. Сейчас начнется кипение страстей по поводу – кому, какие роли дадут и дадут ли вообще.

Везде, где она появляется, Регина излучает энергию, – продолжал читать Артур. – Она умна и остра на язык.

Довольны ли вы сейчас вашей жизнью? Хотите ли что-нибудь изменить в ней?

Моя жизнь – это работа. А нам, актерам, работы хочется всегда побольше. Актеры, как дети, любят играть. А когда играть не дают, некоторые истерят. Даже многие истерят, я бы сказала… Мы в театре все больные. С такой силой любить театр, так жить театром нормальные люди не могут. Фанатики мы.

Артур пока не замечал этого. Местные актеры казались людьми самыми обычными, обыденными. А поначалу даже странно казалось замечать на лицах актеров, существ другой породы морщинки, красные жилки и пятнышки. Иногда даже ощущать дурной запах изо рта. Случалось и такое.

Искусство доставляет наслаждение. Возможно, это частица божественного экстаза, оставшаяся после сотворения этого мира.

Как вы умны и образованны. Даже неожиданно умны, можно сказать.

Это не я. Это слова нашего худрука Великолуцкого. Он умный. (Смеется).

Каждому из нас хотелось бы знать, каково это – побывать красавицей. А как вы ощущаете себя в этой роли? Даже, скорее, амплуа.

Ощущаю прекрасно. Наверное, привыкла. Такая роль мне по нраву, и я не собираюсь прощаться с нею лет до семидесяти.

Артур опять включил компьютер, взялся за свой электронный каталог.

«Тараканище», – успел набрать он. – Детская опера… Металлиди Жаннетта Лазоревна Стихи Корнея…

Октябрина вышла, Артур опять взялся за журнал.

Вы ведь спортсменка. Дзюдо. Альпинизм. Среди балетных это редкость.