И снова мир

Это была последняя ночь, когда Абаль видела Мустафу, а на следующий день после страшной истории, рассказанной Мустафой, прибыл её отец.

* * *

Оказавшись возле красивого старинного поезда, Абаль выдохнула, немного оправившись от шока после похищения. Сфера, доставившая её до безымянного вокзала, взмыла в воздух и исчезла. Абаль, поднявшись по ступенькам, вошла в вагон, особо не придавая значения тому, что с ней будет дальше.

Глава X

«Государство в государстве, крепость интриг, священная колыбель для тех, кто потерял свою совесть, или же место, в чьих чертогах обитает сам Господь». Шептался за пределами Ватикана простой люд. Сквозь витражи с изображениями из Священного Писания проникали солнечные лучи, не боясь быть преданными анафеме. В сопровождении пяти самых верных понтифику кардиналов шёл молодой Урсус. Остановившись возле запертых дубовых дверей, квинтет, своими одами чуть ранее восхвалявший Матерь Божию, теперь в унисон обратился к божьей деснице.

– Наш папа, мы привели его, – в дверь постучался старший из них.

Дверь приоткрылась наполовину.

– Пусть этот благословенный господин войдёт, вы же можете быть свободны.

Урсус вошёл. Комната была хорошо освещена. Седой невысокий человек в трико и белой футболке с надписью Leo стоял возле золотой клетки, внутри которой на жёрдочке сидела канарейка. Папа кормил птицу семенами через открытую створку. Щёлкая своим клювом по его ладони, птица проглатывала семя.

– Я знаю, кто ты.

– Меня это несколько смущает, мой папа, и всё же это одно из многих божественных провидений, я лишь песчинка в его руках, такая же песчинка веры, которой вы кормите своих прихожан, – Урсус немного покраснел.

– Что вы, что вы, мой мальчик, одной лишь веры недостаточно. Нужно понимать религию, понимать творца.

– Разве это возможно?

– Чтобы понять Бога, нужно понять самого себя. Ибо создал он тебя по образу своему и подобию. А вера – всего лишь абстракция, не более, Антон.

Юноша вздрогнул, впервые за многие годы его назвали по имени, данному от рождения. Страх сковал всё его тело. Папа, прекратив вскармливание канарейки, открыл окно, выходящее во внутренний двор. Подул сильный сквозняк, растрепавший волосы на голове старика, птица, покинув клетку, стремительно вылетела через окно.

– Посмотри на этот дивный сад.

Урсус медленным шагом, покачиваясь из стороны в сторону, направился к открытому окну, увидел яблочный сад.

– Видишь, он был таким же до начала человеческой эры, мы пытаемся воссоздать Эдем вновь, но грехи наши столь тяжелы, что не дают нам достичь рая. Больше всего я боюсь потерять его. Потерять Бога так же, как когда-то твой отец потерял его!

Теперь Антон был полон ненависти к человеку, стоящему напротив, он не казался ему святым и неприкосновенным, на нём даже не было супергеройского костюма. Один лишь толчок, и ему даже не поможет Матерь Божия! Его тело будет лететь вниз так же, как и любое другое физическое тело, на которое воздействует сила тяжести, ему не удастся повторить маневра канарейки.

– Я знаю, о чём ты сейчас подумал, но убийство понтифика не стоит того, поднимется неимоверная шумиха, и тебя обязательно обличат.

– Чего же вы хотите?

– Того же, чего хочет народ, чудес, мой мальчик. И ты, Антон Шевалье, поможешь мне дать им то, чего они желают.

Урсус начал понемногу приходить в себя. Теперь он понимал, что ему, по крайней мере сейчас, ничего не угрожает.

– Твоя фамилия Шевалье, я знал твоего отца Шарля, он неоднократно исповедовался мне в Парижском соборе, оставляя тебя молиться на генофлектории. Я был молодым священником, он был матёрым артистом, чья карьера акробата прекратилась в один миг. О его судьбе я узнал из местных газет, самосожжение не лучший вариант уйти из жизни, при этом оставляя на этом свете своего ребёнка. Я пытался отыскать тебя, но позже узнал, что ты пристал к бродячим артистам и покинул пределы Франции.

– И всё же я слишком изменился с тех самых пор, по крайней мере внешне.

– Старый пройдоха, одноглазый Варан, за небольшую сумму поведал мне о твоей истории, настоящей истории «Чародей Урсус».

– Надо было заткнуть рот этому мерзавцу чуть раньше, чтобы в дальнейшем не было проблем.

– Попрошу не выражаться в храме Божьем.

– Простите меня, отец.

– Я прощаю тебя. И да, больше можешь не беспокоиться, твой волшебный табор занимается представлениями на том свете, – зловещий блеск глаз папы напугал Урсуса.

* * *

В двери постучали, их открыл Митсеру. В купе было довольно уютно. Посередине находился стол, мягкий тёплый свет от стоявшего на столе светильника, накрытого красивым кожаным абажуром, ложился на гобелен, с изображением ложа, окружённого нимфами, на котором почивал Одиссей в объятиях Калипсо. Напротив друг друга расположились два дивана, на одном из диванов сидел коренастый молодой человек невысокого роста, на другом спал французский бульдог. Маленькие глаза коренастого человека сощурились, пристально наблюдая за новоприбывшим.

– Бог мой, перед нами собственной персоной Римский Урсус! – воскликнул Джери, узнав в незнакомце известного святого.

– Прошу не упоминать имя его всуе.

– Да ты чего, мужик! Конечно, не буду упоминать, только автограф дай, моя мама молится на твою фотку. Ты прикинь, япошка, она вырезала его фотографию из какой-то католической газетёнки и повесила у себя в спальне.

– К человеку нужно обращаться по имени, – заметил Урсус.

– Ладно, не буду я его называть япошкой, вот на, держи, распишись. – Джери достал из кармана своих армейских брюк блокнот с автоматической ручкой.

Урсус оставил в блокноте свой автограф.

– Фиников не привёз, так хоть этим порадую.

– А что вам сказали? – спросил Митсеру.

– Наверняка то же, что и вам, ничего конкретного, мы должны будем отправиться на конечную станцию, где всё и прояснится. Вы пытались выбраться?

– Да уже что только ни предпринимали, всё наглухо закупорено.

Глава XI

– Фикаду, хватит тебе, пошли, сколько можно заниматься, уже звёзды появились на небе, – юные спортсмены упрашивали своего товарища завершить тренировки.

– Я ещё немного поработаю и приду к вам.

– Вот же недотёпа! Соревнования закончились давно, надо отдыхать! Ах, Фикаду, не видел ты девчонок из сборной Франции, – шутили атлеты.

– Как и не видел девчонок из сборных Швеции, Китая, Австралии, России…

– Дальше можешь не перечислять, Мартин, меня заботит только одна девчонка.

– Неужели у нашего Садо появилась любовь? – спросил спортсмена эфиопский тренер, покидающий стадион.

– Да, и уже давно.