Дом, который построил Майк. Хроники Кулуангвы

А это синица,

Которая часто ворует пшеницу,

Которая в темном чулане хранится,

В доме, который построил Джек

А это кот,

Который пугает и ловит синицу,

Которая часто ворует пшеницу,

Которая в темном чулане хранится,

В доме, который построил Джек

Одним словом, не Бог весть, какая находка в литературе, но я подумала, а почему бы мне ни сделать памятник нерукотворный из всего того, что осталось от моего никудышного хазбента. Показать его записки «знающему» пиплу, «жалостному», но хваткому издателю, может и поедет этот поезд под горку.

Многие части его воспоминаний выглядят сумбурно, несвязно между собой, судя по всему, не хватило времени обуздать «нахлынувшее». Однако я попыталась каким-то образом связать эти несвязки своими знаниями событий и людей, о которых он пишет.

Проще говоря, после каждой несвязности, решила дописывать пару-тройку строк и ставить точки над всеми нотами ФА, добавлять пояснения курсивом, и ставить – «МГ» внизу происходящего zanudstva.

МГ – означает Мария Гейтс. Мария Гейтс – это я, бывшая жена Михаила Уржакова, (он же Майкл Стэнли Гейтс).

Живу я сейчас далеко, (где? – не скажу). Так что всякие там спецслужбы всех стран мира и частные детективы вряд ли смогут устроить маленькую, в девять миллиметров, красивую дырку в моей красивой головке.

Так вот.

Начну, пожалуй?

С того самого письма с приложением, который он заслал мне благодаря Rogers Canada прямо с борта Боинга 767, American Airlines, рейс 11, Бостон – Лос-Анджелес, с помощью лэптопа и мобилки Nokia 305.

МГ.

БОСТОН

Холи тэстикэл фак, ну и воняет же в самолете. Никогда не мог бы подумать, что на American Airlines будет вонять так же, как когда-то воняло мочой и блевотиной, что на том спецрейсе, который доставил нас, 186 уральских парубков, в Комсомольск-на-Амуре в 1994 году в Войсковую часть 6705 Внутренних Войск МВД СССР. Человек сто призывников, стали танцевать, или попросту прыгать в ритм песенки Сашки Розенбаума «Гоп-Стоп, Мы Подошли Из-за Угла». И это во время набора высоты. Рябой татарин с круглым, как луна лицом и выбитыми передними зубами тупо наяривал три аккорда на расстроенной гитаре. Ту-154 ходил ходуном в такт соль минору и сопротивлялся взлету всем своим железным телом. Но всем было глубоко насрать на железяку, душа скручивалась и раскручивалась.

Старая стюардесса, изможденная ночными полетами с новым, рвущимся в бой, призывным поколением, пыталась что-то говорить про ремни безопасности, но тут же получила в табло (по репе, в морду, в хайло) и с расквашенным носом, и венозной юшкой убежала жаловаться командиру корабля тов. Рогожину В. Т.

Командир Рогожин В. Т. к нам не вышел, устал наверное не меньше бортпроводников.

Еще минут двадцать, пока еле живая сама собой Тушка не вышла в заданный эшелон на десять тысяч, дискотека продолжалась до блева в жакет соседа и слива отстоявшейся в пузырях мочи прямо в салон отлетавшего, наверное, добрых 20 лет самолета. Все четыре отхожих места были заняты всерьез и надолго пацанами, активно очищающими свои молодые желудки, пугающими молодыми комсомольскими глотками унитазы с вакуумным всасыванием.

Тоскливый сигнал «пристегните ремни» потух на затертом табло. Призывники сидели, и тупо и тихо понужали остатки недопитого спирта-водки-одеколона-шипр-портвейна, чтобы успеть допить уносящиеся в далекие дальневосточные сугробы остатки равнодушной молодости. С белыми и натужными улыбками на вымученных лицах, некрасивые, как моя жизнь, стюардессы ходили между рядами, выжимали из «персональных» салфеток в синие полиэтиленовые ведра желтую, тугую мочу молодого пролетариата, скопившуюся в отстойниках и проходах работающего металлом средства передвижения по ночному воздуху.

Однако сценарий с танцами «гоп-стоп» под небом Соединенных Штатов Америки не повторился. Слава Отцу и Сыну и Святому духу Эмэрикэн Эрлайнс.

В Бостоне рейс задержали на 35 минут по техническим причинам. Пилоты при взлете посетовали на проблемы с электроникой. Бывает. Это тягосно-мучительное ожидание вылета измученные пассажиры забыли сразу после подачи легкого недорогого спиртного.

Сидя в широком, затертом донельзя попами буржуев кресле рядом с обрюзгшим, тяжелым, как бюргеркинг, америкосом, я подумал, что поскольку книг почитать я не захватил, а капиталистические газеты «Бостон-тудэй» и «Нью-Йорк Таймс» перечитал еще при ожидании посадки, дай-ка, думаю, хоть пару страниц напишу в свой дневник. «Дэлл» у меня дрянненький, работает только как печатная машинка, но хоть эти четыре с половиной часа полета не зря пройдут.

Да, Маруся, это будет моя первая запись в дневнике или, скажем, продолжение, с июля 2000 года.

А то ведь молчание моего барана затянулось больше чем на год. Правда если не считать всего того бреда, что я накалякал в Психушке-Институте Монро в Огайо, куда ты меня, милая, затолкала на целых две недели.

На Вэст Кост меня черт понес к Владимиру Усицыну. Моя Машка зовет его малахольным и, наверное, права. Есть в нем что-то не от мира сего.

Вовка предложил мне сверхъестественную чучу замутить. Все, говорит, у меня уже проверено и опробовано. Нужен компаньон, которому можно доверять. Рассказывать, что там такое он задумал, не стал. Приедешь – увидишь. Вот еду, увидеть. При моей-то финансовой дыре любая работа, даже глубокая чуча, в жилу будет. Да и прошвырнуться на халяву для очистки совести и проветривания вялотекущей шизофринии, как определили врачи, даже нужно. Усицын мой перелет оплачивает в один конец. На обратный, говорит, за день сам заработаешь.

Сначала хотел лететь из Буффало, оттуда билет совсем недорого стоит до Фриско, около 350 американских. Это всего в пол-стоимости билета, что мне переслали от Вована Вестерн-Юнионом. Так что «легкага, недарагага, капиталистическага» портвейна точно можно на спасенные остатки выкушать.

Однако смурной канадский фермер Бэн, так, кажется, его звали,

ЦИТАТА

«Алло Бэн! Это Данила! Ай нид хэлп!»

Брат-2

его я захичхайкил на бензоколонке 401-го хайвэя до Буффало, всю дорогу достававший меня ленивым рассказом о проблемах яблоководства в Онтарио, узнав, что я лечу во Фриско, сказал, что добросит меня до Бостона, ему по пути, а там билеты на самолет еще дешевле будут, my young pal!

И присел я, как сказал бы писатель Сорокин, на «холодную плиту эксперимента» долгого разговора с неизвестным капиталистическим колхозником. Хорошо хоть, что в багажнике канадского кулака-фермера было два ящика Лаббат-блю, вкусного пива, а это серьезное подспорье к дополнительным тремстам долгим километрам пути.

До Бостона мы с ним не доехали совсем немного. Мой колхозный друг под парами пива стал активно засыпать за рулем после 7 часов езды. Я заставил его свернуть на ближайшую заправочную станцию и пойти умыться холодной, проточной из крана водицей.

Однако Бэн, остановившись, просто откинулся на сиденье и уставшее от рабочей тоски тело его, моментально достигая сомадхи, ушло в астрал. Надолго. Я тоже было, решил прикорнуть рядом до утра, однако Бэн активно и громко помочился под себя, и кабину ДжиЭмСи Джимми под самый потолок наполнило здоровое, крепкое амбре мужицкой мочи.

На Сан-Франциско рейсов в обозримом будущем не было. Спать хотелось жутко. Так что взял я билет с неимоверной скидкой в бизнес-класс на ближайший самолет до Лос-Анджелеса в один конец за 337 баксов.

В самолете и высплюсь в бизнес-классе. Когда еще придется полетать как «нормальный».

Толстяк рядом в кресле номером 2Е оказался вполне интересным типом. Даже, видя, что я что-то тарабаню, по клавишам на тарабарском для него языке, ловко встрял в мою действительность, попросил передать ему подушку под зад со свободного кресла. Самолет летел полупустой. Могучему заду, для того чтобы прочувствовать свое удобство все это время, дополнительного комфорта в виде подушечек-думочек хватит вполне. Даже в широкожопом бизнес-классе. Сразу стал много и нудно рассказывать о себе. Он, Машка, оказывается бывший пилот, военный летчик ВВС США, воевал во Вьетнаме, только недавно ушел на пенсию после 15 лет работы авиадиспетчером в Бостонском аэропорту. Этот полет для него бесплатный, как ежегодный бонус компании для служащих. Летает он так ежегодно по одному и тому же скучному маршруту Бостон – Лос-Анджелес к своей дочери. Не виделся с ней, родной, целый год. Она на сносях, два внука еще мал мала меньше, но уже балуются марихуаной, муж – сволочь безработная на шее сидит, и бла-бла-бла-бла, и ой-ой-ой, уай ми?

Т-а-а-а-кая тоска!

Демонстративно нацепив на свою больную, с красными глазами голову наушники, я подключился к внутреннему джазовому каналу Боинга и уткнулся в монитор.

Жирный снисходительно улыбнулся, (что с этим русским разговаривать), и тоже подключился к какому-то суперсовременному Волкмэну, и тут же стал еденько подхихикивать.

Его голубые светлые глаза, совсем как с картины Врубеля (название забыл, кажется – «Водяной»), наполнились веселой слезой.

Поймав мой удивленный взгляд, он сразу же принял это, как продолжение разговора. Говорит, что не может встретить утро в хорошем настроении, если не послушает болтовню Ховарда Стерна, и этот, последней модели «Сони Волкмэн», помогает ему ловить его даже на станциях подземки. А он, Стерн, как раз выходит в эфир со своей Пятой Авеню в Нью-Йорке с шести до девяти утра.

Смотрю, еще час слушать можно. Время-то десять минут девятого.

Я ему говорю, – «А я то с Ховардом даже поругался однажды в прямом эфире».