Место клизмы изменить нельзя. Рассказы морского доктора

– Нет, уважаемый Михаил Борисович, тут необходим постоянный и жесткий контроль. Море поблажек не прощает, это вам не авиация, – продолжал меня воспитывать командир.

– Извините, – взвился я – в авиации с расстройством желудка много не налетаешь, туалета под боком нет.

– Я не хотел вас обидеть, во-первых, не туалет, гальюн, а во-вторых, на камбузе действительно творятся безобразия. Там опять «шпигат» несвежий… приготовили – командир посмотрел на Деда.

– Конечно – поддержал тот – людей потравим, вам работы прибавится, а нам отвечай, да еще под желтый флаг поставят, недельки на две пока понос не кончится.

– Есть! – по-военному, ответил я. – Сейчас же разберусь и об исполнении доложу.

– Уважаемый доктор, – с совершенно серьезным видом добавил Михаил Юрьевич, – не надо щелкать каблуками. Мы все здесь находимся в равном положении. И потом, я младше Вас и по возрасту, и по званию, хотя и старше по должности. Будем друзьями, но контроль с вашей стороны должен быть постоянным.

На камбузе царил свой, несравнимый ни с чем климат. В воздухе витал аромат предстоящего обеда. Клубы пара, вырывающиеся из-под крышек лагунов, несли в себе его полный букет. И несмотря на то, что оставалось еще часа два до приема пищи, живот охватила приятная истома, а во рту набежавшая слюна не давала вымолвить первое слово. Женщины, одетые в белые одежды, священно действовали, что-то добавляли, пробовали, периодически исчезая в клубах вкусного тумана, а потом вновь появлялись, как бы из не откуда. Анисимовна, так звали шеф-повара, повернулась в мою сторону:

– Вы что-то хотели, доктор? Пробу снимать еще рано.

– Понимаете, – обрел я опять дар речи, – до меня дошли сведения, что «шпигат», приготовленный вами на закуску не совсем свежий. Поэтому мне бы хотелось узнать откуда у нас появились не качественные продукты. Тем более, что я лично проверял их загрузку в наши кладовые.

Женщины, а их было трое, прекратили ли работу и ошарашено уставились на меня.

– А кто это до вас донес эту информацию? – совершенно невинно спросила одна из них.

– Это совершенно не важно, но я вам скажу. Командир и Дед только что посетили мою скромную обитель.

– Так уж и скромную, – съехидничала Анисимовна, – а про новое меню они ничего не говорили?

– Какое новое, я ничего не подписывал.

Как же, как же, а «комингсы» в тесте, а отбивные из «пилорусов» в сметанном соусе, а чай на клотике? Странно, вчера весь вечер обсуждали.

И тут до меня стало доходить, что это был обыкновенный морской розыгрыш. Я вспомнил рассказы Виктора Конецкого и все понял. Вообще-то краснею я редко, но тут краска ударила мне сразу в лицо. Комингс – это порог, а пилорус – опора на морском диалекте.

– Милый доктор, – прошелестел над моим загоревшимся ухом бархатистый голос кокши, – шпигат, это дырка в палубе, а остальное…

– Остальное я знаю, – покричал мой голос за дверью.

– О комингс не споткнитесь, – доброжелательно пропели женщины мне в след.

Я, как ошпаренный вылетел на верхнюю палубу. Там с совершенно независимым видом прогуливались командир со старшим механиком.

– Ваше указание выполнено, – взяв себя в руки, бодро доложил я, – только прошу в следующий раз об изменении в меню сообщать судовому врачу, то есть мне. Я понимаю, что цепелины это вкусно, но делать их из сухой картошки, а форшмак из вяленой трески, но если так нравится командиру, то кушайте на здоровье сами, а экипаж я травить не дам. Поэтому обед задерживается на два часа. Это все, что мне хотелось вам доложить, приятного аппетита.

– Какой форшмак? Какие цепелины, из какой трески?

Но я уже ничего не слышал. Мои ноги несли меня в каюту, где в чемодане лежал незаслуженно забытый томик Виктора Канецкого. Надо было подкреплять свои знания. Но впереди еще был Бискайский залив и была качка.

Качка

Вам когда-нибудь было плохо? Я имею в виду, по-настоящему, например, после серьезной мужской пьянки. Когда даже одно воспоминание о спиртном вызывает головокружение и тошноту. Когда вы даже не можете слышать запаха еды, а унитаз укоризненно смотрит на вас, так как вы его всю ночь пугали, стоя на коленях, крича: «Ихтиандр», «Ихтиандр». Но это состояние через день-другой проходит. А вот качка для начинающего моряка, это как беспробудное похмелье, не кончающееся никогда, пока не стихнет шторм.

Я пребывал в радужном настроении. Солнце светило ярко. Поверхность акватории, по которой летело наше гидрографическое судно «Андромеда» была зеркально гладкой. И я, с видом бывалого моряка повторял где-то услышанные слова: шлепаем, как по болоту. Я обнаглел до такой степени, что даже курил со всеми вместе на юте. Бискайский залив, никогда не отличался покладистым характером. Он имел нрав капризной женщины, которая устраивает скандалы неожиданно и по любому поводу, и без повода. Циклон не ожидал нас несколько дней, он просто прибыл к нашему появлению и, раскрыв объятия, закружил по заливу. Небо, внезапно потемнело, по воде пробежала рябь, а затем все вокруг превратилось в большую стиральную машину. Я почувствовал, как палуба стала уходить у меня из-под ног. Переборки завертелись в разные стороны, наступила резкая слабость, и холодный пот прошиб меня с ног до головы. Тошнота подступила к горлу, желудок стал медленно выворачиваться наизнанку. Гальюн был рядом «Очистившись» от обеда, а заодно и от завтрака, я упал на койку. Громадный поролоновый матрац, гордость польского изготовителя, не хотел принимать меня в свое лоно. Я вместе с простыней заскользил по нему в ритме начинающейся качки. Судорожно зацепившись за бортик, попытался устроиться в одном из уголков моей кровати. Не тут-то было. Корабль подпрыгнул на волне, и я, на секунду повиснув в воздухе, опять заскользил куда-то в неизвестное. Над головой, как большие птицы, хлопая обложками, летали мои книги. Что-то с грохотом разбилось. Кресло, развернувшись ножками вперед, пыталось забодать меня на моем полигоне. Тошнота и спазмы в животе вновь кинули меня к унитазу. Кажется, что из желудка вытекло уже все, что можно было вытечь. Боже, когда это кончится? Мимо прогрохотало ведро и половая тряпка, летучей мышью, влажно опустилась ко мне на голову. Сколько времени длился этот кошмар я не помню. Сил больше не было ни на что и я, мысленно попрощавшись с родными, провалился в небытие.

– Доктор, а доктор? – Услышал я чей-то голос. «Значит, жив» мелькнуло в сознании. Я приоткрыл глаза. Надо мной склонились две сочувственно разглядывающие меня головы

– Эк, его раскорячило, сказала одна голова.

– А в медблоке что творится, – посочувствовала другая.

– Опыта нет, по-штормовому ничего не закрепил, вот и результат.

– Да, опыт не пропьешь!

Головы опять склонились и стали пристально меня разглядывать.

– Кыш, – сказал я и, достав запутанную в прутья спинки кровати руку, махнул в их сторону.

– Глянь-ка, оживает, – головы начали обрастать деталями и у них появились туловища. Теперь я их сразу узнал. Это были командир Михаил Юрьевич и стармех Витаминыч.

– Что, докторишка, бокс? – сказал свою излюбленную фразу из кинофильма «Айболит-66» командир.

– Какой ему бокс, его сначала умыть надо, – посочувствовал «дед», – у него вид, как у алкаша, доставленного в вытрезвитель.

Я попытался сползти на палубу, но тошнота и слабость вновь припечатали меня к кровати, но уже не качало.

– Мужики, – простонал я, – пристрелите меня, чтобы не мучился.

– Ишь, чего захотел. А кто же нас лечить будет? – нахмурился командир.

– Какое лечить, когда я сам уже почти не живой, – ныл я.

– Это ты пока не живой, а мы сейчас тебе, докторишка, реанимацию проведем, и будешь ты у нас живее всех живых. У тебя «шило» – то осталось? – Михаил Юрьевич внимательно огляделся вокруг.

– Я спирт в холодильник поставил. Должен был сохраниться. А вы меня, что растирать им будете?

– Угу, – промычал «дед», – Но только изнутри.

Он ловко отстегнул жгут, который, как удав, зажимал дверцу холодильника.

– Да у него тут и огурцы в банке сохранились, – радостно возвестил Витаминыч. – Сейчас мы тебя доктор, быстро на ноги поставим.

– Лучше выкиньте меня за борт, – молил я, – Какой вовнутрь, тут водичку бы пропихнуть – все челюсти судорогой свело.

Меня никто не слушал. Добровольные реаниматологи готовились к оживлению.

– Так, – огляделся командир, – а у него и пить-то не из чего, все разбилось. Придется вычесть из зарплаты стоимость посуды в валюте, потом, а сейчас что будем делать? Не с горла же его поить. Это не интеллигентно. Хоть какой-то «хрусталь» у доктора остался?

– Я думаю, что, остался, – согласился «дед». – Банки он, чем будет ставить? А медицинские банки – это лучшие рюмки.

И они начали проводить обыск.