Место клизмы изменить нельзя. Рассказы морского доктора

Надо же было так вляпаться и все мое бахвальство виновато. Все, больше никогда – закрутились в голове благие намерения. Но не зря говорят, что ими выстлана дорога в ад. А бабулька в это время уже забиралась в кресло.

– Ну что, родимец, иди сюда, – раздался ее скрипучий, как дверь голос.

Я оглянулся. На меня из открытого рта негаданной пациентки глядел всего один зуб, но какой… Он был, как старое трухлявое дерево в непогоду.

– Господи, помоги, – прошептал я про себя, – ну с одним зубом я как-нибудь справлюсь.

– Ты что там шепчешь? – заинтересовалась опять бабка.

– Молитвы медицинские перед работой читаю.

– И то правильно, – одобрила нежданная пациентка, – хоть один благочестивый попался, а то все нехристи, да пьяницы горькие попадаются.

Подойдя к инструментальному столику, я еще раз огляделся, чего здесь только не было и почти все незнакомое.

Так, вот это точно щипцы, но какие из них мне понадобятся, а не все ли равно? Беру любые и к делу – мысли еще не успели остановиться, как я схватил самые большие – ими точно не промахнусь.

И не промахнулся! Когда я открыл глаза, бабки в кабинете не было. В тазике лежало что-то красное.

Надо бежать – была первая мысль – но куда? Если пациентки нет, значит, жива, а если жива, то за односельчанами помчалась, а те возьмут колья и сюда. Что делать?

И в это время дверь опять начала медленно отворяться. Я юркнул за шкаф и затаился. «Живым не дамся» – мелькнуло в голове что-то из последнего киносериала.

В образовавшийся дверной проем показалось сначала одно здоровенное плечо, затем другое, а вместе с ним громадная лохматая голова, потом и все остальное. Кола не заметил, зато под мышкой прятался большой пакет. Наверное, утюг – первое, что мне пришло на ум.

– А здесь никого нет – промямлил я прилипшим от страха к небу языком.

– А вы кто? – пророкотал басом мой вероятный киллер.

– Я? – совершенно искренне осведомилось мое трепещущее от ужаса существо, – мы тут на картошке, так вот решил зайти в порядке ознакомления.

– Да знаем, знаем. Уже наслышаны. Я вот тут с благодарностью….

Зубы заговаривает, гад.

– Нет, это все не правда, я тут ни причём.

– Еще как причем, – мужик раскинул руки и пошел на меня.

– Не дамся, нас медиков голыми руками не возьмешь! – Задушено сипел мой голос.

– Да уймись ты, скромняга. Ведь ты ж меня спас, ты моей теще – язык выдернул!

Как потом, оказалось, выдернул я все-таки зуб, но бедная старушка месяц не разговаривала от пережитого волнения и зять не зря мне «проставился». А в пакете у него бутыль с самогоном была. Все-таки месяц потом теща молчала.

Вот хвалиться с того случая я стал меньше.

Практика-2

В моей жизни самой прекрасной порой было студенчество, особенно его ранняя стадия, когда себя чувствуешь щенком, вырвавшимся на свободу, когда родительская опека осталась далеко и никто тебе не капает на мозги, что одеть, во сколько время придти с гулянки, домой. Какие у тебя текущие оценки за учебу. Короче говоря, свобода!

Хотя, если признаться, было много и отрицательного в этой, так сказать, свободе. Я, например, все время, ходил голодным. Деньги, которые мне регулярно высылали из дома, благополучно прогуливал в течении первой недели, а потом все время хотел кушать и бывали моменты, когда весь мой обед и ужин состояли из одного пирожка и стакана воды из автомата, без сиропа. Были такие раньше, когда всего за одну копейку можно было выпить стакан «газировки». Вот об этой поре своей жизни я и хочу рассказать.

В свои первые каникулы, после сдачи экзаменов за первый семестр я решил сходить на операцию, то есть в операционную и посмотреть «что почем». В смысле смогу ли я стать хирургом, а эта специальность мне нравилась больше всех. Во всяком случае, так, казалось, в то безоблачное время. Первые три дня я никуда не ходил, отъедался, блевал от пережора и опять ел. И еще сидел возле холодильника. Там у мамы всегда было что—то вкусненькое, и я ждал, когда предыдущая еда усвоится и можно все начать сначала. Наконец организм мой насытился, и можно было выполнять задуманное. Жили мы в маленьком авиационном городке на севере Дальнего Востока. Папа мой занимал определенную должность, и решить вопрос о моем посещении лазарета, с присутствием на операции, было пара пустяков.

Меня встретили с пониманием, обрядили в хирургические одежды и завели в святую святых – операционную. Больной уже лежал на столе. Пока хирурги священно действовали с простынями, отгораживая операционное поле, затем проводили местную анестезию, я мысленно пропитывался окружающей обстановкой и уже почти себя чувствовал таким же, как они могущественным и значительным.

Да, хирургия – это мое, думалось в этот миг. А на столе уже сделали первый разрез, и тут у меня внезапно все потемнело в глазах, и я потерял сознание. Очнулся от острого запаха нашатырного спирта. Надо мной склонились люди в белых халатах.

– Ну что? Очнулся? – Спросил хирург – ничего, это часто бывает по неопытности.

– А, что же теперь со мной будет? – Прошептал я, – мечта всей моей жизни рухнула?

– Ничего страшного, ты еще ты еще будешь хирургом, главное не отступай.

И я не отступил. После каникул, вернувшись во Владивосток, а учился я именно там, первым делом узнал у старшекурсников, где они проходят хирургическую практику. Выяснил, что самое лучшее место – травмпункт. Там и работы больше, и хирурги добрее, в том смысле, что не жадничают и позволяют работать самостоятельно и вообще для начала лучшего места не сыскать. Сказано, сделано. Через неделю я уже стоял в операционной, правда, с нашатырным спиртом, пока, но уже через две недели мне доверили наложить первый шов на рану, а потом я стал сутками там пропадать, не забывая при этом встречаться с любимой девушкой, тратить при этом последние деньги на кино и кафе – мороженное. Средств надолго не хватало. А надо сказать, что в травмпункте существовал неписанный закон. Бригада на дежурстве питалась коммуной, т.е. кое-что приносили из дома, а так в основном скидывались и закупали продукты в магазине. В те далекие шестидесятые годы продукты питания стоили дешево. На пятьдесят копеек в столовой можно было взять полновесный обед из трех блюд. А мы сбрасывались по рублю, так что можете себе представить какой у нас был ужин. Отправляли, как правило, самого молодого. В медицине, как и на Флоте, годковщину никто не отменял. Поэтому ездить приходилось мне. Забыл сказать, что поскольку магазин был далеко, то для этой цели выделяли машину скорой помощи. Я уже говорил, что деньги, которые мне высылались родителями, преимущественно почти все прогуливались, но выглядеть нахлебником мне не хотелось. И, чтобы собрать необходимую сумму размером в один рубль, мне приходилось поститься два, а порой и три дня. Так было и в этот раз. Я не ел – четыре. Пирожки не в счет. Поехать решили в гастроном. Там и выбор больше, и очереди поменьше. Оставив машину за углом магазина, я смело вошел в приветливо распахнувшиеся двери и сразу почувствовал ни с чем несравнимый колбасный запах. В те далекие годы колбаса еще пахла колбасой, а не туалетной бумагой и не надо было принюхиваться, чтобы уловить есть ли в ней мясо. А запах раздирал мои ноздри, расползался по всему голодному организму, проникал в желудок, заставляя его исходить соком, и ударял в голову. Меня слегка качнуло, но удержавшись на ногах, я двинулся со списком к кассе. Выбив чеки, купил с начала хлеб, сахар, молоко и лишь потом осторожно подошел к колбасному отделу. Там стояла очередь. Спросив последнего, я встал за атлетического тело сложения, женщиной. Она что-то жевала и не переставая, без умолку трещала, не обращаясь ни к кому. Есть такая порода людей, которые любят говорить со всеми сразу одновременно и обо всем. Моя задача была – выстоять, хотя голова от голода кружилась все больше и больше. И вот наступил ответственный момент, я подошел к прилавку и протянул приготовленные чеки:

– Мне, пожалуйста, три палки «докторской», – но тут терпенье моего организма от одуряющего колбасного запаха истощилось и я грохнулся в обморок точно так же, как когда-то в первый раз в операционной. Сознание возвращалось медленно, все покачивалось и казалось, что меня куда-то несут. Послышались голоса:

– Хорошо бы доктора, а то помрет ненароком, вон какой тощий, надо бы «скорую» вызвать.

Господи, это они о ком? Неужели обо мне? промелькнуло в оживающем сознании. Я открыл глаза. Меня действительно куда-то несли.

– На улицу, на свежий воздух – произнес, где-то ранее слышанный голос.

– Послушайте, я за углом видела машину скорой помощи. – Это уже был голос другой женщины, подумалось мне, вот уже и голоса начал различать, значит, пора становиться на ноги.

В это время в беседу вмешался кто-то третий, по голосу явно мужчина:

– Эй, куда это вы его волокете?

– Да вот, мальчонка сознание потерял, доктора бы ему, а тут как раз «скорая» за углом, не видели?

– А как же, конечно, видел, я водитель того транспорта, а доктор в магазин за продуктами побежал. Дежурство у нас ночное и кушать бывает, хочется. Послушайте, что-то лицо мне его знакомо. Да это же наш… доктор. Что вы с ним сделали?

– Мы? Да это вы его довели до голодного обморока – взвилась державшая меня на руках женщина. Теперь я узнал ее – это она общалась со всеми сразу, а теперь пыталась спасти мою оголодавшую душу.

– Со мной все уже хорошо – вмешался я в разговор, медленно сползая с рук моей спасительницы – большое вам всем спасибо, сейчас вот только чеки на колбасу отоварю, и мы поедем на работу.

– Уже все отоварили, держи свою авоську – произнесла другая женщина – и покормите вы его там.

– Спасибо вам за все, – дружно в один голос сказали мы с водителем, и пошли к машине.

В травмпункте, узнав о моих похождениях, началась суета. Меня немедленно усадили за стол, благо поступления больных не было, и долго кормили. Одна пожилая санитарочка, что-то бормотала о черствости человеческих душ и о несчастной судьбе всех тех, кто, таким образом, постигает гранит науки. А я совсем не унывал, поглощал невероятно вкусную колбасу с душистым хлебом и твердо верил, что обязательно буду хирургом.

Астма

Это было мое первое официальное дежурство по больнице после окончания интернатуры. Вообще-то дежурил самостоятельно я давно, уже через три месяца после моего появления в этой районной больнице в качестве врача-интерна хирургического профиля мне не двусмысленно намекнули, что, дескать, хватит валять дурака и пора заниматься делом. А дело состояло в том, что надо было дежурить по больнице наравне со всеми. И я встал в строй. Хотя, если честно признаться, меня постоянно опекали. Хирурги уходили домой поздно, не смотря на закончившийся рабочий день. Они «нянчили» своих послеоперационных больных, писали нудные протоколы операций и дневники в истории болезни, а заодно присматривали за мной. Да и ночью, когда я оставался один, по каждому случаю, требующему серьезного оперативного вмешательство, вызывался ответственный хирург, а то и целая бригада. И тогда до утра не гаснул свет в операционной, а утром, дружно выпив по кружке крепко заваренного кофе, все начиналось сначала. Платили врачу-интерну копейки, а у меня, как в прочем и у основной массы студенчества старших курсов, уже была семья. Была жена и еще маленькое прелестное создание – дочь Санька. Семью надо было как-то обеспечивать. И я стал подрабатывать врачом-педиатром, благо их тогда не хватало. Год пролетел, как один миг и я был оставлен в этой же больнице, как ни странно, районным педиатром и только на полставки хирургом, хотя интернатуру закончил по хирургии. И так это было мое первое официальное дежурство. В приемном покое врач, сдающий смену, сообщил, что ночь прошла относительно спокойно, травм и операций не было, в реанимации всего один больной. Это двухлетний мальчик с бронхиальной астмой. Привезли его сегодня ночью.