Бег в темноте

Бег в темноте
Михаил Широкий

Ничто не предвещало беды, когда двое приятелей шли по пустым ночным улицам. Вдруг тишину разорвал душераздирающий крик, а вскоре на безлюдном перекрёстке они увидели странную двухметровую фигуру, облачённую с головы до ног в чёрное одеяние, сжимавшую в своих объятиях бездыханное тело. И после этого приятелям, чтобы спасти свои жизни, не останется ничего иного, как бежать со всех ног, потому что тот, кто попадает в поле зрения и привлекает внимание страшного безликого незнакомца, обречён. Это будет самая жуткая ночь в их жизни, пережить которую смогут немногие.Содержит нецензурную брань.

Глава 1

Быстрым, пружинистым шагом, почти что в ногу, Никита и Егор двигались по просторному полупустому тротуару, вдоль обширной, озарённой мягким белесым светом придорожных фонарей улицы, по которой в этот поздний час проезжало всё меньше автомобилей. Прохожие также показывались всё реже.

В окнах окрестных домов понемногу гасли огни. Тускло мерцали витрины закрытых магазинов. А в глубоком тёмно-синем небе одна за другой загорались звёзды, изливавшие на померкшую, постепенно замиравшую в сонном оцепенении землю лёгкое, едва уловимое сияние. Для полноты картины не хватало лишь главного ночного светила, основного украшения ночного небосвода – яркой полной луны, и небо, звёзды, земля как будто замерли в нетерпеливом ожидании её появления.

Время от времени, в те моменты, когда вокруг не было ни машин, ни людей, в наступавшей тишине слышались лишь звук шагов двух приятелей и их негромкий, то затухавший, то опять возобновлявшийся разговор.

– Да-а, долго нам, однако, плестись ещё! – недовольным, ворчливым тоном произнёс Никита, хмуро глядя вперёд, на убегающую вдаль дорогу. – И на кой ляд, спрашивается, мы попёрлись пешком?

– Да ладно тебе, не переживай, – куда более бодрым и оживлённым голосом отозвался Егор, по круглому румяному лицу которого бродила удовлетворённая, чуть хмельная улыбка. – Уж дойдём как-нибудь, не заблудимся. Выпили мы совсем немного, на ногах держимся крепко. Так что небольшая прогулка на свежем воздухе нам не страшна. Она нам даже полезна: лучше спать сегодня будем.

Никита досадливо поморщился.

– Ничего себе – небольшая! Полгорода надо пройти. Да ещё ночью.

– Не преувеличивай, – с усмешкой возразил Егор. – Какие там полгорода! Не больше трети. Для таких крепких, спортивных, очень в меру поддатых парней, как мы, это ерунда. Просто – тьфу!

– И вообще, не нужно было нам засиживаться допоздна, – будто не услышав насмешливых слов товарища, тем же раздражённым, брюзгливым тоном продолжал Никита. – Надо было уходить вовремя и ехать последним автобусом или маршруткой. И тогда давно уже были бы дома и смотрели бы сейчас первые сны. А вместо этого тащимся тут, как проклятые…

– Слушай, чё ты ноешь? – прервал спутника Егор, качнув головой в его сторону и вперив в него внимательный, с хитрым прищуром взгляд. – Чё ты разнылся– то ни с того ни с сего, как баба? Уж не из-за того ли, что твоя Ксюшенька не изволила появиться сегодня?

Никита при этих словах нахмурился ещё сильнее, метнул на приятеля быстрый косой взор и после короткой паузы глухо процедил сквозь зубы:

– Она такая же моя, как и твоя.

– Да ну! – воскликнул Егор, с нескрываемым, довольно бесцеремонным любопытством вглядываясь в лицо напарника. – Вот ты как заговорил! Какая, однако, быстрая перемена… А ведь ещё позавчера, когда мы с хоккея возвращались, ты, если мне память не изменяет, совсем другое пел по этому поводу. И настроение у тебя было получше, и видок не такой кислый, как сейчас. Тогда ты просто сиял, как начищенный самовар. А теперь… Что ж такое случилось с тех пор, что ты вдруг так резко переменился? Ты б, может, объяснил… или намекнул хотя бы.

– Да я устал просто! – сказал Никита, через силу улыбнувшись и в то же время сделав своё лицо ещё более замкнутым и непроницаемым. – Просто устал. Я ж не железный, в конце концов. Весь день на ногах, то туда надо было, то сюда. Всюду нужно поспеть… А вечером ещё эта дурацкая пьяная вечеринка.

Егор хмыкнул.

– А ты как хотел – чтоб гулянка трезвая была, безалкогольная! Если вечеринка не пьяная, так это и не вечеринка вовсе, а утренник в детском саду. Кто ж пойдёт на такой убогий сэйшн?

Никита ничего не ответил, лишь тихо вздохнул и отвернулся, после чего приятели некоторое время следовали в молчании.

Вскоре они свернули с тротуара в сторону, оставив залитую белыми огнями, окончательно обезлюдевшую к тому времени улицу позади. Теперь их путь лежал через обширное, объятое тишиной и мраком пустынное пространство, раскинувшееся между длинной вереницей девяти– и пятиэтажных домов и пролегавшей невдалеке центральной городской магистралью – улицей Минской. Друзья шли по прямой, как стрела, асфальтированной дорожке, пересекавшей это огромное поле из конца в конец.

Там и сям в окружающей тьме густыми чёрными пятнами выделялись небольшие группы деревьев и заросли кустарника. В окнах соседних домов ещё теплились кое-где одинокие огоньки, а в отдалении сквозь купы деревьев и в просветах между ними бледно мерцали крошечные светящиеся точки – отблески дорожных фонарей, бесконечными тонкими цепочками вытянувшиеся вдоль близлежащих улиц.

– Да-а, дурака мы, конечно, сваляли, – нарушил молчание Никита, устремив неподвижный, задумчивый взгляд в пустую тёмную даль.

– Ты о чём? – спросил Егор, машинально поднося руку ко рту, чтобы прикрыть зевок.

– Да всё о том же: зря мы проторчали там так долго. Опоздали на автобус. И сейчас вот топаем на своих двоих по этой глухомани, которой конца-краю не видно… А ведь если б умнее были и свалили оттуда вовремя, то давно б уже храпели в своих постелях.

– А-а, – Егор, уже не загораживая рот, а, напротив, широко, будто напоказ, распахнув его, протяжно и звучно зевнул. – Ты только что говорил это. Смени пластинку.

– И вообще, – продолжал Никита, не обратив внимания на замечание спутника, – не стоило мне идти в гости к этому… – Он невольно запнулся, словно не желая произносить имя какого-то, по-видимому, не слишком приятного ему человека.

Егор отрицательно, с явным неодобрением покачал головой.

– Ну, это ты зря! Влад, какой бы он там ни был, всё-таки как никак наш дружбан. Знаем друг друга с детства, ещё совсем недавно в одном классе учились… И у него сегодня днюха! Восемнадцать годков. Совершеннолетие. Такое раз в жизни бывает… Он, само собой разумеется, пригласил и меня, и тебя и, ты сам понимаешь, страшно обиделся бы, если б мы, его лучшие друзья, не пришли поздравить его и выпить за его здоровье. Это, согласись, была бы форменная неуважуха с нашей стороны, просто плевок в душу. Так что, хочешь не хочешь, нравится не нравится, а надо было идти.

Никита, слушавший товарища с едва заметной презрительно-горькой усмешкой, отвернулся и пробормотал:

– Да уж – лучшие друзья! В гробу я видел такую дружбу.

Затем чуть погромче добавил:

– И что-то не припомню я, чтоб он приглашал меня. Тебя – может быть, а меня – нет! И если б ты не поволок меня к нему едва ли не силой, я б и не подумал идти туда. Больно надо.

Никак не прореагировав на эти желчные, дышавшие плохо скрытой злостью замечания, Егор вновь заговорил, на этот раз с лёгким сожалением в голосе:

– И, по-моему, напрасно мы ушли так рано. Пожалуй, стоило бы остаться подольше и оттянуться как следует. Гулянка ведь была в самом разгаре, когда мы ушились. Все отдыхали и резвились от всей души, никто, кроме нас, и не думал уходить… Впрочем, и я не думал, – оговорился он, с укором взглянув на понурого, явно расстроенного чем-то приятеля. – Это ты вдруг совершенно неожиданно, в середине вечеринки, засобирался до дому до хаты. Ну и я сдуру потянулся за тобой, о чём сейчас очень жалею.

– А я, между прочим, не просил тебя идти со мной, – не поворачивая головы, ворчливо проговорил Никита. – Пожалуйста, оставался б там и гулял вместе со всеми хоть до утра!.. Кстати, вернуться ещё не поздно: мы отошли не так уж далеко. А я уж как-нибудь доковыляю до дому один.

– Егор бросил взгляд через плечо и на несколько секунд умолк, будто и в самом деле раздумывал, не повернуть ли назад. Затем тряхнул головой и широко улыбнулся.

– Ну нет, не таковский я человек, чтоб бросить друга среди ночи в такой глуши. Я на такое не способен. Я гораздо лучше, чем ты обо мне думаешь… Да и, что ты там ни говори, поздно уже поворачивать оглобли: далековато мы отошли от исходного пункта. Так что теперь у нас только одна дорога – домой!

Никита ничего не сказал и опять погрузился в свои мысли, в результате чего разговор снова прервался. В молчании, не глядя друг на друга, словно чужие, приятели миновали оставшуюся часть пустынного, объятого густой тьмой поля и вскоре достигли широкой, озарённой яркими огнями, но такой же безлюдной в это позднее время Минской улицы, на всём протяжении которой и в её окрестностях, насколько хватал глаз, не было видно ни людей, ни машин. Вся округа была как будто охвачена глубоким, непробудным сном и казалась точно вымершей.

Вновь оказавшись на свету и опять увидев мрачное, насупленное лицо и хмурый, безучастный взгляд товарища, обращённый словно внутрь себя, Егор слегка, краем губ, усмехнулся и с деланным, ироническим сочувствием произнёс:

– Ох, не нравишься ты мне сегодня, братан! Совсем не нравишься… После ухода оттуда (он сделал ударение на последнем слове) ты просто сам не свой. Как в воду опущенный. Как будто не на весёлой гулянке побывал, а на похоронах. Прям больно смотреть на тебя…

– А ты не смотри! – огрызнулся Никита, метнув на него быстрый, не слишком приязненный взгляд. – Я не картина, чтоб всем нравиться.

– Да приходится! – возразил Егор, по-прежнему не очень искусно пытаясь изображать участие и дружескую заботу. – Приходится поневоле. Мы ж кореша как никак, не чужие люди. И мне далеко не всё равно, что там такое с тобой происходит.

Лицо Никиты скривилось в улыбке, больше похожей на гримасу.

– Благодарю за чуткость! Как приятно всё-таки иметь настоящего друга. Хоть одного…

– Не только приятно, но иногда и полезно, – серьёзно и даже немного наставительно заметил Егор. – Друг может помочь в трудную минуту, поддержать, ободрить, денег одолжить. Ну, или, на худой конец, дать хороший совет.

Никита повернулся к приятелю и на мгновение задержал на нём внимательный взгляд.

– И что ж ты мне посоветуешь?

Егор ответил ему изумлённо-насмешливым взором.

– Что ж я могу тебе посоветовать, когда я понятия не имею, что с тобой стряслось! Ты ж молчишь, как партизан, ни слова не говоришь по делу, держишь всё в себе. Только намёки какие-то… А я не мастер разгадывать загадки. Так что никакого совета дать тебе, к сожалению, пока не могу.