Свои грабли бьют не больно

Свои грабли бьют не больно
Михаил Георгиевич Серегин

уДачный детектив
В один прекрасный день в подмосковном дачном кооперативе объявился незнакомец. Он решительно направился к участку, на котором в каторжном экстазе трудилась милая семейная пара – Саша и Маша. Предложение незнакомца было шокирующим: семь тысяч долларов только за то, чтобы немного пожить на этой даче в полном одиночестве и покое. Но как можно допустить подозрительного чужака до родных шести соток? Да ни за какие деньги! Так незнакомцу и ответили. С этой минуты весь дачный кооператив погрузился в пучину весьма забавных потрясений…

Михаил Серегин

Свои грабли бьют не больно

Глава 1

Маша. Сама садик я садила

Все человечество делится на две категории: одни любят копаться в земле, а другие этого терпеть не могут. Но по иронии судьбы эти две противоположности иногда сходятся, и тогда начинается их единство и борьба, что в просторечии называется семейной жизнью. Наши с мужем противоположности по большей части, хотя и не всегда, сглаживают свои противоречия с помощью компромиссов и юмора, и поэтому мы до сих пор женаты, порой даже счастливо. Это, наверное, еще и потому, что у нас разные профессии: я режиссер-постановщик массовых мероприятий, но работа эта сезонная, и я основала небольшую фирму по организации досуга (мы проводим корпоративные вечеринки, чтобы они на скатывались в банальную пьянку, и устраиваем по заказу розыгрыши), а мой муж Саша – эколог-эксперт. Это обстоятельство начисто исключает споры на профессиональные темы, правда, разговор и он, и я поддержать можем – нахватались вершков за время совместной жизни.

Основным же камнем преткновения является доставшаяся мне от родителей дача, а точнее, методы ее использования. Как только заканчивается один дачный сезон, я тут же принимаюсь мечтать о следующем. Начиная с февраля я любовно выращиваю на подоконниках рассаду в торфяных горшочках и яичной скорлупе – это мое последнее увлечение, радуюсь первым зеленым росткам-петелькам и читаю специализированную литературу. Когда родители отдавали нам дачу, то в придачу к ней я получила подшивку журнала «Приусадебное хозяйство» за много-много лет, а я сама с тех пор начала выписывать журнал «Сад и огород». Правда, пыталась еще регулярно получать «Садовую жизнь», но эта затея чуть не вышла мне боком, потому что там кроме полезных советов по органическому земледелию и выращиванию экологически чистых овощей даются рекомендации по устройству на даче альпийских горок, прудов и всего такого прочего, да еще и с красочными фотографиями. А мой муж Александр твердо убежден, что дача – это не добровольные каторжные работы и существует она для отдыха, то есть земля должна быть засеяна канадской травкой, на которой будет стоять легкая пластиковая или плетеная мебель, а несколько фруктовых деревьев допускаются исключительно для тени и оживления пейзажа, вот он и вцепился в эти журналы, как черт в грешную душу. Не хочется даже вспоминать, сколько сил, нервов и здоровья я положила, пока доказала ему, что все эти красивости на наших шести сотках будут смотреться просто нелепо, и отстояла свое право на грядки. Так что главные баталии на эту тему у нас уже давно отгремели и легкое обострение наступает только в том случае, если он нечаянно наступит на грядки или ненароком влезет в цветы, что недавно и произошло. Он же в порыве раскаяния жарил шашлыки, священнодействовал над мангалом и даже по-шамански приплясывал, что-то напевая, наверное «Колдуй, баба! Колдуй, дед!».

– Маруся! – позвал он меня. – Ты еще долго будешь своим садизьмом заниматься?

– Что? – возмущенно откликнулась я. – И над кем же я издеваюсь? Кого мучаю? Рассаду, которую в грунт высаживаю, или себя?

– Тогда бы это был уже мазохизм! – хмыкнул Сашка. – Я же говорил даже не о садизме, а о садизьме! – возразил он. – Да ты в само это слово вслушайся! Садить! Рассада! Садизьм! Это же однокоренные слова!

– Лингвист-эколог – это уже что-то новенькое, – ехидно сказала я.

– Кончай горбатиться! – примирительно сказал он. – Шашлыки уже готовы! Так что мой руки и пошли есть!

– Мне еще совсем немного осталось, – попыталась отказаться я, но он и слушать меня не стал:

– Если я сниму шампуры с углей, то мясо остынет и будет уже не таким вкусным, а если оставлю, оно пересохнет и превратится в подошву. Тебя что больше устраивает?

– Уже иду! – недовольно ответила и встала с низенькой скамеечки.

Сняв перчатки, я вымыла руки и, осторожно пройдя по узкой, выложенной кирпичом дорожке – чтобы для грядок больше места оставалось, – села за стол. Политое кетчупом и посыпанное зеленью мясо источало дивный аромат, и я сглотнула слюнки. Осторожно стащив зубами кусок, я в восторге закрыла глаза и даже тихонько заурчала.

– Вкусно? – спросил, улыбаясь, муж.

– Нет слов! По шашлыкам ты мастер экстра-класса! – признала я, но тут же, не удержавшись, добавила: – Если бы ты так же мастерски научился отличать сорняки от болгарских перцев, то цены бы тебе не было.

– Нашла, что вспомнить! – буркнул он. – Сколько лет прошло, а ты все никак тот случай забыть не можешь!

– Ох, чую я, что не зря ты тогда эдаким бульдозером по грядке прошелся! Специально сделал, чтобы я больше тебе никогда ничего подобного не поручала, – вздохнула я.

– Маруся! Я человек к сельхозработам неприспособленный, и мою точку зрения на это ты знаешь, – в очередной раз ответил он. – Дача должна быть мини-раем на земле, местом отдохновения от трудов праведных вдали от цивилизации. Как славно посидеть вечерком в кресле-качалке с бокальчиком хорошего вина, любуясь звездным небом! А рядом – любимая женщина, друзья! И разговор идет такой ленивый, ни о чем! Красота!

– Между прочим, я тоже не против посидеть вечерком и на природу полюбоваться, – заметила я.

– Ага! – ехидно хмыкнул он. – Да ты к вечеру после своих грядок такая уставшая, что тебе только принять душ и рухнуть!

– Ничего подобного! – запротестовала я. – Не так уж я и устаю! А вот родителям, когда они этот участок взяли, намного хуже было – тут же все обломками кирпича было, как ковром, покрыто. Знаешь, сколько машин этого мусора им пришлось вывезти и сколько машин плодородной земли разбросать, чтобы здесь наконец-то хоть что-то стало расти?

– Я давно знаю, что это у тебя наследственное, – покивал он. – Только их хоть как-то понять можно – в то время этим приходилось заниматься, но ты-то? Ну, скажи мне, зачем нам эта головная боль, если зимой помидоры, огурцы и все прочее можно в супермаркете купить?

– С пестицидами, нитратами и нитритами? – не менее ехидно спросила я. – Эх ты! Эколог!

– Ну, тогда на рынке, – ответил он. – Там люди свое продают! Не будут же они добавлять всю эту гадость в то, что сами едят?

– И как же я не заметила, что мы стали Ротшильдами? – преувеличенно удивленно воскликнула я. – Или ты получил наследство, и теперь мы все сможем там покупать? – Александр на это только вздохнул, а я добавила: – А главное, что я все это люблю! Нравится мне в земле возиться!

– Эдаким манером ты скоро в Куркуля превратишься! – буркнул он.

Куркулем мы с мужем за глаза звали нашего соседа слева, подполковника в отставке Виктора Петровича Афонина, вечно одетого в камуфляжную форму и десантную тельняшку. Поговаривали, что его здорово контузило во время службы, но внешне это особо не проявлялось, только вот вид у него был довольно угрюмый и неприветливый. Но хозяин!!! Мне до него еще расти и расти! Ни один квадратный сантиметр земли не пропадает зря! И ведь все по науке: и парники, и рассада у него какая-то невиданная, и семена он откуда-то выписывает! А уж работает он не абы как, а исключительно по лунному календарю садовода! Ну как тут не позавидовать, пусть и белой завистью? Только он еще и кур держит, и это, по-моему, уже перебор, потому что нас каждое утро ни свет ни заря будит крик его петуха, и до того пронзительный, что и покойника поднимет. Но главное, что нас с Сашей раздражает в этом соседстве, так это собака Куркуля Тереза. И как ему в голову пришло дать ей такую кличку? Ладно бы пил, тогда это хоть как-то объяснить можно было бы, так ведь нет! Не иначе как он эту кличку в порыве романтических чувств придумал или воспоминания о молодости одолели и решил отомстить некогда отвергнувшей его девушке таким «зверским» способом. Сначала это был милый пушистый комочек с толстыми лапками и большой лобастой головой, но он как-то очень быстро вырос и превратился благодаря своему сволочному характеру и злобности из Терезы в настоящую Заразу, как мы ее потихоньку от Куркуля и звали. Эта дрянь постоянно оглашала окрестности своим оглушительным лаем зачастую просто от нечего делать, потому что никаких видимых врагов поблизости видно не было.

– Главное, чтоб не в соседа справа! – поежившись, ответила я.

– Не получится, пол не тот! – заметил Александр.

Наш сосед справа, Сергей Сергеевич Богданов, был личностью до того мерзкой, что мы единодушно прозвали его Жлобом, да он таким и был: наглый, вульгарный и, очевидно, туповатый, но вот житейской хватки в нем было хоть отбавляй, и он владел гостиницей для домашних животных – очень прибыльное дело по нашим временам. Купил он эту зимнюю дачу, стоявшую на краю кооператива, относительно недавно, но умудрился тут же прирезать к своим шести соткам еще где-то двадцать пять, отхватив их от прилегавшего, давно заброшенного колхозного поля. Очень скоро в доме появилась какая-то провинциальная девица с неуемными претензиями, скандальным характером и жутко визгливым голосом, которую мы окрестили Фифой, хотя на самом деле ее звали Ларисой. Едва заселившись, она тут же начала громогласно требовать от Жлоба, чтобы он развелся с женой и женился на ней, так что, как мы поняли, купил он эту дачу втайне от жены, потому что его благоверная ни разу здесь не была, да и он сам хоть и появлялся здесь очень часто, но в отличие от своей любовницы постоянно не жил, да и ночевал редко. Приезжая, он никогда и ни с кем не здоровался, то ли из принципа, то ли считал нас всех настолько ниже себя, что мы не стоили его внимания, и проходил в дом, даже отвернув лицо, на котором неизменно красовались темные, почти черные очки, как будто он был слепым.

Словно в ответ на эти мои мысли со стороны дома Жлоба раздался визгливый голос Фифы, который просто врезался в уши.

– Ты сколько раз еще будешь мне обещать, что разведешься с женой? Ты что мне обещал, когда в Москву зазывал? Что у меня здесь райская жизнь будет? Ну и где она? Или ты эту халупу раем считаешь? Сортир во дворе! Душа с горячей водой в доме нет!

– Лора! – немного тише донесся до нас голос Жлоба. – Во-первых, тебе не привыкать задницу во дворе морозить – у тебя и дома было не лучше, а во-вторых, сейчас лето, и ты просто принимаешь очередную воздушную ванну.

– Воздушную ванну я предпочла бы принимать на каком-нибудь дорогом курорте, который ты мне тоже обещал! – взвилась она. – Почему твоя жена может туда ездить, а я нет?

– Потому что она жена… – начал было он, и тут Фифа совсем осатанела:

– А я тебе кто? Одна их тех сучек, которых ты в своей гостинице держишь, чтобы оставленные тебе на время кобели могли порезвиться? Или кошка для сексуально озабоченных котов?

– Ну, зачем же так сразу! – попытался утихомирить ее Жлоб. – Ты моя кошечка! Живешь здесь на всем готовом! Ни в чем отказа не знаешь! Никаких тебе хлопот! Никаких тебе забот!

– Вот и повези свою кошечку на курорт! – капризно потребовала она.

Их голоса понемногу стихли, и мы с мужем переглянулись.

– Не повезет! – убежденно сказал Саша.

– Жлоб – он и есть Жлоб! – согласилась с ним я.

Муж начал убирать со стола, а я собралась вернуться к прерванному занятию – высаживанию рассады, когда около нашего участка послышался звук остановившейся машины. Мы с Сашей недоуменно переглянулись – никого не ждали. Вдруг открылась калитка, и во двор вошел молодой высокий светловолосый мужчина, одетый дорого и со вкусом. Он оглядел нас с мужем, оценивающе окинул взглядом участок и, наконец, сказал с сильным прибалтийским акцентом:

– Здравствуйте! Можно войти?

«Чего спрашивать, если уже вошел?» – недовольно подумала я, а Саша спросил:

– Вы, наверное, к Богданову? Так вы ошиблись, его дача рядом, – и кивнул вправо.