– Какая разница – деньги и деньги. Что-то лучше, чем ничего, – отрезал я.
Передохнув, я посчитал, что за сегодняшний тринадцатичасовой рабочий день я заработал триста пятнадцать долларов, что было рекордом дневного заработка с момента моего приезда в Америку.
Высадив Мишу у метро, я поехал к дому Ала на грузовике.
Ал был бледен, и выглядел раздавленным, когда я его встретил.
– Привет. Как сегодня работы? – спросил он тихим слабым голосом.
– Привет. Все хорошо сегодня. Без каких-либо проблем. А у тебя что случилось?
– Случилось… Пошел я сегодня на собеседование… Спрашивает меня мужик этот, как мол именно тебя пытали в России… Я в ступоре… Никто меня никогда не пытал, говорю… Мужик такой дает мне документы… прошение об убежище… Твоя подпись? Ну да, моя подпись. Забирает, говорит все, будет расследование теперь о фальсификации данных…
– Что? Какое расследование? Чего?
– Да я не знаю… Ну получается, что я наврал в заявлении на предоставление убежища шесть лет назад.
– Так а зачем ты наврал?
– Да я ничего не писал! – возмутился Ал. – Я приехал. Мне посоветовали русскоязычного адвоката податься на политическое убежище. Я заплатил семь тысяч. Она подготовила документы. Я подписал… А она там отсебятину написала какую-то, что меня кто-то пытал… И мне ничего не сказала… Бред…
– И что теперь?
– Не занаю я… И вот тоже… Я начал выяснять сейчас, что у того адвоката, что мне прошение готовила, и лицензии адвокатской нет никакой… Она вообще не адвокат… Сейчас только открылось… И засудить я её не могу никак за фальсификацию, поскольку она мой юридический представитель. Нельзя её засудить… По закону. Бред.
– Так а кто тебе её вообще посоветовал-то?
– Ну кто… друзья… Говорили, что она им делала виды на жительство всем… Проверенный адвокат, поэтому так дорого… Сделаешь дешевле, будут проблемы… Я поверил… Вот один раз поверил кому-то в это стране, сейчас вся жизнь на смарку… Приехал наивный и сразу угодил в капкан… Шесть лет ждал вида на жительство… Дождался…
– Да уж. Так а что с компанией? Будешь дальше работать?
– Надо успокоиться для начала. Потом разузнать, какие последствия этого расследования… Могли вообще наверное арестовать и депортировать уже сегодня… Черт его знает… Адвоката надо нанимать какого-то опять… Ну завтра две работы. Работайте пока… Потом в в воскресенье одна. Дальше я не знаю, пока не планируй. Не ясно пока ничего… Надо думать, что делать с этим всем бредом теперь.
– Понятно. Чем-то тебе помочь?
– Да чем тут мне помочь. Сам дурак вляпался, буду теперь разгребать это дерьмо. Думал расширять компанию, а сейчас все деньги уйдут на адвоката.
– Ладно тогда. Пойду я. До завтра.
– Давай, – буркнул Ал вдогонку.
Пятница.
Утром, забрав грузовик у дома Ала и подобрав Мишу у метро, мы отправились на нисколько не примечательный первый заказ, который мы закончили всего за три часа, ничуть не устав и получив при этом сорок долларов чаевых.
В контракте второго заказа я заметил пометку, что у клиентов есть шкаф, который по их мнению не влезет в лифт по месту разгрузки, и который нам придется нести по лестнице на шестрой этаж. Это сулило отличный дополнительный заработок.
Заказчики оказались пожилой и очень волнительной белой парой, убежденной в том, что небольшой чайный сервант имел право именоваться шкафом, который, более того, никак не уместится в лифт.
Без труда и проволочки погрузив все вещи в грузовик мы отправились на точку разгрузки – в обветшалое многоэтажное здание. После того, как управляющий зданием – крупная рыхлая черная женщина средних лет – показала нам огромный грузовой лифт я понял, что придется вычеркнуть из контракта пункт о дополнительной плате за шкаф, чего мне делать совершенно не хотелось, учитывая то, что прибыльная работа с Алом в скором времени может остаться в прошлом.
– Давай занесем шкаф на второй этаж по лестнице, а оттуда вызовем лифт, – предложил я Мише.
– Да. Конечно!
Поступив согласно нашему коварному плану, мы были крайне удивлены, обраружив за открывшимися дверями лифта домоуправляющего, которая, вероятно, ехала с первого этажа к заселяющимся квартирантам.
– О… Мы несли шкаф и решили, что он все же может войти в лифт, – сразу проинформировал я неожиданного свидетеля нашей махинации. – Вот, решили попробовать.
– Конечно он войдет в лифт. Какие тут могут быть сомнения! – уверенно сказала домоупраляющий и вышла из лифта, дабы мы смогли воочию убедится в справедливости её слов.
Мы предсказуемо и без труда внесли шкаф в лифт и поставили его сразу у двери, перегородив вход, чтобы продолжить свой подъем без новоявленого попутчика.
Внеся шкаф в квартиру, я сразу сообщил заказчикам отличную новость о том, что шкаф вошел в лифт и им не придется платить дополнительно, чему они искренне обрадовались.
Когда мы выходили из квартиры, мы столклнулись с той, кого оставили на втором этаже. Она несла жильцам черезвычайно важное, но уже утратившее свою актуальность сообщение о потенциальной бесчестности грузчиков.
Покончив с разгрузкой, я взял у заказчиков оплату, без учета шкафа. Пожилой мужчина сунул мне и Мише чаевые каждому отдельно, которые мы сразу убрали в карман и, с небольшим налетом вины, быстро откланялись.
Когда я сел в кабину, Миша достал свои чаевые.
– Не может быть! Сотня. А тебе сколько дали?
Я достал свои чаевые и также обнаружил сто долларов двумя мятыми старыми пятидесятидолларовыми купюрами.
– Да уж… необычно, – смутился я.
– Да как они могут быть такими наивными?! – возмутился Миша. – Ведь мы их обмануть хотели, а они нам по сто долларов на чай.... Как же можно так?! Что они вообще ничего не понимают?!
– Роботы… – оскалился я.
– Что?
– Ничего, это я так, о своем.
Выезжая из Округа Колумбия, мы остановились у светофора перед въездом на шестнадцатую улицу, под которым в тени деревьев на стуле удобно расположился бородатый белый мужчина средних лет в сильно поношенной одежде. Водительское окно одной из машин перед нами опустилось. Оттуда появилась рука с десятью долларами. Бородатый мужчина живо подбежал и забрал щедрое подояние.
– А за что они ему платят-то? – наивно спросил Миша. – Тут какой-то платный проезд?
– Они платят, чтобы не ощущать чувство вины за свое благополучие. – ответил я. – Это какая-то Американская традиция, которую нам не понять. Это как бомжей дорогой ресторанной едой кормить, которую сам ешь.
– Что? Так он что, бездомный?
– Или безработный, или творческая личность, или активист, или просто тот, кто сегодня первый занял этот стул у светофора.
– Так а чего он тут сидит? Работы полно. Он вроде ходит. Значит и работать сможет.
– Не хочет и не работает. Это Американская свобода. – насмешливо закончил я разговор. – Нам этого не понять. Мы тут пока не люди.