Пока не поздно

– Чё ты шипишь-то? Не боюся я ихнего карцера! Раскулачат опять, а я снова встану! А они не могут! Ни хрена не могут! Просрали всё… эх, обидно… ить…

Харламов быстро трезвел от таких речей, испуганно хватал огурец, пучок укропа и галопом пускался по Лесной к опушке, где было всегдашнее место сбора у лежащей плашмя здоровенной катушки от кабеля, на которой постоянно организовывали «круглый стол» местные любители выпивки на свежем воздухе.

Круглый стол

Катушка от кабеля здесь, на опушке, лежала давно – даже опята облюбовали себе один её бок и каждую осень радовали сторожа детского сада – самого близкого к катушке человека. Одна её плоскость уже вросла в землю и была покрыта многолетним перегноем листвы, а вторая сделалась незаменимым столом для всех окружающих. Доски, из которых был сбит этот стол, от времени сильно посерели, выгнулись и стали неглубокими желобками, так что поставить бутылку можно было только посредине, на ржавую ступицу оси. Постеленные скатертью газеты надо было прижимать осколками кирпича, чтобы не загибали края или не улетали вовсе от любого ветерка, а уж после таких приготовлений на шрифт и портреты ложилась нехитрая снедь, принесённая из дома, чаще всего свеженькая, с огорода, своего или попавшегося по пути.

Наверняка в мире были и есть более важные и известные круглые столы, но можно смело поручиться, что более откровенного, открытого и душевного отыскать не удастся, разве что в соседнем посёлке или деревне, где, возможно, и нет такой катушки от кабеля, но всегда найдётся полянка с пеньком на опушке, старый, сбитый для «козла» стол во дворе брошенного дома, заколоченного невесть когда, или ржавый квадратный бок бака, непонятно зачем сваренного из толстенного стального листа и притараненного наверняка трактором на тросе пьяным мастером, спутавшим адрес.

Неважно. Здесь было хорошо. Уютно. И тепло в любую погоду от разговоров и традиционного однотипного горючего.

– Вот ты человек учёный, профессор, и я тебе совершенно доверяю, поскольку у тебя горизонт ширее и глубже… – Харламов замер с полуоткрытым ртом, будто ждал возражения, а на самом деле потеряв мысль. – Ну, ладно… давай… – он разрешающе махнул рукой и, не дожидаясь остальных, поднёс стакан к губам. Но тут неожиданно потерянная мысль вернулась: – А, вот! – он снова поставил стакан, осторожно, чтобы не опрокинулся на выгнутой доске. – Вот ты мне, дорогой товарищ, скажи, как можно человеку доверять? – и он торжественно и предостерегающе поднял вверх указательный палец. Все молчали.

– Ну? – прервал молчание Иван Иваныч.

– Какому? – продолжил Паша. – Какому?

– Вообще! – отрезал Харламов.

– Вообще, вообще, – обиделся Иван Иваныч, – а ты Ильичу напиши, спроси.

– Какому? – серьёзно поинтересовался Харламов.

– А всё равно – хоть тому, что в Мавзолее лежит, хоть тому, что его по праздникам топчет! Правды-то не скажут…

– Ну ты даёшь! – возмутился Паша. – Уже на мертвяков перешёл!

– А ты чё не отвечаешь, академик? – вдруг обозлился Харламов.

– Эй, Володь, знаешь чего? Давай без оскорблений! – обрезал его Иван Иваныч.

– Оскорблений? – возмутился Харламов. – Я ж чего – его жидом назвал, что ли, я со всем уважением – товарищ академик…

– Пошёл ты! – Михал Иваныч отвернулся и сплюнул. – А по сути: он прав! – повернулся он снова лицом к столу и взялся за стакан. – Страну нам доверять нельзя… Давайте, мои дорогие, выпьем! Это так замечательно, что мы снова вместе…

– Невидаль, – хихикнул Харламов, – поставь бутылку – и мы тут как тут! Правда?..

– Ты, Харламыч, мужик хороший, только оченно занозистый, как доска вот эта нестроганная на катушке, – задумчиво произнёс Иван Иваныч.

– И такой жа серый… – хихикнул Паша.

– Ладно, ладно, грамотные, – беззлобно откликнулся Харламов.

– А выпить – это святое, затем и собрались, чтобы отвести душу! – продолжил прерванную фразу Иван Иваныч.

Все выпили и замолчали, прислушиваясь, как тепло медленно спускается вниз к животу, а потом разливается по всему организму…

– А вообще-то Харламов прав, – сказал профессор и поджал губы, будто для того, чтобы больше ничего не произнести и не проговориться… – Прав… вот вы не обижайтесь, но приведу конкретные примеры. Начну с себя. Сказал в институте, что уехал на семинар, а сам? Но ведь невозможно – так жизнь устроили, что подумать некогда, мыслишка одна мелькнула, а тут так хорошо… и что – вру…

– Ну и прально! – одобрил Харламов. – А то такого государственного человека не берегут и думать ему никак не дают…

– Да ладно тебе, Харламыч… Теперь Паша – ему разве столовку доверять можно? А без этого он не проживёт… что он на семьдесят рублей зарплаты сделает?

– Зарплаты! – захохотал Харламов. – Да это подачка… а там бабка есть одна… так я прикармливаю её, а то помрёт навовсе! Точно!..

– Почему? – напрягся Иван Иваныч.

– А у ей пенсия знаешь сколько?.. Не догадаешься! Не тужься! 17 рублёв тридцать две копейки!..

– Так не бывает! – уверенно возразил профессор.

– Ага… не бывает… а я сам ведомость видел… точно… а она одна… всех – кого в войну поубивало, а кто после умер – никого на свете… Жуть какая-то, – огорчился Харламов… – а мы, вишь, бутылок не считаем… нет, я б, конечно, такой закон издал…

– Ой, – смущённо возразил Паша, – сам же мне сказал, что весь день халтурил вчера и баллон ацетилена спалил…

– А я что? Я совершенно согласен! У нас вся жизнь так устроена, что верить никому нельзя! Никому! Этот орденами бренчит так, что вся Россия спать не может…

– Ну… Вот каемся, каемся! – Иван Иваныч вдруг выпрямился, убрав локти со стола. – А как война – соберёмся и вдарим!

– Во-во! Как ты был прапор, так и помрёшь им! Мало мы навоевались? И где твои братья лежат? Сам не знаешь… им и креста поставить некому… а фашист всех своих сосчитал, небось, даже тех, что тут, в Сибири, загнулись… Аника…

– Так мы далеко уйдём, – возразил Михал Иваныч.

– Далеко, если не остановят… – будто подумал Паша.

– Надо работать… терпеть и работать… – возразил бывший старшина.

– Вот. Я тебя и спросил про горизонт… это я не зря, как думаешь?

– Думаю, – согласился профессор. – Да толку мало…

– Значит, не о том думаешь, – как бы только для самого себя произнёс Паша, и все замолчали. – Может, там видать чего, а то так всё опостылело, что… и водка не берёт…