– Ну, если подавился, так дайте ему попить чего-нибудь, а то задохнется сейчас.
Дежурный взял стакан с недопитым чаем и протянул Михайлову:
– Пей.
– Благ… граж… нач… – Михайлов не мог выговорить слова из-за судорожного кашля, но чай схватил и жадно выпил. Сразу же стало намного легче.
– Зайдите в кабинет, – произнес начальник и, повернувшись к дежурному, добавил, – и еще чаю нам принесите.
– Слушаюсь…
Михайлов прошел в кабинет и испуганно огляделся. На стенах висели портреты вождей, а стол был покрыт зеленой скатертью.
– Ну, что же вы стоите? Присаживайтесь…
– Благодарю, гражданин начальник.
– Курите?
– Нет, гражданин начальник.
– А я вот курю. Все бросить не могу никак. Столько раз пытался, а все равно, как понервничаешь, так сразу за папиросу и тянешься. Да вы пейте чай-то, а то остынет. И печенье берите, стесняться не нужно.
– Благодарю, гражданин начальник.
– Я посмотрел ваше личное дело, и никак у меня в голове не укладывается. Вы на заводе работали простым грузчиком, и вдруг – японский шпион и диверсант. Как так могло получиться-то? Ну, я понимаю, там директора завода завербовать или главного инженера, а простого-то грузчика зачем? Какой с него толк?
– Да здесь половина зоны или японские, или американские шпионы. Ну, иногда троцкисты еще попадаются, гражданин начальник. Если бы я не признался, что шпионю на Японию, то мне вышку бы впаяли по полной программе. Так что у меня выбор был небольшой: или шпион – и четвертак, или несознанка – и вышка. Я выбрал япошек.
– Ну, понятно… Так, ладно, я вот по какому поводу хотел с вами переговорить. Мне тут по секрету сказали, что вы у нас настоящий мастер по клинкам…
– Нет, гражданин начальник. Это обманывают вас. Я никогда ножи не делал и не умею даже.
– Да я не про это. Сказали, что вы заточить можете любой клинок. Правда это?
– Ну, любой не любой, но могу, если необходимый инструмент будет.
– У меня еще с гражданской войны остался немецкий трофейный нож. Он для меня очень важен. Мне его подарил на память мой командир, который погиб. Понимаете, я очень дорожу этим подарком, и хотелось бы привести его в надлежащий вид.
– Неплохо было бы взглянуть на этот нож, гражданин начальник.
– Сейчас покажу, – начальник открыл ящик стола и вытащил немецкий кинжал.
– Золинген, – сразу же определил Михайлов, еще даже не взяв в руки нож. – Хороший трофей, редкий…
– Да, правильно. А вы, я вижу, действительно, знаток. Что ж, это радует. Так как, возьметесь привести его в порядок?
– Отчего ж не взяться-то? Только время нужно для этого. Металл хрупкий, требует нежного обращения. Немчура не умеет хорошо закаливать сталь, поэтому с ним повозиться придется, но через два дня будет как новенький.
– Ну, вот и отлично. Все, что нужно для работы, вам будет предоставлено. У меня убедительная просьба к вам: будьте повнимательнее к этому ножу.
– Все сделаю в лучшем виде, гражданин начальник. А сейчас можно я еще одну печеньку возьму?
– Да, конечно. Забирайте с собой все. Ну, значит, через два дня я жду вас со своим ножом.
Михайлов засунул за пазуху несколько конфет с печеньем и осторожно положил нож. Этот нож сейчас стоил намного дороже, чем его жизнь. Он прекрасно понимал, что если сделает все как нужно, то перед ним откроются просторы невиданной доселе свободы и благополучия внутри лагеря.
Вечером, после отбоя, он осторожно достал клинок и тщательно его осмотрел. На лезвии были небольшие царапины и ржавчина, но это все легко можно было убрать обычным шлифованием, и Михайлов принялся за работу. В бараке все уже давно привыкли, что он работает по ночам, и ему никто не мешал, так как все знали, что он выполняет заказы больших, по меркам лагеря, людей. В первую ночь он убрал с ножа все царапины и выбоинки, а вторая ночь ушла на заточку и полировку клинка. Уже под утро он оглядел свою работу и остался доволен. Зеркальное лезвие и отшлифованная рукоятка – все по высшему разряду. Неожиданно за спиной раздался хриплый голос:
– Ну-ка, дай взглянуть. Чей это такой красавец?
– Хозяина.
– Так ты что, падла, на красноперых начал шестерить уже и по ночам?
Сильный удар сломал Михайлову нос, и он потерял сознание. Когда пришел в себя, то первым делом стал искать вокруг себя нож, но ножа не было. Блатной, судя по всему, забрал его себе. Михайлов вдруг понял всю тяжесть ситуации, в которую попал. Он надеялся, что с помощью этого ножа ему будет намного легче жить в лагере, но получалось, что он сам вырыл себе яму и сам же себя в нее и закопал своими руками. Нужно было что-то срочно предпринимать. Лучше было поссориться с блатными, чем с руководством лагеря. Михайлов уверенно пошел на половину уголовников. Там уже не спали: заваривали чай, неторопливо вели беседы.
– Чего надо? – голос блатного не предвещал ничего хорошего.
– Нож верните. Это хозяина. Если я его не отдам сегодня, то всем будет плохо.
– Ты нас пугать вздумал, что ли, морда политическая?
– А может, ты нас хочешь сдать мусорам?
– Вали отсюда, пока жив. Еще раз появишься здесь, я тебе лично все кишки выпущу.
Михайлов понял, что именно сейчас закончилась его счастливая жизнь. Все, что будет теперь после сегодняшнего утра, – это сплошной нескончаемый кошмар, который он, вряд ли, сможет вытерпеть.
После утреннего построения бригадир сообщил ему, что его ждет хозяин у себя в кабинете. Михайлов, сколько мог, оттягивал свой визит к начальству, но идти все же пришлось. На улице стояли тридцатиградусные морозы, но он не чувствовал холода. Ему было жарко и душно. Он снял шапку и растер голову снегом. Стало немного легче. Ноги еле передвигались, а здание начальства неумолимо приближалось к нему. Как медленно он ни шел, а пришел все равно. Он встал у двери все еще не в силах постучать и стоял так с поднятой рукой больше минуты. Проходящий мимо офицер удивленно остановился рядом с ним:
– Вас вызывали?
– Да, гражданин начальник.
– Ну, так заходите, чего же вы стоите-то?
– Да, гражданин начальник.
Михайлов осторожно постучал и вошел в дверь. Начальник оторвал взгляд от каких-то бумаг и вновь погрузился в свои графики:
– Ну, как там у нас дела?
– Все хорошо, гражданин начальник.
– Сделали?
– Да, гражданин начальник.