Домар удивился:
– Просит всего один?
Через несколько вдохов я услышал шорохи за спиной.
Старикашка Сирк поинтересовался:
– А почему ты ещё стоишь?
Я скосил взгляд. Зотар.
– Я не из этой семьи. Но меня всегда учили уважать старость. Старший, прошу о милости для этой семьи.
Смех старикашки Сирка задребезжал над двором:
– Хм-м. Поднял руки в приветствии идущих. Претендуешь на что-то большее, чем работа в слугах?
– Я привык сражаться, а не лечить. Неужели семья Саул не найдёт места для слуги с оружием, господин?
– Наглый, но в меру. Хорошо, Домар. Этих в левое крыло к остальным долговым. А ты, как тебя?
– Зотар, господин.
– А ты, Зотар, иди за мной.
Через мгновение мне в спину прилетел удар:
– Вставай!
Нас развернули от беседки назад, к воротам, от них направо, на узкие дорожки, обогнув сад по краю. Привели к узким воротам в стене. Внутри левое крыло лишь на первый взгляд выглядело под стать остальной части огромного поместья. Но уже через несколько вдохов стало видна бедность зелени, скудность отделки дорожек и зданий. Вернее здания. Одного, во внутреннем дворе которого мы оказались. Чем дальше шли, тем беднее всё становилось.
Широкие дорожки из тёсаного камня сменились неровными булыжниками, беседки исчезли, густая зелень давно забыла о подрезке. В глубине крыла, куда нас привели, остались лишь узкие каменные тропинки, всё остальное место занимала утоптанная красноватая земля. Зелень исчезла совершенно. Стены давно просили о ремонте и свежей краске. Стражник махнул рукой и двинулся обратно.
Я повторил его жест:
– Идите. Наверное, мы и комнаты должны искать сами. Если стражники и должны были что-то нам рассказать, то явно позабыли.
Мама кивнула. Мимо проковылял с палкой дядя Варо, прошли дядя Ди и Рат, несущие на руках спящих стариков, Лейла, Мара, Ралио. Мама коснулась на миг моей макушки мимолётной лаской. Я смахнул с террасы пыль и мусор, уселся, бездумно оглядывая двор. Не знаю, сколько я так просидел, меня привёл в себя женский крик. Я рванулся Шагом, позабыв об Указах. В глазах снова потемнело, ноги подкосились, и я грохнулся на дощатый пол.
Зарычав, через мгновение вскочил, уже не пользуясь техниками, оказался у дверей. Рванул на себя шершавые створки, врываясь в широкий коридор с проходами на обе стороны. Вдали, слева из-за одной из дверей вылетел дядя Ди, врезался головой в стену. До него я добрался за два вдоха. Коротко оглядел. Жив, но потерял сознание. Вскинул руку, отправляя в него Шесть Лепестков. Через мгновение уже стоял в дверях.
Из моих здесь только мама, Лейла и Мара. Зато чужих четверо. Какие-то серые мятые балахоны с короткими рукавами, коричневые штаны. Один совсем рядом, в центре комнаты. Двое загнали в угол сестёр, один навис над лежащей в углу мамой. От её руки сверкнуло Лезвие, тут же осыпавшееся пылью. Воин. Остальные трое Закалки, знающие как сжать кулак. Даже сейчас для меня они не более, чем лужи с прозрачной водой. Только и могут, что швырнуть дядю Ди. Тот, кто это сделал, ощерился:
– Щенок, пошёл отсюда.
Меня редко так оскорбляли, последний раз на болотах. Цориут. Он плохо умер. Жаль, что я не могу убить этих. Не в первый же день? Кто знает, что здесь положено одному слуге за убийство другого? Особенно новому и бесполезному за старого. Хотя, глядя на их грязные одежды и рожи, сомневаюсь, будто они ценны.
Я запретил себе техники, меч, копьё. Даже Шаги. Мне остались лишь тело, кулаки и ноги. Да, Виликор, всё это бесполезно для настоящего Воина. Но я сейчас непонятно что.
Рядом с первым я оказался в четыре шага. И сломал ему ногу. Когда он заорал, ухватил за руку, которой тот искал опору, чуть напрягся. Сначала хрустнуло плечо, затем пальцы. Новый крик я вбил ему в глотку.
– Ты чего творишь?
Я поднял глаза. Говорил тот, что принял на Покров мамино Лезвие.
– Он ударил моего дядю. Ты тронул мать. Как думаешь, что я сотворю с тобой?
– Ополоумел? Мы шутковали, а ты… Парни, проучите его.
Двое в углу переглянулись, шагнули ко мне, расходясь в стороны.
– Леград!
В комнату ввалился Рат. Я буркнул:
– Не влазь.
Прыгнул к левому, пропустил кулак над собой, ударил в средоточие. Точь-в-точь как бил Бравур: выставив из кулака сустав одного пальца и вбивая его поглубже в мягкое тело. По затылку сначала мазнуло ветром, затем кулаком. Опасности не было. Опора не позволила меня свалить. Сначала я влепил по зубам тому, что согнулся передо мной, пытаясь сделать вдох. Затем обернулся.
Слуга отшатнулся, но я оказался быстрее. Схватил его за горло, сжал покрепче, вминая пальцы в податливую плоть. Спросил:
– Страшно?
Вместо ответа слуга ударил меня кулаком раз-другой, попытался пнуть в пах. Но лишь отбил ногу о Покров. Я переспросил, видя, как он багровеет:
– Страшно? Только что ты был полон сил, а теперь полностью беспомощен. Тебе ведь было приятно запугивать моих сестёр?
Воин, что до этого стоял молча возле мамы, заорал:
– Арнуз! Арнуз!
Вот уж кто точно испугался.
Я приказал:
– Рат. Дверь.
Сжал ещё сильнее. Слуга уже не пытался бить меня, хватал за пальцы, стараясь разжать их, едва хрипя. Глаза на багровом лице безумно вращались. Я шагнул к стене, вбил его тело в стену так, что с балок посыпалась пыль. Перехватил его с шеи за лицо. Вбил в стену ещё раз, оставляя на ней вмятину.
В закрытую дверь ударили, заставив Рата отшатнуться, потребовали:
– Откройте!
Воин заорал, заставив меня отпустить беспамятного слугу и оглянуться:
– Арнуз!
Нечего ему было поворачиваться к маме спиной. На этот раз Лезвие на Покров он принять не успел. Оно распороло бедро, хлынула кровь.