Агент ливийского полковника

– Натан Паттерсон.

– У меня был знакомый с такой фамилией, только звали его по-другому. Сейчас ему чуть за пятьдесят и он живет в Уэмбли. Он не ваш родственник?

– Не исключено. В нашем роду все мужчины отличались отменным вкусом.

Руби улыбнулась кончиками губ и потушила сигарету в пепельнице.

– Мне придется заново ответить на вопросы, которыми меня засыпали здесь до вас?

– Боюсь, что так.

Паттерсон не стал знакомиться с протоколом допроса свидетельницы – ему было важно самому составить представление об этой женщине: какой она человек, какие у нее представления о жизни. И прежде чем она начнет описывать художнику-криминалисту внешность подозреваемого, с деталями словесного портрета ознакомится он, агент «Сикрет сервис».

– Расскажите все, что знаете об этом деле, своими словами. Необязательно в хронологическом порядке – все со временем станет на свои места. Может быть, хотите кофе?

– Я бы выпила виски.

– Ну, глоток делу не повредит.

Виски (отличный шотландский виски с характерным дымным ароматом) нашелся в металлическом шкафу начальника участка. Он лично принес стакан, наполнил его на четверть, бросив два недовольных взгляда: на Руби Уоллес и агента «Сикрет сервис».

– Значит, дело было так, – начала Руби. – Сидели мы с подругой в ресторане.

– Одну секунду. Как звали вашу подругу?

– Ну как же – Мари. Мари Блант, которая... стала жертвой сегодняшнего теракта, – подобрала Руби определение.

– Хорошо. Продолжайте.

– Так вот, нам с Мари хотелось оттянуться, как никогда. Я рассчитывала снять парня лет двадцати пяти. Мари буркнула, что ей сгодился бы и постарше. И она первой увидела его. Ей повезло. Ну в том плане, что сидела лицом к нему она, а не я. Хотя, наверное, повезло все-таки мне: иначе с вами сейчас беседовала бы Мари. Она обменялась с этим мужчиной знаками и дала знать мне, что я третий лишний. Я не обиделась. Со мной такое и раньше случалось. Я встала, обернулась. Этот мужик мне сразу понравился: тридцать пять, араб, довольно высокий, плечистый, с сильными руками...

– Такие подробности, – сделал ей комплимент Паттерсон.

– Я такие детали на лету схватываю, – ответила Руби. – Я могла пересесть за другой столик, но настроение мое покатилось, как слеза по щеке. Когда я вышла из ресторана, Мари уже сидела в компании этого арабского скакуна. Она позвонила мне на следующее утро и начала трепаться – не про то, как она провела ночь, а как собиралась провести день. Ее новый знакомый пригласил нас на пикник.

– Простите. Вы сказали «нас». Я правильно понял, Руби: этот мужчина пригласил и вас тоже?

– Ну да. – Она пожала плечами. – Может быть, я не знаю, он таким образом решил компенсировать нанесенный мне накануне урон.

– Продолжайте, – улыбнулся Паттерсон. – Вы согласились?

– Я согласилась. Мы договорились встретиться на Паддингтонском вокзале. Я опоздала. Буквально на три или четыре минуты. Бежала за поездом и кляла машиниста на чем свет стоит. А спустя час, когда я вернулась домой и увидела по телевизору новости, я послала ему тысячу благодарностей. Хотя нет, это случилось позже, когда я тщетно пыталась связаться с Мари по телефону. В новостях показали список погибших, и я поняла, что была на волосок от смерти. Я откликнулась на призыв полиции, как передали в новостях – признательной за любую информацию о теракте, точно не помню. В этом участке мне сказали, что предположительно взрывное устройство находилось рядом с Мари, возможно, в ее сумке. Что это значит?

– Это значит, что мужчина, которого вы видели в ресторане, пригласил и вашу подругу, и вас на пикник, чтобы, во-первых, использовать одну из вас в качестве живой бомбы, во-вторых, избавиться от вас как от свидетеля. Со вторым у него ничего не вышло, но вряд ли это его сильно расстроило. Он мог убрать вас, проследив за вами от перрона до вашего дома.

– Значит, его не было в поезде?

– Я представляю этот фрагмент так. Он посадил Мари в поезд, а сам остался, сославшись на какое-то срочное дело, договорился встретиться с ней в Кентербери через полчаса или час. Поезда в этом направлении отправляются по выходным через каждые двадцать минут, и Мари по этому поводу не обеспокоилась. Не уверен, что взрывное устройство находилось в сумке Мари. Скорее – в сумке самого террориста; Мари и в голову не пришло заглянуть в нее. Возможно, адская машинка находилась под продуктами, вином, салфетками... что еще берут на пикник?

– Скатерть, зонтик, – машинально ответила Руби. – Выходит, он видел меня...

Паттерсон отчетливо представил себе Ахмеда Джемаля – высокого, широкоплечего, сильного (сейчас он дожидался шефа в его машине). Он провожает глазами скоростной поезд и усмехается над опоздавшей к отправлению Руби Уоллес.

– Выходит, что так. – Паттерсон жестом руки подозвал начальника участка. – Я хотел спросить о вашем художнике-криминалисте.

– Он один из лучших, – последовал ответ.

– Пусть ваш не обижается, но на майке нашего художника вышит шелком номер 1.

Глава 6

«Вас будут охранять...»

Руби вернулась домой поздно вечером. К подъезду ее довезли на служебной машине британской разведки, и она ощутила на себе соблазнительное бремя важной персоны – пусть даже в качестве пресловутой свидетельницы номер один, о которых сложена уйма романов. «Вас будут охранять», – сказал ей напоследок Паттерсон, и Руби, вглядевшись в его потемневшие глаза, поняла: этот человек смертельно устал. Всем, даже разведчикам со стальными нервами, требовался отдых.

Дома она первым делом приняла горячую ванну. Прихватив с собой свежее белье и полотенце, успела дойти до середины комнаты – и вдруг ее внимание привлек шум с улицы. Руби подошла к окну и увидела картину под названием «Утечка информации». Столько репортеров (с видеокамерами, фотоаппаратами, диктофонами, блокнотами и микрофонами) можно легко представить возле дома Натали Портман, завоевавшей уважение британцев тем, что побрила голову и научилась говорить с британским акцентом для роли в фильме «V – значит вендетта». Но сегодня к закату клонился ее, Руби Уоллес, день. Неяркий, пробившийся сквозь дым взорванного поезда луч славы коснулся ее. И она не смогла сдержать усмешки, глядя на репортерскую толпу сверху вниз: «Я знаменита». Она не знала, на день или два, но это больше срока, выпавшего на долю халифа...

Руби долго, слишком долго приводила себя в порядок. Когда покончила с вечерним макияжем – как будто действительно вознамерилась дать интервью, – двор неожиданно опустел. Только пара полицейских осталась у подъезда. Руби представила себе странную картину: пока она приводила себя в порядок, к подъезду подкатил автобус, люди в штатском затолкали репортерскую братию внутрь и вывезли за город. Без них спокойнее, мужественно решила Руби. И поправилась: привычнее.

Бросив взгляд на часы, она включила телевизор: ровно девять, время очередного блока новостей. В первую очередь напряженный диктор назвал имя гостя в студии: Натан Паттерсон, официальный представитель МИ-6...

Случай из ряда вон, потому что единственный сотрудник службы, официально объявленный публично, – являлся ее директором, подотчетным лишь министру иностранных дел. Так что Натану Паттерсону, поневоле ставшему вторым публичным лицом службы, представилась возможность выступить с официальным заявлением.

За студийным модерновым столом, на фоне картинки с искореженным вагоном скоростного поезда Натан Паттерсон, одетый с иголочки (темно-синий костюм, голубая рубашка, однотонный галстук), выглядел как голливудская звезда. Поглощенная разглядыванием внешнего вида человека, с которым она провела в беседе около трех часов, Руби пропустила его начальные слова; встрепенулась она при упоминании Паттерсоном знакомого имени: Рахман.

– К этому часу мы располагаем сведениями об организаторе теракта на железнодорожной линии Лондон – Дувр. Это офицер ливийской спецслужбы Салех ар-Рахман. Ответственный за связи с террористическими организациями за рубежом, ар-Рахман тем не менее для совершения теракта использовал постороннее лицо – Мари Блант. Не исключено, что в дальнейшем Салех ар-Рахман применит другую тактику: удары по мирному населению Соединенного Королевства совершат боевики террористических группировок. Как сообщил нам ливийский полковник абд-Аллах, ар-Рахман планирует целую серию терактов. Эксперты нашей службы установили состав взрывного устройства – это вид пластита, произведенного в Чехии. Взрывное устройство на его основе стало печально известным по делу Локерби. Взрыв на борту «Боинга-747-121», выполняющего рейс Лондон – Нью-Йорк, напомню, прогремел с помощью взрывчатки семтекс. Для справки: в состав семтекса входит пентрит – одно из самых мощных бризантных взрывчатых веществ – и гексоген. Семтекс изобрел в конце 1950-х чешский химик Станислав Бребера и назвал свое адское изобретение в честь пригорода Семтин города Пардубице, где производилась взрывчатка с середины 60-х годов. Во времена холодной войны тысяча тонн чешского пластита попала во Вьетнам и Ливию, он успешно использовался против американских войск во время вьетнамской войны. В Ливии чешская пластиковая взрывчатка попала в руки террористических группировок. Нас всех очень тревожит, что история с чешским пластитом повторяется. Он из «старой» партии, поскольку, как утверждают наши эксперты, не помечен летучими веществами, как требуют того от производителя международные стандарты. То есть газовые анализаторы в аэропортах, к примеру, окажутся перед семтексом бессильны. Мы вышли на след Салеха ар-Рахмана так быстро и оперативно благодаря главному свидетелю. Я бы не стал называть его имя, но, к моему большому сожалению, мы столкнулись с фактом утечки информации: имя свидетеля уже прозвучало в семичасовых новостях. Трой Морган Смит, возглавивший чрезвычайный комитет, поручил мне обнародовать фоторобот ливийского террориста. Несмотря ни на что, призываю граждан не поддаваться панике. Если вы и раньше видели этого человека, если вы узнаете его на улице, в транспорте, в офисе, в любом другом месте, немедленно сообщите об этом в ближайший полицейский участок или позвоните по телефону, который вы сейчас видите на своих экранах.

Руби Уоллес в деталях припомнила, как вместе с художником она корпела над словесным портретом ар-Рахмана. И надо сказать, у них получилось здорово. Сходство идеальное. Руби не могла предположить, что обладает уникальной способностью восстановить мельчайшие детали человека, которого она видела, можно сказать, мельком. Хотя нет. В ресторане, когда ар-Рахман пялился на Мари, она прожгла его своим сенсорным взглядом, заряженным изрядной порцией ревности: он уйдет с ее подругой, а Руби останется одна.

Сначала она ответила на несколько коротких вопросов художника: лицо овальное, правильной формы, глаза темные выразительные, подбородок мужественный, уши прижаты к голове; широкая залысина – скорее достоинство этого красивого человека, нежели недостаток. Заслуга художника в том, посчитала Руби, что он сумел разговорить ее в нужном ему направлении, таким образом, что она по ходу вспоминала все новые детали (взять хотя бы резко очерченные, азиатские, как сказала она, скулы ар-Рахмана). Задавая вопросы и выслушивая ответы, художник делал на плотном листе бумаги наброски (Руби заметила, что он часто пользовался ластиком, убирая с рисунка ненужные штрихи). Когда он дал ей посмотреть набросок, Руби сходства с оригиналом не увидела. Точнее, как потом она выразилась, она смотрела на Рахмана как будто через матовое стекло. Это сравнение пришло к ней не вдруг. Пару лет тому назад ей пришлось столкнуться с ненормальным, которого в районе Лондонской гавани окрестили Подсматривателем. Тот псих выбирал женский туалет, забирался туда и подсматривал за писающей дамой либо из соседней кабинки, в которой и прятался, либо через приоткрытое окно, но уже снаружи помещения. Тогда Руби зашла в туалет, большинство кабинок в котором было сломано – без дверей. Напротив – прямо над раковиной – узкое окно с матовым стеклом. У нее волосы дыбом встали, когда свет с улицы заслонила чья-то тень, а потом уже свет лампы изнутри осветил чье-то лицо. Руби закричала так сильно, что задрожало это самое стекло, а изображение Подсматривателя словно осыпалось вниз...

Художник, уточняя детали, продолжил работу. Сам он не курил, но Руби разрешил выкурить сигарету, спросив: «Сделаем перерыв?» – «Если вы устали». – «Тогда продолжим». В общей сложности работа художника заняла чуть больше часа, и Мастер (Руби потом отметит это вслух) показал ей свою работу. Руби открыла рот. Подавила в себе желание обернуться и посмотреть, не стоит ли ар-Рахман у нее за спиной. У нее сложилось стойкое ощущение, что художник писал с натуры или рисовал, она не знала, как правильно. Сходство оригинала с рисунком поразительное. Именно этого человека она видела в ресторане. И – вдруг вспомнила одну существенную деталь, о которой не решилась сказать художнику или тому же Натану Паттерсону – время ушло. Дело в том, что она, оставив ресторан и проходя мимо, заглянула в окно как раз в тот момент, когда Рахман, улыбаясь Мари, подсаживался к ней. И здесь она сделала существенную поправку: Рахман не понаслышке знал о светской жизни. Его манеры, его выражение лица несли несмываемый отпечаток, с которым даму ангажируют, а не снимают.

Руби, насколько она помнила, за всю жизнь не сделала ни одного комплимента мужчине. А вот перед художником, адрес которого запоминался легко (Воксхолл-кросс, 85), не устояла:

– Мастер, вы тоже вчера ужинали в ресторане?

Благодаря ее зрительной памяти и способности к репродукции как таковой, благодаря мастерству художника миллионы британцев увидят лицо ливийского террориста.

Вот оно. На экране телевизора.

Руби поперхнулась дымом своего любимого и ужасно дорогого «Ротманса» в широкой синей пачке. Она не могла унять кашель. И спас ее от приступа приличный глоток виски. Утерев брызнувшие из глаз слезы, она, ничего не понимая, уставилась на экран телевизора. Фоторобот, словесный портрет, продукция идентификации личности, хоть как назови, – но по телевизору показали совсем другого человека. Не того, которого в мельчайших деталях изобразил Мастер.

Руби кинулась к столу, вытряхнула на него содержимое сумочки: ключи, капли от насморка, авторучка, плеер с наушниками, визитка с контактным телефоном самого Натана Паттерсона. Его сейчас показывают в прямом эфире, он прощается с аудиторией, которая в течение четверти часа замерла у его ног. Интересно, ответит он на звонок?.. Руби жаждала исправить чью-то нелепую ошибку. Кто допустил такой промах? Мастер передал Паттерсону свою более раннюю работу? Боже, как это художественно прозвучало!

– Ну давай бери трубку, Пат!

Один длинный гудок, другой, пятый, десятый... Руби положила трубку телефона. Выждала полминуты, представляя Паттерсона, с которого студийные работники снимают гарнитуру, провожают из студии. Звонок он, конечно, отключил, а вот режим «вибро» – вряд ли. Достанет он его или нет? А может, оставил телефон в машине?